Просчёт городского панка в том, что он не может быть свободен дальше, чем позволяют ему местные законы, как бы ему не хотелось чувствовать себя вольной пташкой в каменных джунглях. Молодёжные банды — некий выход, но всё это мелко и тщедушно. Ты ещё на свободе потому, что никому не помешал.

Если уголовный кодекс — свод действий, запрещённых гражданину, пухл как Библия двух заветов, то Декларация прав человека и Список свобод гражданина умещается на считанных страницах.

Эдуард Лимонов.

RAF и «Красные Бригады» всему миру показали, что всего два десятка достойных людей могут поиметь весь гипераппарат копов, чиновников, обывателей целой страны и по продуманному теоретиками политического экстремизма «принципу эха» вызывать рождение десятков подобных организаций. Парижская революция 1968-го наглядно показала, как общество, кажущееся мирным и контролируемым, вспыхивает как спичка в несколько дней, так что президент бежит из страны заручаться военной помощью у другого президента на случай гражданской войны. Поэтому современный авангардный хиппи, панк, скин, неформал, альтернативщик, если хочет выжить как вид, должен быть агрессивен, а не пассивен; должен первым нападать и эффективно защищаться, а не ждать удара, не убегать от Системы, мол, обидели его, не прятаться в тёмные уголки. Уходить от неё уже некуда. Система давно захватила всё пространство на планете и теперь захватывает наше неосвоенное сознание. Началась новая эпоха империализма, новых колониальных войн — за наши души. На этой планете в живых должен остаться кто-то один: или мы, или они. Боливар двоих не вынесет. Вот старые переделанные в зануд хиппи — это уже они.

Систему нужно уничтожить даже не до основания, а ниже — выкорчевать и вытравить все её корни в душах людей. Выбор инструментария самый богатейший: начиная от теоретических работ по подрыву социально-нравственных, этических институтов общества, до натурального подрыва самодельных бомб, заложенных под банки, биржи, офисы корпораций. Никакими способами нельзя жертвовать, использовать нужно ВСЁ. Нет разницы между активной практикой и активной теорией. Если это действительно стоящая вещь, то одно непременно вызовет другое.

От листовки до винтовки.

Мао.

Я думаю, в собственных проектах жизнеустройства проблемы нет. У тебя, что нет идей, как вам будет лучше жить??!!? Да ты просто болен, если всё время ждёшь совета со стороны Большого Брата как тебе лучше жить!!

Предвидеть будущее после Революции невозможно, так как вся формация, уклад жизни переходит в НОВОЕ КАЧЕСТВО. А это именно тот период жизни, когда информация и опыт, и даже стили мышления из ПРОШЛОГО КАЧЕСТВА не очень могут пригодится в НОВОМ. Уж какой Ленин мозгляк был, а всё равно не смог предсказать и десятой доли последствий Октябрьской революции. Если почитать всех самых крутых фантастов 19 века и их пророчества на будущее, то можно увидеть, что 20-ый век вышел НИФИГА НЕ ПОХОЖИМ на все эти сказки футурологов-самоучек. Предвидеть можно только количественные изменения знакомого качества, но не качественный скачок. Видит качественный скачок только гений, но именно видит, а не предвидит, потому что он уже в нём. Есть ИДЕЯ, явно ощущаемая нами, так зачем нам планировать события после Революции, сочинять блеф-идеологию, если достоверность прогноза стремится к нулю. Мы просто хотим построить СОВЕРШЕННО ИНУЮ ЦИВИЛИЗАЦУЮ, отличную от этой, которая нас не устраивает, которая для нас — НОЛЬ (или даже отрицательное значение), для которой мы — НОЛЬ (или даже отрицательное значение). Так что мы теряем в своём устремлении? Наши желания, наш инстинкт Красоты, Справедливости и Свободы на ходу подскажут нам верные решения.

Нам есть за что сражаться. У нас есть мечты, почерпнутые из передового искусства, литературы, у нас нет нашего пространства (любое пространство достойно того, кто его отвоюет). И есть тот, кто мешает соединить воедино мечту и пространство. Он рождает в нас ненависть. Ненависть — вполне естественное чувство, направленное на устранение преграды реализации мечты. Всё что мешает любить — достойно быть уничтоженным. Можно было бы разукрасить человеческий мир всеми красками, так как тут наш дом, а вокруг — достаточно нечеловеческие мёртвые пространства. Их довольно легко узреть и понять, что никуда от планеты Землетрясение нам не деться и от существа по имени человек тоже не деться, и нужно творить с ними, ими.

