Уже оттолкнувшись, и летя на довольно большой скорости прямо в люк, я осознал всю глупость этой затеи. И действительно, притяжение подхватило меня, буквально выдрав из нашей железной банки и со всей дури приложило головой о бетонный пол дома.
— Хорошо хоть железную лестницу отодвинул, — подумал я, потирая шишку и зажимая рассечённую бровь.
— Надо верёвки натянуть в НЛО, — сказал Жора, довольно элегантно соскакивая из люка на пол. — Главное ты заметил!? Невесомость работает!
— Если ты сомневался в том, что будет работать, то стоило ли начинать? — подковырнул я, хотя тоже очень сильно обрадовался тому, что у нас начинает что-то получаться.
Глянув на мои повреждения, Жора сжалился и сказал, что ему нужно пару дней поработать дома, чтобы довести генераторы до ума, а мне порекомендовал отдохнуть, раз уж каникулы на дворе.
Я предложил ему не киснуть всё время над проектом и предложил пойти втроём с Татьяной покататься на ледовых горках, залитых по случаю холодной зимы в парке победы.
Жора обещал подумать, и мы разошлись отмечать первое достижение каждый к себе домой.
Мама всплеснула руками, глядя на мою рассечённую бровь и шишку на лбу.
— Да что же это такое, каникулы только начались, а ты уже с кем-то подрался.
— Мам, ну разве я когда-нибудь, с кем-нибудь дрался? — возразил я. — Просто упал, со всеми бывает, снаружи так скользко.
Охая мать обработала мне рану из той самой бутылки с йодом, которую я так не любил ещё с детства, и забивался в дальнюю комнату стоило мне прийти домой с царапиной или порезом. Нет, сейчас я, конечно, йода уже не боялся, но, как говорится, осадок остался.
Помывшись, я без сил повалился на диван. Шутка ли — в невесомости поболтаться. Космонавты после невесомости вообще по нескольку недель реабилитацию проходят. Я крут!
— Да уж, крут, — проснулся второй, скептический голос, — космонавты-то не по десять минут в невесомости болтаются, а по нескольку месяцев. А Жора вон не меньше твоего поболтался и теперь ещё, наверное со своими железками сидит — генератор собирает.
Этот голос усовестил меня, я встал с дивана, открыл учебник и принялся за уроки.
— Батюшки, — всплеснула мама руками, — каникулы же.
— Правильно, — подал голос с дивана отец, — пообещал отметки улучшить — надо выполнять. Мужик!
После этих слов папик снова уткнулся в телик, а я вздохнул и принялся разбираться в логарифмах.
Занятие это никак нельзя было назвать сильно увлекательным, и через часик я уснул прямо за столом.
На следующий день завьюжило и я снова просидел дома за учебниками. Тем более Татьяна на весь день уехала в гости к родственникам.
На следующее утро совесть поутихла, а на учебники я уже не мог смотреть без боли. Термометр за окном показал, что наконец-то потеплело, и на улице можно погулять не сильно рискуя что-нибудь себе отморозить. Для января это как-то нетипично, но кому какая разница, тепло, да и ладно.
Я тут же позвонил Тане и позвал её кататься в ледовый парк. Она с радостью согласилась и даже была не против, чтобы я позвал с нами Цветкова. Жору я поднял звонком с постели.
— Ты чего дрыхнешь так поздно?
— Посмотрел бы я на тебя, если бы ты лёг в четвёртом часу, — пробурчал он.
— Ладно канючить, пошли кататься с горок, — предложил я.
— Вот тебе дома не сидится, — зевнул он. — Ну ладно, пошли.
Через час мы уже втроём тряслись в автобусе по направлению к парку победы.
Этот парк с гордым названием представлял собой одну длиннющую аллею, вокруг которой всё заросло кустами и чахлыми деревьями. Весной, летом и осенью тут царило уныние, грязь и запустение. Единственным временем года, когда тут можно было пройти не запачкавшись была зима.
Большое свободное пространство позволяло организовывать здесь зимой довольно большой городок, в котором было место и для самых маленьких детей — ледовые домики, сказочные герои и снежные лабиринты, и для тех, кто постарше — у ним в основном пользовались популярностью залитые льдом высокие горки. Туда-то мы и отправились.
