Изменить стиль страницы

— А я тебе говорю, я здесь самый главный, и это я решаю, во что вкладывать свои деньги. Я хочу, чтобы кедровые колья забора снова стояли на своих местах, по ним надо пустить пять полос проволоки.

Бен негромко выругался, а затем раздался удар ботинка о дверь, так как он вышел вон из офиса. Все члены семьи бросились врассыпную из холла, так как все спешили по важным делам. Адди встретилась с Беном у парадного подъезда как раз в тот момент, когда он собирался выйти из дома. Неожиданно она почувствовала сожаление при виде ссадин на его подбородке и след от синяка под глазом.

Он холодно на нее взглянул.

— На сегодня я сыт по горло Уорнерами. Так что извини…

— У тебя будет синяк под глазом.

Он снял шейный платок и слегка прижал его к кровоточащему уголку рта.

— Леди, это наименьшая из моих проблем.

— Я знаю.

Адди осмелилась улыбнуться и кивнула по направлению к кухне.

— Пойдем со мной. Я приложу тебе что-нибудь холодное.

Когда он последовал за ней в кухню, она взяла чистое полотенце и посмотрела на него через плечо.

— Оставайся здесь. Я приду через минуту.

Пока он ждал на кухне, беспокойно глядя в ту сторону, куда она пошла. Адди спустилась в каменный погреб со льдом, где скоропортящиеся продукты хранились обернутыми в смесь из соломы, льда и опилок. Там было темно и жутко холодно.

У Адди не заняло много времени наполнить полотенце льдом, затем она поспешила вернуться.

Бен взял у нее полотенце и не решался приложить его к лицу.

— Приложи к глазу, — нетерпеливо сказа она и указала ему на ближайший стул. — И присядь, пожалуйста. Я хочу осмотреть твою челюсть, а ты слишком высокий для меня. — Она намочила другой кусочек ткани прямо в раковине. — Как там дела у двух других?

— Не лучше, чем у меня.

Бен со вдохом опустился на стул — раны и ссадины на его теле начали давать о себе знать.

— Они зашли к Куку и заставили его осмотреть свои повреждения. У меня не было на это времени.

Он зарылся лицом в лед, наслаждаясь прохладой.

— Нам повезло, что обошлось без стрельбы. Ой!

Он вздрогнул, когда Адди прижала кусочек ткани со льдом к уголку его разбитой губы.

— Поосторожней с этой штукой!

— Извини. Я знаю, что это болезненно.

— Ты права, черт возьми.

Она улыбалась, глядя в зеленые глаза искусителя, и постаралась быть еще более нежной с больным при оказании первой помощи. Из своей медицинской практики она знала, что мужчины молча, без жалоб переносят боль, но только до того момента, как становятся объектом внимания женщин. Тогда они начинают жаловаться и требуют бережного отношения.

— Выпьешь чего-нибудь.

— Я уже выпил, когда пришел на разговор с Расселом.

— Я…мы…не могли не слышать кое-что из вашего разговора.

Он сардонически усмехнулся.

— Прижав уши к замочной скважине, думаю, что вы не могли не услышать кое-что...

— Когда он успокоится и обдумает все, он может изменить свое решение. Ведь с точки зрения здравого смысла…

Бен фыркнул, услышав такое предположение.

— Ты прекрасно его знаешь. Это проблема не здравого смысла. Задета его гордость. Он не отступит.

— Что же ты собираешься делать?

Он пожал плечами, отведя от нее глаза.

— Вернуть забор на прежнее место.

— Даже если ты не веришь в его эффективность?

— Я объяснил Рассу свою точку зрения. В этом состоит моя работа. Он принял решение. Это его работа. Нравится оно мне или нет, я собираюсь действовать исходя из этого решения. Другой вариант – покинуть ранчо, но я к этому не готов.

— Почему бы и нет? На других ранчо тебя возьмут с руками и ногами.

— Что—то мне подсказывает, что ты мечтаешь о таком развитии событий.

Бен не мог не заметить, как она покраснела и отвела взгляд. Его глаза стали холодными, он настороженно на нее посмотрел и продолжил:

— Почему бы и нет? Потому что я люблю «Санрайз». И я дал слово Рассу, что останусь с ним, пока он будет во мне нуждаться.

— Ты ведь очень ему предан? – спросила Адди. В ее голосе появилось нечто неуловимое, что ему было трудно понять.

