— Все вопросы потом.

Ухмыльнувшись, Тимур сделал пару шагов назад, опустившись на лежанку, уселся по-турецки. Диана тут же кинулась к нему за спину, встала на колени, вцепилась руками в плечи. Она вся дрожала, к её щеке приклеился листок.

Блеф сработал. Ни Курц, ни Себастиан так и не решились напасть друг на друга. Правда, времени, чтобы успокоиться, им потребовалось немало. Каждый из них пытался провоцировать другого, но как можно более невинно- дергал плечом, двигал корпусом, делал небольшой шажок. Они что-то мычали, воинственно зыркали друг на друга, потрясали мечами. Но к чему-то серьёзному так и не перешли.

Первым уступил Себастиан. Он чуть опустил меч, поднял брови.

Курц кивнул, сказал:

— Если подойдешь к ребёнку- убью.

— Если подойдешь ко мне со спины- убью, — пообещал Себастиан.

Кивнув в знак заключения соглашения, они разошлись. Курц вернулся на лежанку, с кряхтением уселся на самом её краешке, вытянул ноги, положил рядом с собой меч. Себастиан расположился за выгоревшим костром. Сел на корточки у дерева, прислонился спиной к стволу, воткнул перед собой своё оружие.

Тимур повернулся, подмигнул Диане. Затем хлопнул себя по коленям, произнёс:

— Отлично, теперь можно и поговорить. У меня к вам накопилось немало вопросов, и я хотел бы задать их все. Только для начала, Себастиан…

— А?

— Ты можешь пообещать мне, что не причинишь Диане вреда?

— Но мне приказал Эзе…

— И что? — прервал его Тимур. — Я видел, как ты просто-таки сгорал от желания исполнить этот приказ.

— Моя воля и желания не имеют значения, — мрачно буркнул Себастиан. — Я должен подчиняться. Я- надзиратель. Пусть и бывший…

— Бывших надзирателей не бывает, — тут же влез Курц. — Они все до самой смерти сдвинуты на служении Эзекилю.

— Помолчи, а? — попросил его Тимур. — Твоя очередь высказаться ещё придёт.

— Ладно, помолчу. Просто я должен был предупредить, что верить словам и обещаниям этого бородатого нельзя. Он их обязательно нарушит. Он же…

— Курц!

— Да всё в порядке. Прошу, продолжайте.

— Спасибо, Курц, — саркастически протянул Тимур. Сделал серьёзное лицо, вернулся к теме: — Так что, Себастиан? Ты выполняешь свой приказ или нет?

Священник взглянул вверх и страдальчески вопросил:

— Ну почему я? Почему именно мне достался этот талисман? Почему мне достался такой Игрок?! Чем я заслужил такое на старости лет, а?

— Поплачь ещё… — проворчал Курц.

Себастиан поднёс руку к вороту своей рубахи, снял с крючка петлю, которым он застёгивался. Нащупал под одеждой шнурок, вытянул из-под одежды серебряный медальон- точь-в точь как у Бьёрна. Снял его вместе со шнурком. Взглянул на Диану, печально ей улыбнулся. Произнёс:

— А ты подросла, дитё. Жаль, что так и не смог я тебя уберечь. Ох, жаль…

— Чего это ты там бормочешь? — раздражённо спросил Курц. — Кого это ты там уберечь пытался? Ведьму?

— …И кто это меня дёрнул к князю отправиться? Как же я мог-то так, а?

Сглотнув, Курц пораженно вылупился на Себастиана. Сам себе прошептал:

— Значит, священник, который приезжал осматривать Диану, это ты. Быть не может…

Игнорируя все замечания Курца, Себастиан продолжил:

— Каюсь, проболтался я надзирателю Бьёрну о тайне своей, вмешал я тебя, дитё, в дела наши, погибель ждёт теперь тебя. Но греха больше на себя не возьму я. Обещаю, что не трону я тебя, Диана.

Себастиан посмотрел на свой медальон. С грустью, словно прощался навсегда… И с ним, и с собой… Затем он на пальце раскрутил свою вещицу и, махнув рукой себе за плечо, метнул её в реку. Медальон по дуге пролетел метров десять и со всплеском погрузился в воду у другого берега.

— Сильный ход, — прокомментировал это действие Курц. — Только я тебе всё равно не поверю.

Как и ранее, Курц не удостоился даже презрительного взгляда. Как будто его и вовсе не существовало.

— А что это значит? — спросил Тимур.

Себастиан открыл рот, но его опередил Курц:

— Это значит, что он отказался служить своему господину.

