Елена Ткач

Золотая рыбка

ПРОЛОГ[1]

Дож Венеции Марино Фальери внезапно проснулся. Странный сон приснился ему: святой покровитель Венеции евангелист Марк восстал в воздухе над лагуной и, предостерегающе подняв правую руку, произнес: «Отпусти, Фальери! Отпусти рыбку в море!»

Сон как рукой сняло, хотя спал Марино не более часа. Он поднялся и, выглянув из окна, убедился – светает. Влажные облака, почти касаясь городских крыш, уже окрашивались золотом.

Марино вернулся к своему ложу, на котором, разметавшись, спала его молодая жена Вероника. Фальери тихонько коснулся золотистой вьющейся пряди волос и задумался. Да, на карту поставлено все! Сегодня, после традиционной церемонии обручения с морем, когда он, дож Венеции, бросит в море драгоценный дар, чтобы умилостивить стихию и подарить спокойствие городу, он… нарушит это спокойствие сам! Дож Марино Фальери готовит заговор против аристократов – Совета десяти. Он ограничит их влияние, и тогда его собственная власть и могущество станут безграничны! Венецианцы больше не будут избирать дожа из числа девяти знатнейших семейств, отныне этой чести будет удостоен только род Марино Фальери – и он сам закрепит за собой это право – передавать титул дожа по наследству. Он сделает это ради своего сына – сына Вероники… Марино с нежностью посмотрел на спящую жену – дыхание ее было совсем неслышным после ночи любви.

«Не бойся, моя госпожа, – превозмогая безотчетный страх, подумал Марино, – я сделаю все, чтобы тебе не грозила никакая опасность. Я дам тебе славу, богатство, я прикажу устроить для тебя лучшие в мире празднества и карнавалы. Я позабочусь, чтобы и после моей смерти беда не коснулась тебя…»

Он оделся и вновь подошел к окну. Странный сон не выходил из головы. Что за рыбка? Кого должен он отпустить в море? С минуты на минуту во дворец доставят дар морю – драгоценное украшение, заказанное самому искусному ювелиру Венеции. Пора готовиться к церемонии.

Марино снова залюбовался великолепием Большого канала, на котором уже появились первые празднично убранные гондолы. Вода словно бы излучала свет, спорящий по красоте со светом небес, ласкающих город солнечными переливами…

Да, в его жизни совершается поворот – эти дни определяют все. Никому не признался бы он, да и сам только теперь понял это: все задуманное свершается для нее одной – Вероники Франко, знавшей наизусть всего Петрарку и любившей читать его стихи после любви, сидя на коленях мужа… Марино задумался и не сразу услышал стук.

– Господин мой! Пришел человек от ювелира.

Через несколько минут перед дожем склонился в поклоне Джакомо – подмастерье знаменитого старца Альбани. Марино осторожно развернул кусок драгоценной парчи, в который была завернута маленькая, обитая зеленым бархатом шкатулка, и открыл ее.

– Бог мой! Она же живая!

На ладони заплясала, завертелась, играя, крошечная золотая рыбка. Ее золотые чешуйки были соединены так искусно, что при малейшем прикосновении рыбка начинала биться в руках, как живая. Глаза ее лукаво сияли, излучая синий сапфировый свет.

– Господин мой! – Джакомо склонился почти до самого пола. – Простите мне мою смелость…

– Говори! – Фальери не мог оторваться, глядя на это чудо.

– Мой учитель… Синьор Альбани…

– Ну? Ты теряешь драгоценное время.

– Он… Вы знаете, какая молва о нем идет в городе… Говорят, он чародей, чернокнижник, и я думаю, что… так оно и есть!

– К чему ты ведешь? – Фальери с сожалением положил рыбку в шкатулку и захлопнул крышку.

– Когда он завершал работу над этим… над этой рыбкой, он произносил какие-то заклинания… и еще что-то делал – я не все сумел рассмотреть. Он… синьор Альбани при смерти. Передавая мне шкатулку, он сказал, что это его последняя работа, он вложил в нее всю свою силу – всю свою жизнь, и что… – Джакомо замялся.

– Так что же? – Фальери надоел этот сбивчивый, путаный сказ.