Познать катастрофически непригодные для нас миры довольно просто. Как внешние, так и внутренние. Ты хотел бы быть выброшенным в космический вакуум без скафандра? Нет. От этого нелепого поступка человека может немножко взбурлить и разорвать из-за разницы давления. Я думаю, это неприятно. Так выглядит непригодный внешний мир. Но внутри существуют такие же неприспособленные для жизни пространства. Чтобы попасть в них достаточно дождаться хорошего снегопада и, когда начнёт темнеть, выехать за пределы города, надышаться «фена», встать на большом просторном заснеженном поле и поднять голову вверх. Из темноты на тебя летят белые хлопья, но ты начинаешь представлять, что это не они сыплются на тебя, а ты падаешь сквозь них головой вниз. Уверяю тебя, уже через десять минут созерцания собственного падения сквозь бесконечную темноту с равномерно разбросанными в невесомости крошками снега, особенно если не отвлекает звук проезжающих мимо машин, ты почувствуешь такое состояние абсолютной оторванности от привычного мира, времени, испытаешь потерю ориентации в ощущениях, что станет по-настоящему жутко. Внутри всё сожмётся в ледяной молящий о помощи комок, и мысли начнут чертыхаться и биться о стенки головы в животном ужасе, предчувствуя коллапс сознания. Здесь плохо! Назад! Назад к людям! К людским чувствам. К живым и тёплым существам. Обезьянки, где вы?!?

Мы живём на очень тоненькой полоске земли одного маленького атолла с бездонным океаном снаружи и глубоким морем внутренних пространств Вселенной. Но никуда с него особо плыть по ним и не нужно — плыть некуда и незачем. Купайся в прибрежных водах, лови рыбу!

Один знакомый, работавший шахтёром в Таджикистане, рассказывал, что похожие чувства познания собственных границ человек испытывает, когда в конце смены мужики на спор оставались одни-одинёшеньки в самой дальней ветке шахты, в кромешной тьме и звенящей тишине. Через час пребывания под землёй, на глубине нескольких километров в чёрной пустоте, на поверхность выходит всё, что так долго томилось в той самой морской пучине серого вещества. Мозг начинает спазматически заполнять пустоту, выдавать отзвуки, далёкие голоса, затем огоньки, потом объёмные видимые образы, а потом…. Потом обычно никто не выдерживал и с воплем включал свой фонарик, трясся от понимания, что (кто) может дальше прийти из темноты подсознания, стать явью, прикоснуться к тебе, стать тобой.

Интересно, когда я сошёл с «нормального» ума? Где-то в 1997 году. Я учился тогда в 10-м классе. Весна. Снег преет. Солнце блестит. А вот и я иду, руками болтаю, уже легонько рехнувшийся. Потом процесс ускорился и несколько раз серьёзно сотрясал черепную коробку внутренними революциями. Недоглядели. Не уберегли. Я слишком много времени бывал наедине с собой.

Индивида нельзя оставлять одного. Ибо, будучи предоставленным сам себе и своему разуму, он неизменно приходит к осознанию возможности освободиться от подавляющей действительности.

Маркузе.

Ладно, у меня дела ещё есть сегодня. Нужно идти. Договорились встретиться с Чингизом. Чингиз — полнейший отморозок. Достаточно посмотреть в его колючие восточные глаза и это станет ясно. Вот и сейчас он нашёл себе бучу. Стояли-стояли спокойно, на минуту стоило потерять его из вида, а он уже клеит листовку экстремистского толка на вагон отходящего девятичасового поезда. В десяти метрах от него стоят два мента, пока не замечают данного правонарушения, ржут над чем-то; затем кто-то из прохожих попытался сказать Чингизу, что клеить листовки на вагоны плохо. Это ты зря, прохожий. Сейчас у тебя количество ушей станет ровно в два раза меньшим. Срываюсь с места, чтоб предотвратить акт головотяпства и непременного ареста. У Чингиза всегда с собой здоровенный тесак, мачете почти. Когда мы заходим в кафе согреться чашкой кофе, он кладёт тесак на стол, и плюс ко всему его вид талиба, каким-то непонятным образом добравшегося до северо-запада эРэФии… — всё это несказанно пугает официанток. И Чингиз стерпит малейшую обиду только мёртвым. Уж я-то знаю. Он недавно в одиночку напал на шестерых таксистов-гопников, которые косо посмотрели на него и сказали нечто недоброе. Успеваю вклиниться между ним и прохожим, еле оттаскиваю в сторону Чингиза, потянувшегося за ножищем с колоритным видом до безбожной крайности оскорблённой чести. Тут на вокзале, блядь, ментов, как дрозофилов в дачном сортире. Только крови и не хватало, у меня самого полные карманы последних моих drugs, которые нужно сплавить побыстрее, деньгами разжиться и сказать наркотикам на год: «аста ла виста, бэйба». А то свинтят с ними — мало не покажется. Слава всевышнему, без потерь отходим в тихий закуток.