— Он один из самых замечательных людей, я когда-либо знал. И один из немногих, кто заслуживает предельной честности. Было бы легче сказать ему то, что он хотел бы услышать. Но я слишком его уважаю, чтобы так поступить.

— Он относится к тебе как к сыну. — Тон, которым она это произнесла, говорил, что ее утверждение нельзя расценивать как комплимент. — А как же твоя собственная семья? Твой отец?

— У меня замечательная семья в Иллинойсе. Уважаемый отец, проработавший в банке последние двадцать пять лет. – Он усмехнулся, у него улучшилось настроение. — Каждый раз, когда мы оказываемся рядом, у него начинаются первые признаки эпилепсии. Мы слишком разные, он и я.

— С гарвардским образованием, если оно действительно у тебя есть, ты бы легко нашел себе работу на востоке. Почему ты решил отправиться в Техас?

— Это единственное место, где я еще не объявлен в розыск… пока не объявлен.

Последнее утверждение, высказанное с полным равнодушием, было так близко к ее догадкам, что Адди замерла. Затем она заметила, как чертики прыгают в его глазах. Ах, он просто насмехается над ней. Она сердито на него взглянула, более не находя удовольствия в попытках быть с ним мягкой и нежной.

— Я никогда не знаю, какие твои слова воспринимать всерьез.

— Бедняжка Адди. Ты здесь, по собственной воле простирающая свое милосердие страждущему, раненому человеку…

— О, прекрати сейчас же, — сказала она, окончательно выведенная из себя его сарказмом.

— Да ты просто ангел милосердия, правда?

Он попытался в порядке эксперимента дотронуться до уголка своего рта, который перестал кровоточить. Она склонилась к нему, чтобы осмотреть ранку.

— Ну не так уж это и серьезно.

— Потому что это не у тебя. — Его рот плутовато сжался в предчувствии реванша. — Может быть мне полагается поцелуй, чтобы облегчить мучения?

Она фыркнула, услышав вопрос, потому что не верила в серьезность его намерений.

— Возможно, ты этого не переживешь.

Медленно он снял лед с лица и положил его на стол. Он решил рискнуть.

— Попробуй и увидишь, — он мягко пригласил ее к действию.

Адди замерла, не веря в происходящее. Ее сердце заколотилось, как будто она танцевала по краю пропасти. Без сомнения, его последний слова можно расценивать как очередную насмешку. Она знала, что не может отвести от него глаз, но она не могла себя преодолеть. Он ведь не серьезно это предложил. Он просто не мог предложить это всерьез. Но… кажется, он был предельно серьезен. Боже, она не может, просто не в силах. Он посмеется надо мной, если я приму это предложение. Но он также посмеется, если не приму. Он скажет, что я испугалась. Он слишком большой эгоист, чтобы допустить, что я просто не хочу его целовать. Но ведь она хочет. Посмотрите-ка на него! Он сидит и ждет, когда она первая сделает шаг в его сторону. Он в прекрасной форме, даже если выглядит грязным и помятым. Ли всегда говорила, что дьявола надо изображать привлекательным до неприличия. Почему он способен так ее искушать? Это в ней говорят темные стороны ее души. Самое плохое в нем тянется к тому, что самое греховное в ней самой. Что же будет?

Бен выглядел расслабленным, но она знала, что он также насторожен, как кошка перед броском. Как бы ей хотелось, чтобы он не был таким хищным. Он бросил ей перчатку, сейчас ее ответный ход. Она заставила себя беззаботно улыбнуться. Быстро наклонившись, она едва ощутимо провела своими губами по его губам. Так быстро, что лишила его возможности ответить.

— Тебе лучше? – спросила она медовым голоском, он насмешливо на нее взглянул, и напряжение почти рассеялось. Но не до конца.

— Едва ли.

— Ну, и чего же ты ожидал?

Сейчас это она бросала ему вызов. Он принял его без колебаний. Стремительно поднявшись, он схватил ее за талию и подтолкнул назад, пока ее попка не уперлась в край стола. Она растерялась и не знала, куда деть свои руки. Ее ладони нашли точку опоры на его предплечьях, твердых, накаченных, которые сжались о ее прикосновения. Она посмотрела ему в глаза, растерянная, возбужденная, сгорающая от любопытства. Один раз ей ничем не повредит. Она позволит этому случиться, и ей все равно, что он потом скажет или подумает. Он наклонился к ней, прижался носом к ее ушку, его горячее дыхание обожгло ей мочку, и она задрожала.