– Насколько чувствительнее они стали? – спросил он, не поднимая головы, поглощенный разглядыванием изменений в ее теле.

– Иногда я еле выношу прикосновение лифчика, – с трудом выдохнула Бэрри.

– И вены стали еще голубее, – удивлялся он. – Они напоминают реки, текущие под покровом белого атласа.

Зейн наклонил голову и поцеловал жену, вступая во владение ее ртом, в тоже время не прекращая настойчиво и осторожно ласкать груди. Бэрри таяла и тихо стонала от наслаждения, а потом приподняла голову, чтобы лучше распробовать его вкус. Губы Зейна оказались такими же жаркими и настойчивыми, как она запомнила. И такими же восхитительными. Он не спешил, поцелуи становились все более глубокими, язык ни на секунду не останавливал исследований глубин ее рта. Слишком чувствительные из-за беременности груди налились почти до болезненного состояния, а лоно наполнилось жаркой влагой.

Зейн уложил ее на подушки и провел руками вдоль тела Бэрри, освобождая от лифчика, а затем и от трусиков. Горячий взгляд не отрывался от распростертого тела.

– Я собираюсь сделать то, что не мог позволить себе раньше, – прошептал он. – Нам не надо быть настороже, бояться шума или строго отслеживать время. Я собираюсь тебя поглотить до последней косточки, моя рыженькая.

Бэрри следовало бы насторожиться, таким жестким и голодным стало выражение его лица. Этот голод, казалось, можно было потрогать руками. Вместо этого она потянулась к нему, в безумном желании почувствовать его тяжесть на своем теле, и вторжение твердой плоти.

Но у Зейна оказались другие планы. Он поймал ее руки и прижал их к кровати, как однажды сделала она. Тогда Бэрри повелевала его телом, а сейчас пришло время ответить тем же, вручая себя в его полное распоряжение.

Больше всего он хотел распоряжаться ее грудью, которая так пленительно изменилась. Очень осторожно, еле прикасаясь, Зейн втянул губами один напрягшийся сосок. Этого хватило, чтобы выжать из нее стон. Покалывающие ощущения оказались невероятно сильными. Язык ударил по шишечке, обошел ее круговым движением и прижал к небу, а потом он начал ее посасывать.

С ее губ сорвался высокий неудержимый крик. Из легких исчез весь воздух, казалось, она не сможет сделать ни одного вздоха. Боже, она даже не могла себе представить, что грудь стала настолько чувствительной, и что он так легко вызовет одновременно боль и необузданное, непереносимое, яростное удовольствие. Бэрри выгнулась, но он контролировал ее движения, удерживая на месте. Рот Зейна переместился на другой сосок, заманил его нежной лаской, а потом неожиданно для нее сжал, снова заставляя кричать.

Зейн не собирался останавливаться. Бэрри кричала, шептала, просила, но он не останавливался. Она услышала свой умоляющий голос:

– Зейн… пожалуйста… Боже, пожалуйста… Не надо больше… Еще… – а затем рыдающий, – Сильнее! – и поняла, что умоляет его не остановиться, а продолжить.

Она извивалась в руках мужа, а он подталкивал ее все выше и выше, сильнее и сильнее – жадный рот пировал на ее груди. Внезапно все ее чувства собрались в огромный пульсирующий шар в районе лона и взорвались наслаждением.

Когда Бэрри смогла снова дышать и думать, ее руки и ноги оказались слабыми и ни к чему не годными. Неподвижно лежа на кровати с закрытыми глазами, она удивлялась, что смогла пережить взрыв.

– Только от того, что я приласкал твои груди? – изумился Зейн и поцеловал низ ее живота. – Черт, следующие семь месяцев обещают быть забавными!

– Зейн… подожди… – прошептала она, протягивая одну руку к его голове. Ей хватило сил только на это единственное движение. – Я не могу… Дай мне передохнуть.

Он сел между ее ногами и положил ее бедра себе на плечи.

– Тебе не придется двигаться, – пообещал Зейн глубоким низким голосом. – Ты будешь просто лежать.

Затем он начал медленно и искусно исследовать ее губами, и тело Бэрри выгнулось дугой. Все началось снова. Зейн показал ей все, что не мог себе позволить сделать раньше.