— Зачем же так, Себастиан? — растерянно произнёс Тимур. — Я ведь тебя только Диану просил не трогать. Я б задал пару вопросов, а потом ты мог бы отправляться обратно к этому Эзекилю и сказать, что так мол и так, но ведьму не нашёл, а Игрок убежал. Где он теперь, я не…

— Наивный ты человек, землянин, — прервал Тимура Себастиан. — Талисман мой всегда верный путь к Игроку укажет, а знак воителя святого обязательно к ведьме приведёт. Да и о лжи моей Эзекиль прознает и накажет. Нету выбора у меня. Либо ведьму убить и тебя к башне приволочь, либо умереть.

— Вот даже как… Круто тут у вас… — пробормотал Тимур.

— Слушай, воитель святой, — с подозрением и какой-то неприязнью начал Курц, — скажи-ка лучше, с чего бы это тебе от жизни своей отказываться? Неужто из-за ведьмы одной бога своего ты предать решил? Прикончил бы её и меня, доложил Эзекилю, и был бы тебе почёт и уважение до конца дней твоих. Тебе-то не впервой, наверное, людей невинных резать…

Себастиан помедлил- думал, достоин ли Курц ответа или нет. Затем всё же сказал:

— Видать, спятил я на старости лет-то, раз господина ослушался. Но лучше буду всю жизнь прятаться и сам погибну, чем снова дитё погублю. Теперь-то я точно это знаю.

Ответ был жуткий. Очень легко добродушный и внешне простецкий Себастиан признался в страшном деянии. И на лице его не отразилась ничего. Ни сожаления, ни раскаяния, которые этот человек хранил глубоко внутри себя. Он был очень силён, этот священник. Силён и телом, и духом.

Тимур кивнул. Произнёс:

— Хорошо, Себастиан. Спасибо.

— Не за что его благодарить-то, — сварливо заявил Курц. — Пока что он нас только прирезать пытался. Да и толку от надзирателя не будет никакого.

Несомненно, Курц нарывался. Надзиратель был ему противен до глубины души. И вполне очевидно почему. Житель разорённого армией наместника города Уэно носил в своём сердце лютую ненависть ко всем отмеченным знаком святого воителя. Это была ненависть человека, испытавшего страшнейшее потрясение. Он носил её уже много лет и отказываться от неё не собирался. Эта ненависть питала его.

Но нужно было каким-то образом примирить этих двоих хотя бы на время. Каждый из них мог знать то, что не знал другой. Каждый из них мог помочь выпутаться из этой истории с испытанием и каждый из них был нужен.

Дабы осадить Курца, Тимур не придумал ничего лучше, чем спросить:

— А какой толк будет от тебя, Курц? Зачем дракон подослал мне тебя? Зачем он заставил Себастиана выдать Диану надзирателю? — Курц предостерегающе зашипел, но Тимура уже понесло: — Чтобы посмотреть, что я буду делать? Чтобы стравить меня с Эзекилем? А ты, типа, в помощнички мне навязался. Как бы случайно… А что бы ты делал, не решись я помочь Диане. Заставил на казнь смотреть? А, герой? Отвечай.

Сработало- щёки Курца покрылись алой краской стыда, и он мгновенно забыл о своей неприязни к надзирателю.

Но слова Тимура попали не только в Курца. Диана со всей силы впилась пальцами в плечи Тимура. Покраснел и Себастиан. Только от гнева. Он выдернул из земли меч, поднялся. Стальным голосом спросил:

— Так это дракон заставил меня Диану выдать? Ах, тварь мерзкая… так и знал, что нечисто здесь… — священник указал на Курца. — Ты, выродок, зови его. Или же веди меня туда, где он прячется. Тогда не трону.

— Тпру-у-у, Себастиан, притормози, — поспешно попросил его Тимур. — Давай сначала во всём разберёмся.

Но священник остался глух. Он нашёл врага, который сломал его жизнь, и, похоже, всерьёз вознамерился разделаться с ним. В одиночку.

Себастиан медленно и словно бы даже пританцовывая начал подходить к Курцу. Велел:

— Говори, выродок.

К всеобщему удивлению, Курц повел себя благоразумно. Не стал хвататься за меч, подниматься и устраивать потасовку, а сказал:

— Постой, старик. Ответь мне, как долго ты смог бы скрывать ото всех Диану? Так и держал бы её в том посёлке? Среди людей? Когда бы там старушка умерла? Этой зимой, следующей? И что бы ты тогда делал? Взял её к себе? Да что-то непохоже, что ты собирался это сделать… Прогнали бы её тогда из села, и надо было бы ей куда-нибудь идти. Но куда? В лес и там замёрзнуть зимой? Или к людям в другое село? Но там был бы уже другой священник. Рано или поздно в ней узнали бы ведьму и тогда сожгли. А в свой-то дом ты бы брать её не стал. Пару лет назад смолчал, сказал, что обычная она, — вот и вся твоя помощь. А ещё благодетеля тут из себя строишь. Оскорблённую невинность изображаешь…