— Меня звать Лоренц, как великого физика. Правда, я еще не так знаменит.

— Потише, браток, — одернул его Гофман. — Здесь есть люди постарше тебя, так не срами же учительское сословие!

Но Лоренц только улыбнулся… Подтянутый и бравый, он всегда был в хорошем настроении. Он врывался в класс с возгласом: «Игрек равняется…» Предмет его любили, у него учились с увлечением, и при всем своем отличии от Эберсбаха, он тоже не придерживался школьной программы.

Как-то под вечер в сентябре Хольт встретился в подворотне завода с доктором Хагеном, которого давно не видел. Заводской химик был не один, он беседовал с женщиной в синей робе. Хольт узнал ее, это была фрау Арнольд, преемница Мюллера. Увидев Хольта, Хаген со свойственной ему живостью к нему повернулся и стал забрасывать вопросами: как поживает Гундель, как его дела в школе, кто ведет у них химию и какая предвидится тема на выпускных испытаниях? А потом стал с увлечением рассказывать о макромолекулах и высокополимерах. Фрау Арнольд взглянула на часы и направилась к баракам. Когда Хольт простился с доктором Хагеном, он снова увидел фрау Арнольд в проходной — она передавала вахтеру связку ключей.

Хольт с удивлением на нее воззрился. Он и раньше встречал фрау Арнольд, но не обращал на нее внимания. Да и какой она могла представлять для него интерес? Он слышал, что после смерти Мюллера она стала председателем партийного комитета, или как это у них называется. В своей робе, повязанная пестрым платком, она казалась существом малозначительным. Хольт и видел ее и не замечал. А сейчас, тоненькая и изящная, она стояла в подворотне, освещенная заходящим солнцем, которое стирало все контуры и отбрасывало длинные тени. Вместо грубой прозодежды на ней было легкое летнее платьице в голубую полоску, лицо вместо головного платка обрамляли густые иссиня-черные волосы, собранные на затылке узлом, грозившим рассыпаться от собственной тяжести. Хольту казалось, что он впервые ее видит, так изменили ее прическа и платье. Он загляделся на ее узкое девичье лицо, в котором чувствовалась какая-то горечь и озабоченность. Это серьезное, почти страдальческое выражение исходило от легких морщинок в углах губ.

Теперь и она заметила Хольта и, слегка склонив голову набок, посмотрела ему прямо в глаза. Этот взгляд смутил Хольта. Глаза у нее были голубые и ясные, как у Мюллера и Шнайдерайта. Они вместе вышли из вороти направились к трамвайной остановке.

— К вам, кажется, перешли обязанности Мюллера? — спросил он. И чтобы не стоять, в смущенном молчании, неудачно добавил: — Как вам нравится ваша новая работа?

— Нравится?.. — протянула она и, слегка склонив голову, снова посмотрела на Хольта. От этого движения волосы ее еще больше растрепались. Хольт хотел сказать ей это, но передумал, он предпочел бы, чтобы эта роскошная иссиня-черная грива рассыпалась по ее плечам.

— Нравится — не то слово, — возразила она с улыбкой, разгладившей морщинки у ее губ и стершей с лица выражение озабоченности. — Мы все еще не нашли замены доктору Бернгарду, а тут зима надвигается. — Она развела руками, и на пальце у нее блеснуло обручальное кольцо…

Перед ними с визгом затормозил трамвай. Фрау Арнольд кивнула Хольту и вошла в вагон.

Хольт пешком поплелся к себе в Южное предместье. Он знал, что ее зовут Юдит. Юдит Арнольд. Она замужем и еще очень молода. На завод ее пригласил Мюллер.

Вечером он попытался расспросить о ней отца. Профессор с похвалой отозвался о ее деловых качествах: фрау Арнольд полностью освобождает его от всякой текучки, она прирожденный организатор.

— Но уж очень молода, странно видеть такую молодую особу среди руководящего персонала крупного предприятия.

Не то двадцать два, не то двадцать три года — профессор и сам хорошо не знал. Но ему известно, что она до конца войны сидела в Равенсбрюке.

Больше Хольт не рискнул расспрашивать о фрау Арнольд. Но стоило кому-нибудь произнести ее имя, как он настораживался.