Он подвел ее еще к одному освобождению перед тем, как расположился между ее бедер и опустился сверху. Бэрри не сдержала стона, когда он наполнил ее одним плавным сильным толчком. Потрясенная размером его плоти и глубиной вторжения, она задрожала. Как она могла забыть? Неприятные ощущения захватили врасплох, и Бэрри вцепилась в него в попытке приспособиться. Зейн успокаивал ее, шепча на ушко жаркие нежные слова, лаская кожу, которая стала настолько чувствительной, что даже шелковые простыни, казалось, оставляют царапины.

Но как же Бэрри этого хотела. Этого! Не только наслаждения, но и чувства единения, глубокого интимного слияния тел. Внутри нее пробудилась жажда, которую даже не начали утолять уже подаренные им оргазмы. Бедра подались вперед. Она хотела его целиком, так глубоко, чтобы возбужденная плоть касалась чрева, в котором произрастало его семя. Зейн пытался сдерживать удары, которые быстро подводили Бэрри еще к одному взрыву. Вцепившись ногтями в широкую спину, она без слов требовала все, что он мог дать.

Зейн задрожал, и с родившимся глубоко в горле стоном дал Бэрри то, что она просила.

Бэрри сразу уснула. На восточном побережье было далеко за полночь, и она обессилила. Присутствие большого мускулистого мужчины в кровати тревожило Бэрри. Хотя его тело грело не хуже печки, она продолжала то и дело беспокойно просыпаться.

Оказалось, что Зейн спал как кот, потому что каждый раз, когда она просыпалась или поворачивалась, он просыпался тоже. Наконец, он уложил ее поверх себя, прижал голову жены к своему плечу и раздвинул ей ноги.

– Может так ты сможешь отдохнуть, – прошептал он, целуя ее волосы. – В Бенгази ты смогла уснуть в такой позиции.

Бэрри помнила это, как помнила долгий день, наполненный близостью. Иногда Зейн оказывался сверху, иногда она, и они вместе дремали. А может быть, спала только она, пока он бодрствовал на страже.

– Я никогда не спала с мужчиной, – сонно пробормотала Бэрри, устраиваясь на нем, как птенец в гнезде. – Не спала и не спала.

– Знаю. Я твой первый мужчина в обоих случаях.

В комнате было темно. Зейн выключил лампу, хотя она не могла припомнить, когда это произошло. Тяжелые гардины успешно противостояли неоновым вспышкам Лас-Вегаса, только несколько тоненьких лучиков пробивались по краям. Это внезапно напомнило Бэрри жуткую комнату к Бенгази, до того, как появился Зейн и вывел ее на волю. Она резко оборвала воспоминания. Теперь они не имеют над ней власти и не пугают. Зейн стал ее мужем, и приятная боль в мышцах подтверждала, что брак вступил в полную силу.

– Расскажи мне о своей семье, – попросила Бэрри и спрятала зевок между его шеей и плечом.

– Сейчас?

– Мы оба бодрствуем, почему бы и нет.

К внутренней стороне ее бедра прижалась отвердевшая плоть.

– Я мог бы предложить другие занятия.

– Я ни от чего не отказываюсь. – Бэрри покрутила бедрами и получила вознаграждение в виде более настойчивого толчка. – Но ты можешь одновременно говорить. Расскажи мне о клане Маккензи.

Бэрри почувствовала легкое пожатие плеч.

– Мой отец наполовину индеец, мама – учительница в школе. Они живут на горе рядом с городком Рат в штате Вайоминг. Отец занимается разведением и обучением лошадей. В этом деле ему нет равных, за исключением моей сестры. Марис творит чудеса с лошадьми.

– Значит, лошади на самом деле ваше семейное дело.

– Угу. Мы все выращиваем лошадей, но только Марис занимается тренировкой профессионально. Джо окончил Военно-воздушную академию и стал летчиком-истребителем, у Майкла – скотоводческое ранчо, Джош служил во флоте, тоже летал на истребителях, а Ченс вместе со мной закончил Военно-морскую академию и получил свои «водные крылья». Мы оба можем управлять различными летательными аппаратами, но только для того, чтобы добраться до нужного места. Пару лет назад Ченс распрощался с разведкой флота.

Тут проснулась ее великолепная память на имена. Бэрри подняла голову, и пока перебирала в памяти знакомые имена, сонливость как рукой сняло. Осталось одно имя, и кусочки мозаики сложились в картинку.