Вы всегда говорили мне о Париже, хотя никогда его не видели, с такой искренней любовью, что мне захотелось показать вам его, точнее — помочь вам вновь обрести Париж, ведь мысленно вы жили в нем долго и, пожалуй, знаете его лучше, чем я. Вы вместе с Квазимодо и Эсмеральдой бродили по старым улицам вокруг Нотр-Дам; вместе с Растиньяком обследовали семейные пансионы, которых теперь уже нет; вместе с ним поднимались к Пер-Лашез и с этого холма бросали вызов распростертому у ваших ног городу; вы сопровождали Дешартра и Терезу Мартен-Беллем в их прогулках вдоль Сены; вы следовали за Жалэ и Жерфаньоном[1] по кровлям Эколь Нормаль. Карко открыл вам Монмартр, Ромен — Бельвиль, Колетт — Пале-Рояль, Сартр — Монпарнас, Вашими гидами были и художники. Вы любите нежную гладкую Сену Лепина так же, как серо-зеленую бурную Сену Марке. Писсарро заставляет вас наслаждаться переливающимися красками парижской толпы; Бернар Ламотт — очарованием пустынных улиц и сверкающим после ливня асфальтом. Итак, вы приходите на это свидание с Парижем подготовленной годами ожидания и надежд. И вы не разочаруетесь.

Вы не разочаруетесь, ведь Париж совершеннее, многограннее, чем вы себе представляете. Я прошу вас провести в нем месяцы, может быть, годы, потому что одна из его прелестей — разнообразие. Климат Парижа умеренный. Весна мягкая. С Сены поднимается голубоватый туман. В воздухе словно блуждают частицы золота. «Вокруг по-детски чистое пространство». Голубое небо с его белыми неподвижными облачками напоминает небеса Будена. Лето не приносит резких изменений. Обычно в июле уезжают в деревню или к морю, но даже если вы останетесь в

Париже, то не пожалеете об этом. Париж в августе великолепен: он становится городом-курортом; жара не обжигает, а ласкает. Вы будете обедать на открытом воздухе в ресторанах Булонского леса, на Елисейских полях, на Монмартре, в парке Монсури или в какой-нибудь деревенской харчевне на берегу Сены и Марны. С наступлением октября вы увидите, что вокруг вас жизнь бьет ключом, и вам будет безразлично, идет ли дождь, снег или сияет солнце. Не знаю почему, но в любое время года Париж не кажется грустным, и серая хмурая зимняя погода так же приятна, как легкая весенняя.

Прекрасные стихи «Приглашение к путешествию» относятся к Парижу только частично. Здесь нравится не роскошь, а несомненно порядок и красота. Есть города с более строгой планировкой, чем Париж, потому что они строились десятилетиями, на голой земле, в то время как Париж рос в течение веков, протягивая, подобно живому существу, свои конечности и щупальца по всем направлениям. История заставляла его много раз отражать натиск врагов, но она же наградила его прекрасными памятниками. Сама жизнь помогла народу-художнику вносить повсюду должный порядок. Нет на свете более красивого архитектурного ансамбля, нежели тот, который находится между Триумфальной аркой и Лувром и между церковью Мадлен и Бурбонским дворцом. Замечательно, что, несмотря на некоторые ошибки барона Османна, эта гармония была достигнута почти без принесения в жертву исторических памятников. Спуститься по Сене от Нотр-Дам к дворцу Шайо — это значит пройти по триумфальной дороге Франции. Придорожные камни остались нетронутыми.

Вы скоро поймете, что Париж для Франции больше чем столица, Париж — мозг этого огромного тела. Это вовсе не значит, что во французских провинциях нет выдающихся людей. В действительности коренные парижане занимают в стране место, соответствующее их числу. Но все великие люди провинции получают признание только в Париже. Репутация действительна только тогда, когда она подтверждена Парижем. Английский писатель может всю жизнь провести вдали от Лондона, американский — вдали от Нью-Йорка. Если же французский писатель не живет в Париже, он должен каждый год погружаться в атмосферу этого города, где идеи, казалось бы, рождаются быстрее, но и гибнут быстрее, если они нежизненны. Кто-то в провинции питается иллюзиями насчет своего никому не известного шедевра; после трехдневного пребывания в Париже он убеждается, что «нежно прижимал к своему сердцу репу». Высочайший приговор Парижа относится не только к французам. Сколько великих иностранцев нашли и у себя на родине прием, достойный их гения, только после того как их признали в Париже! Всем известно, как много «открытий» в области искусства делается в Париже. Молодой американский художник счастлив, если он может работать на Монпарнасе. Хемингуэй, изнемогавший на Среднем Западе, нашел себя в парижской атмосфере. Париж — одна из интеллектуальных столиц мира. Вы, гражданка Парижа, никогда не ступавшая на его землю, знаете это лучше, чем кто-либо.

Кроме Иль-де-Франс я вам покажу еще и другие наши провинции, и вы их полюбите, но отметите, что между двумя путешествиями мы возвращаемся всегда в Париж. Если не принять Париж как центр, то осуществлять поездки по Франции почти невозможно. Поперечные железнодорожные линии обслуживаются плохо. А из Парижа все легко. Раскинувшись в центре шестиугольной паутиной, город мягко спускается по любому из своих радиусов. Вы быстро начнете различать вокзалы Парижа, из которых каждый имеет свое лицо, потому что они ведут в различные миры: вокзал Сен-Лазар, такой родной для нас, когда он связывает нас с Нормандией, с пляжами нашего детства; он одновременно таинствен и живописен, так как видит прибытие и отъезд заатлантических поездов; младший брат вокзала Сен-Лазар, вокзал Монпарнас, соединяющий Париж с Бретанью, находится еще в периоде роста, в районе вокзала — площадка для пригородного строительства; вокзал Аустерлиц в своем нынешнем состоянии не соответствует прекрасным районам Юго-Запада, которые он обслуживает; вокзалы Северный и Восточный, деятельные братья-близнецы, связаны в наших воспоминаниях с войной; и, наконец, Лионский вокзал, взобравшийся на самую высокую точку своих владений, с видными издалека, успокаивающими сердце часами — вокзал счастья, ворота солнца, вокзал спортсменов,

отправляющихся в Швейцарию, вокзал влюбленных, едущих на Лазурный берег и в Италию; но также и крупных фабрикантов шелковых изделий из Лиона и моряков из Тулона. По всем этим рельсам, теряющимся на горизонте, Париж — этот поворотный круг — распределяет пассажиров, устремляющихся сюда со всех пяти континентов.