Владимир ЕРАносян

Телевидение умерло, когда явился

СУФЛЁР

Глава 1. Свободное время есть даже у тех, у кого нет свободы.

Я стоял за кафедрой и машинально читал текст лекции для слушателей курсов телевидения. У меня появилось свободное время, и я согласился преподавать за мизерный гонорар в школе-студии «Останкино», сменяя в аудитории признанных мэтров. Чего стесняться, ведь здесь были Владимир Познер и Юрий Николаев, хотя на кафедре кто-то аккуратно выцарапал надпись, что здесь был Вася. И невзирая на то, что легендарного Николаева не сочли нужным поставить в известность об использовании его имени в рекламе курсов, стоимость которых обошлась каждому студенту в 10500 евро, учиться здесь считалось престижным. Причем, заплатив эти деньги, любой студент был уверен на все сто, что попадет в «мастерскую Николаева». Так довольно нагло утверждалось в рекламе. Похоже, наглость была приватизирована именно здесь, на Королева 12[1]…

Студенты внимали с почтением, но без особого интереса, ожидая, когда я оторвусь от бумажек, оживлюсь и буду готов к дискуссии. Больше других этой дискуссии ждал мой постоянный оппонент – веснусчатый очкарик с оттопыренными ушами. Беспокойный пассажир - двойник Гарри Потера… Я был сам виноват, когда сказал студентам о своем неприятии менторского тона лектора и готовности обсуждать те темы, которые им интересны, активно претворяя в жизнь американскую модель обучения. Наконец, «Потер» дождался…

- Спрашивайте, - я окинул всех высокомерным взором и дал отмашку.

- Кризис – это заговор мирового закулисья, или объективный экономический коллапс?

Придется опять корчить из себя биржевого аналитика. Я так и знал, что первым и скорее всего единственным будет сей тревожный очкарик. Кто-то говорил мне, что он «нацбол»[2]. Гибрид из взаимоисключающих идеологий уютно уместился в его мечущейся голове. Это все равно, что скрестить кенгуру и коалу. Кавээнщики утверждают, что детеныш, полученный в результате этой случки, уснет в прыжке, на лету. Парадоксальная смесь интернационализма с нацизмом плодила вот таких дотошных очкариков с путаницей в голове и язвительной усмешкой на устах. Такие перед революцией бросали бомбы в царя, а после революции – в вождей пролетариата. В России всегда найдется неугомонный бомбист…

- А ты как думаешь? – я позволил себе передышку, собираясь с мыслями.

- Думаю, это заговор против России. Медиа-война. «Америкосы» специально устроили у себя рецессию и кризис ипотеки, чтобы сбить цены на нефть и спасти свой доллар. Посеяли панику в мире с помощью СМИ, развалили национальные валюты и теперь в шоколаде.

- Значит, по-твоему, они самые умные? – снова спросил я.

- А Вы думаете, что мы умнее? – как всегда, это был диалог с очкариком. Остальные студенты просто слушали, - Они ведь добились своего – стабфонд тает как снеговик весной. Скоро останется одна морковка, которую нам придется съесть! Не так? И безработица. Если б в России были независимые профсоюзы – люди давно бы вышли на улицы…

- Мне грешным делом кажется, что американцы меньше мечтают о дестабилизации России, чем ты о восстании. Не в одной ли вы упряжке? Неужто все так плохо? Единственное, с чем я могу согласиться, так это с тем, что медиа-война идет с переменным успехом. И с чем я не соглашусь никогда - что мы не научились противодействовать информационным угрозам извне. Просто были семь тучных лет, а теперь настали не самые лучшие времена…

- И это говорит информационный киллер номер один? – вызвал улыбки аудитории въедливый студент. И тут я заметил, что его мало интересует реакция всей аудитории. Он рассчитывал на плебисцит иного рода. Слева, на первой парте сидела довольно сексапильная брюнетка. Я, кажется, видел ее в минувшую пятницу в клубе «Сохо» в компании «мумифицированных» звезд, которые никак не могли понять двух вещей – что они постарели, и что они уже ничего не решают. И что тут странного… Кто не тешит себя иллюзиями – пусть присматривается к погосту…