В следующий раз Хольт постарался раньше уйти от Блома. Он решил наудачу подождать фрау Арнольд на трамвайной остановке и боялся, что она будет не одна. Но она вышла из ворот одна, в том же платье в голубую полоску. Подойдя к остановке и узнав его, она вопросительно на него взглянула, склонив голову.

— Добрый вечер! — поздоровался Хольт.

Она протянула ему руку.

— Я был у Блома, — пояснил Хольт. — Он помогает мне по математике. Я надеялся снова встретить вас на остановке.

— У вас ко мне дело?

— Дело? Нет, я просто хотел вас увидеть. — Он взглянул на часы. — Без чего-то восемь. Может, вы не прочь пойти пешком, я бы с удовольствием проводил вас.

Она удивленно вскинула на него глаза, и ее прямой ясный взгляд снова смутил его.

— Видите ли, это потому… — начал он оправдываться. — Я недавно впервые увидел вас в этом платье, оно вам удивительно к лицу, эти полоски точь-в-точь такого цвета, как ваши глаза… С тех пор я не перестаю о вас думать. — В словах его от внутренней растерянности звучал неуместный задор.

— Вот это мне нравится, — ответила она, хотя голос ее не выражал ни малейшего удовольствия, скорее отчужденность и досаду. Складки у рта обозначились резче, в лице появилась враждебная настороженность.

Хольт понял свою ошибку.

— Пожалуйста, не гоните меня! Мне просто захотелось узнать вас поближе. И не спрашивайте зачем, как бы мне опять чего не сболтнуть, что вам не…

— Кто дал вам право мне указывать, что спрашивать и чего не спрашивать? — прервала она его с нескрываемым раздражением. — Разумеется, я спрошу вас: зачем? К чему вы ищете знакомства со мной? — И с резкостью, которую в ней трудно было предположить: — Зачем отнимаете у меня время? Чего вам от меня нужно?

— Не знаю, — сказал он малодушно. И с новым задором, от которого ничего не осталось при первом же ее взгляде: — Я веду себя по-идиотски, стою перед вами, как растерявшийся школьник. Я, право, сам не знаю, почему я стою здесь и жду вас. До сих пор я как-то вас не замечал, эта ваша прозодежда — зря вы ее носите! И не надо прятать волосы! Такие чудесные волосы не следует повязывать платком, Но дело не в волосах, право, нет! Вы меня интересуете, и самое поразительное то, что вы, очевидно, не подозреваете, как вы красивы!

Она покраснела и сказала тихо, но подчеркнуто резко:

— Свои наблюдения держите при себе! А меня прошу раз навсегда оставить в покое!

Она отвернулась и сошла на мостовую — показался ее трамвай.

«Вы еще далеко не разделались с прошлым», — предостерег Церник Хольта после его приключения с Каролой. Хольт про себя счел это обычной придиркой. Он сделал надлежащие выводы, да и вообще этот постыдный эпизод послужил ему уроком. Подобные авантюры его больше не привлекали, с этим у него покончено. Если он искал встреч с Юдит, то без всякой задней мысли.

Ему предстоял долгий искус. Предстояло учиться, овладеть профессией, искать и добиваться, пока не настанет его час, пока он не вытеснит Шнайдерайта в сердце Гундель. Внешне между ней и Хольтом установились хорошие отношения: они посещали вместе театр, бывали и на концертах. Хольт больше не открывал ей своих чувств. Пусть даже у нее в лагере и было что-то со Шнайдерайтом, Хольт от нее не отказывался. Он будет ждать. Но не должен же он тем временем избегать женского общества! С Ангеликой он вел нечестную игру, тут ему нет оправдания, но он уже в сущности исправил свою ошибку. Он перестал с ней встречаться под предлогом, что предстоящие экзамены не оставляют ему свободной минуты.

На самом деле он сильно преувеличивал. Ему надо было лишь немного подогнать языки. В своем любимом предмете, математике, он давно опередил школьную программу; Блом уже проходил с ним векторальную алгебру, дифференциальную геометрию и сферическую тригонометрию. По физике, химии и биологии он рассчитывал на хорошие отметки, а также по литературе и истории. Правда, он по-прежнему много и напряженно работал, но оставалось время и на книги и на театр и хоть отбавляй времени на размышления о фрау Арнольд. Фрау Арнольд не выходила у него из головы.