– Что он будет жить в ней, пока рыбка сама собой не исчезнет с лица земли, а уж он постарается, чтобы этого не случилось…

– Бред сумасшедшего! – Марино всегда раздражали всякие суеверия и россказни о колдунах. Но сейчас раздражение перерастало в гнев: ему не хотелось, чтобы нелепое подозрение коснулось этой восхитительной вещицы, которая с первого взгляда пленила его.

– Господин мой, молю вас, поверьте мне! Учитель зол на весь мир, он не может смириться со своей немощью, с тем, что не способен больше любить. Он ненавидит женщин, потому что раньше не мог жить без них! Умоляю вас… я чувствую – он содеял с этой вещицей что-то ужасное. Это его месть миру! Самой жизни…

– Болван! Что ты понимаешь в высоком искусстве! Вот, это тебе. – Дож швырнул на пол кошелек с золотом. – С твоим хозяином я уже расплатился.

Марино заметно нервничал. Близилась церемония, он еще не готов… Все ли он продумал, все ли просчитал? Сразу после празднества они выступают, и пути назад нет. Вероника еще в постели, а пора бы уже…

Она появилась – свежая, улыбающаяся, вся ликующий юный свет, воплощенная теплота женственности… Венера, вышедшая из морской пены венецианского утра!

– Чем ты тут занимаешься без меня? – Жена приникла к нему, целуя и заглядывая в твердое, будто высеченное из камня лицо.

– Посмотри! – Марино раскрыл шкатулку. – Сегодня на празднике я брошу в волны эту вещицу – специально заказал ее у Бенедетто Альбани. Взгляни-ка в окно, сколько народу собралось уже на мосту Риальто…

– Какое чудо! – Вероника схватила рыбку и запрыгала, радуясь, как ребенок, почувствовав, как та трепещет у нее на ладони. – О, Марино, пожалуйста, не отдавай ее морю! Мы подарим ему что-нибудь другое… самое драгоценное… А, придумала! – Она стрелой вылетела из залы и через минуту вернулась, неся шкатулку с драгоценностями. – Вот, ты обручишься с морем моим кольцом! А рыбка… Марино, прошу тебя, пусть она будет моей! – Не дожидаясь ответа мужа, Вероника торопливо продела тонкую золотую цепочку в отверстие во рту рыбки и надела ее себе на шею. Та заблестела, играя, в вырезе платья, как раз в теплой, вздымающейся от дыхания ложбинке, которую Марино так любил целовать…

– Разве могу я отказать тебе в чем-то? – Он склонился и поцеловал жену. – Баловница! Ты готова? Нам пора…

И через час дож Венеции приветствовал море, стоя на лестнице Исполинов между статуями Нептуна и Марса. Спустившись вниз по ступеням, он бросил в пенящуюся лазурь усыпанное изумрудами кольцо Вероники с крупным алмазом в центре.

А через двадцать четыре часа он уже был заточен в крепость – бунт был подавлен. Совет десяти приговорил к смертной казни мятежного дожа.

Марино Фальери проклинал себя за то, что не прислушался к мольбам подмастерья Джакомо, – он уже понял: на рыбке лежит печать разрушительного и могущественного заклятья умирающего чародея… И заговор, и его самого, а возможно, и город погубила она – и только она! Чего бы он не дал сейчас, лишь бы вернуть назад эти двадцать четыре часа и зашвырнуть дьявольскую безделушку подальше в море. Но даже предупредить жену о страшной угрозе, таящейся в рыбке, он не мог – всякая связь с внешним миром для Фальери теперь прервалась, несмотря на все его былое могущество.

В день казни Вероника вышла на лестницу Исполинов и долго глядела в море. Если бы она могла спасти Марино, принеся в жертву морю себя… Останавливала лишь мысль о сыне и старшей дочери – пятилетней Катерине. Вероника тяжело, как старуха, начала подниматься вверх по ступеням, но что-то заставило ее обернуться.

Корабль! Самый обыкновенный корабль, каких много хаживало по Великому шелковому пути, по морям всего света, груженных самым разнообразным товаром, – Венеция торговала с целым светом… Но на этом корабле, шедшем из Константинополя, притаились зараженные крысы. В венецианскую гавань входила чума! Вероника Фальери еще не знала этого, как и не знала, что погибнет в числе первых жертв чумы… Сейчас она знала одно: вернувшись домой, она снимет цепочку с играющей рыбкой и наденет ее на шею своей дочери Катерине – передаст ей последний дар приговоренного к смерти отца. Ей самой теперь ничего уже не нужно…