Несмотря на раннее утро, здесь было много народу. В вихрях снежной пыли, припорошившей вчера все утоптанные и укатанные места, дети и взрослые с радостным визгом скатывались с горок.
— Чего тут так радоваться, не понимаю, — сказал Жора. — Ну да, наклонная плоскость с углом в 30 градусов и пониженным коэффициентом трения, что в ней такого?
Таня хоть и привыкла к Жориных выходкам — при ней он особо не старался скрывать свой кругозор, но теперь была просто шокирована.
— Ты что, Жора, с горки никогда не катался?
— Ну почему же никогда, — смутился он, — в детстве катался…
— В глубоком детстве, — поправился он.
— Ладно, будем тебя перевоспитывать, сейчас посмотришь чему тут можно радоваться — сказала Таня, взяла Жору за руку и потащила на горку.
Я даже немного приревновал. Всё-таки Татьяна шла сюда со мной, а не с Жорой, со мной должна и кататься.
Жора немного поотбрыкивался, но от Тани не так просто вырваться, если она этого не желает и он сдался. Танюшка затащила его наверх и спихнула с горки.
Первый раз в жизни я видел парня катящегося с горки с таким серьёзным и сосредоточенным видом. В отличие от большинства взрослых, катающихся на ногах, Жора съехал на попе, вследствие чего скорость была не такая уж и большая. Докативший до конца, Жора встал, отряхнулся. Тут же подъехала Таня, поглядела на него с интересом и спросила:
— Ну, как?
— Не знаю, — сказал Жора, — наверное это не моё.
— Скучный ты, — засмеялась Таня, — взяла за руку теперь уж меня и потащила наверх.
Жора немного попереминался на ногах и двинулся за нами следом. После четвёртого или пятого спуска на его лице тоже появилась слабая улыбка, что я счёл хорошим знаком. Обычно он улыбался лишь на уроках, но тогда его улыбка была скорее скептическая, а сейчас — действительно довольная.
В результате, через полчаса мы были уже готовы уходить, но Жора проявил неслыханную инициативу и предложил покататься ещё десять минуток.
Скатившись в очередной раз, я услышал какие-то смешки и, обернувшись, увидел Цацкина с тремя парнями. С того памятного момента, как мы обработали из шокеров его дружков, Цацу не было не видно не слышно. В классе он старался обходить меня стороной, да и я не пытался упрочить с ним знакомство. В результате, мы проучились три месяца в одном классе практически не замечая друг друга.
Всё это время я не особенно-то следил за делами в классе, меня гораздо больше интересовали Татьяна и КБ. И только теперь, быстро проанализировав ситуацию, я понял, что за эти месяцы Цаца практически вернул себе утраченные после памятной драки со мною и Цветковым позиции.
— Да, действительно, — подумал я, — как же я не заметил? Его ведь снова все боялись. Видимо наш успех просто никто не закрепил — надо было, чтобы этому кабану настучали в рыло все по очереди, а так, периодически отлавливая тех, кто над ним посмеивался, Цаца восстановил атмосферу страха, связанную со своей персоной.
Все эти мысли буквально за мгновение пронеслись у меня в голове. Цаца стоял и ухмылялся. На его лице была смесь страха и вызова. Я понял, что Вова Цацкин отнюдь не успокоился, а только и ждёт случая, чтобы расквитаться за унижение. Не думаю, что он поджидал нас тут специально, похоже просто решил воспользоваться моментом, чтобы немного прощупать нас.
— Глядите, — сказал Цаца, обращаясь к своим парням, — у этих пацанов одна девчонка на двоих. Интересно, они её по очереди используют или одновременно?
Я сжал кулаки, подошла Татьяна и тихонько шепнула:
— Пойдём отсюда.
Наверняка Цаца сомневался, что шокер сможет пробить зимнюю одежду, потому и осмелел. Я потихонечку спросил об этом Цветкова. Тот покачал головой. Уверенности мне это не добавило. Боялся я не столько за себя, сколько за Татьяну. Сердце болезненно сжалось, и я расслабил кулаки, решив не поддаваться на провокации — в драке у нас не было шансов против четверых амбалов.