Да, это она щипала кумира 80-ых за седой загривок, улыбаясь свежестью и упиваясь самой откровенной лестью своих конкуренток, коей является зависть. При всем при этом она успевала строить глазки и мне. Мне, а так же никелевому магнату, бывшему футболисту, брянскому мяснику, кучерявому девелоперу, кредитующему девелопера банкиру, прикрывающему банкира девелопера чиновнику, икорному контрабандисту, известному комику и неизвестному драматургу. Непризнанный гений попал в поле ее зрения только потому, что был похож на влиятельного сенатора и птицевода, активно выступающего против вступления России в ВТО…

- Номер один? Вы мне льстите. К тому же я бывший, - поправил его я.

- А что бы Вы посоветовали действующим? Как обезопаситься? – тренировался брать интервью очкарик.

- Способов тьма. Можно отвлечь – подменить главное событие. Можно исказить – извратить его суть. Можно дискредитировать источники информации противника и героизировать наши. Где-то опровергнуть, где-то умолчать. Или масштабировать нужные детали события. Или стать ньюс-мейкером, сказать первым о том, что еще не стало новостью номер один, но наверняка вызовет общественный резонанс. Есть еще псевдо-опровержение – это когда мы опровергаем то, чего нет, чтобы оно было. Дезинформация, наконец. Поверьте, в России есть специалисты по части организации паники и ее нивелирования.

- То есть народ всегда можно запутать, заболтать, обмануть, склонить общественное мнение на свою сторону. Мы что и впрямь «медиасапиенс», планктон, амебы? Мы – безропотное быдло и нами так легко манипулировать?

- Я так не думаю. Есть одна вещь, которая все перечеркивает.

- Какая? – почти хором спросили студенты.

- Нет ничего тайного, что когда-нибудь не станет явным… Это ахиллесова пята любой медиа-войны. Я не испытываю пиетета перед Геббельсом. Информационный киллер фюрера был успешен только в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Его медиа-война в итоге была с треском проиграна союзникам… Хотя, безусловно, пропагандистская машина, построенная третьим Рейхом, была мощным инструментарием идеологии нацизма. Фюрер был блестящим оратором, и Геббельс виртуозно владел словом. Своим словом они пестовали свой миф и заставили поверить нацию, что этот миф – реальность. Потом миф был развенчан историей, но слово еще будоражит умы. И спустя время рождает новые мифы. Слово есть поступок. Это сказал Лев Николаевич Толстой.

Одно слово, пророненное в телеэфире, может изменить историю. И не всегда оно исходит от медиа-комбинаторов, заносчиво полагающих, что они оседлали общественное мнение и дергают его за ниточки… Есть что-то, что не подвластно манипуляции. Что умнее, могущественнее, влиятельнее медиа-ресурса. Я не знаю, что это - случайность, человеческая совесть, герой-одиночка или Бог, но это есть…

- Снова эта детская сказка про героя-одиночку! – поправил очки неутомимый спорщик, - Будто нет системы, которая контролирует телевидение. Нет чекистов-цензоров. Нет суфлера, чей текст воспроизводит диктор. А может скажете, что это инкубаторское вещание – лишь самоцензура?

- Это хорошо, что Вы не верите в силу одиночки. Значит, детство закончилось, - согласился я, чем вызвал одобрительный смех аудитории. Лучший способ завоевать симпатию слушателей – уместная шутка.

- Значит ли это, что журналист Вашего уровня не может быть неангажированным? – снял очки мой оппонент. При этом парень опустил глаза, достал платок и принялся бережно протирать линзы. Они запотели, а ему так хотелось наблюдать за темноволосой красоткой.

- Может… - после недолгой паузы ответил я. – Но тогда быть ему изгоем. Это трудно, экономически невыгодно, иногда вредно для здоровья. Но это тоже выбор – отказаться от гарантированного успеха, привилегий и популярности ради призрачной славы героя, а может быть просто ради жизни… Ну, на этом все, лекция окончена. До следующей пятницы, друзья. Не забудьте – у вас практическое занятие. Подумайте на досуге над сценарием развлекательного телепроекта хронометражем 24 минуты.