— Я его применял при родах с целью обезболивания, — защищается подсудимый, — И кстати, на улице Сюер морфия не было.

Все верно, и доктор Гриффон вынужден признать это.

Судебное заседание близится к концу. Остается только выслушать трех экспертов в области психиатрии, которые обследовали Петио. Все три специалиста — доктор Жениль-Перрен, доктор Гурриу и доктор Хейер — пришли к единому заключению:

— Петио наделен недюжинными интеллектуальными способностями, но он извращенный, аморальный человек с дурными наклонностями, симулянт. Следовательно, ответственность с него не снимается. Он полностью ответственен за свои деяния.

Доктор Гурриу добавляет:

— Я ознакомился с оценками, полученными студентом Петио, в то время когда он изучал медицину в Париже. По специальности «отлично»; препарирование «удовлетворительно».

В зале смех. После многочисленных кошмарных подробностей публика вдруг испытывает потребность расслабиться. У Петио оценка «удовлетворительно» по препарированию! Славный доктор Поль, должно быть, переоценил его способности…

А Флорио переходит в наступление:

— Доктор Гурриу, но ведь другие члены семьи моего подзащитного, его сестра например, вполне нормальны…

— Да, — соглашается психиатр. — Сестра Петио вполне нормальна.

— Беда лишь в том. — замечает улыбаясь адвокат, — что у Петио нет никакой сестры!

Ловкий ход! Одной фразой Флорио перечеркивает неприятное впечатление от выступления экспертов по психиатрии. Но, к его досаде, судебное заседание не заканчивается а этом благоприятном для доктора Петио ключе. Графологи, которые исследовали письма, написанные жертвами Петио. в частности письма меховщика Ушинова, пришли к совершенно определенному выводу: письма написаны под диктовку и в состоянии крайнего возбуждения.

Петио, изощренный убийца, продумывавший все мелочи, прежде чем покончить со своими жертвами, заставлял их писать письма, которые затем отсылал семьям в доказательство того, что «путешествие» закончилось благополучно. На этой мрачной ноте судебные прения заканчиваются.

На следующий день предполагается заслушать тех, кто, возможно, были сообщниками доктора убийцы.

Двадцать седьмого марта 1946 года, па девятый день процесса, перед судом предстают люди особого мира — мерзкого, грязного мира коллаборационизма, спекуляций, махинаций, черного рынка. В период оккупации эти люди преуспевали при попустительстве гестапо с его осведомителями, проходимцами и с его жертвами — евреями и участниками Сопротивления.

В этой среде Марсель Петио, или же доктор Евгений, чувствовал себя как рыба в воде. В то трагическое время он понял, как можно сколотить состояние. Это несложно. Вот посмотрите на Рауля Ферье, который приближается к судьям для дачи показаний. Ему шестьдесят один год, он работает постижером на улице Матюрен. Это один из «загонщиков» Петио. Обыкновенный, ничем не примечательный человек. Но у него был обширный круг знакомых, и почти все свое время он проводил в многочисленных кафе, выискивая кандидатов па нелегальное путешествие: «Есть шанс перебраться в Южную Америку, причем все гарантировано, полная надежность…» И его слушали, этого Ферье, короля комбинаций… Он плохо держится на ногах и вздрагивает, когда председатель спрашивает его:

— Сколько вы получали за каждого якобы препровождаемого за границу?

— Да ничего я не получал, совершенно ничего, господин председатель. Я и не собирался наживаться на этих несчастных.

— А вы никогда не пытались узнать, добрались ли до места назначения люди, которым вы оказывали свои услуги?

— А почему я должен был не доверять доктору Евгению? Кроме того, он показывал мне письма, приходившие из Буэнос-Айреса. У меня не было никаких оснований для подозрений.

Не очень-то он любопытен, этот постижер с улицы Матюрен! На самом деле, что бы Ферье там ни говорил, с каждого клиента он получал кругленькую сумму. Он не задавался вопросом о том, что происходило с «путешественниками» потом. То, что для многих путешествие заканчивалось на улице Сюер, 21, совершенно не касалось Ферье. Его сообщник и друг Пинтар, гример, работающий в кино, бывший певец кабаре, тоже не отличался любопытством. Но факт таков, что эти двое преспокойно отправили на смерть девятнадцать человек… Их безразличие дорого обходилось людям.

Следующим выступает свидетель, появления которого уже давно ждали, брат доктора Петио — Морис. Печальный, тщедушный, бесцветный человечек, но… Петио. Ничего не скажешь, он очень похож на того, другого. Разница только в том, что взгляд у него не такой пронзительный, как у Марселя Петио, Морис не доктор медицины. Он электрик, и совершенно очевидно, что ему мучительно неловко находиться в центре внимания всех этих людей, собравшихся в зале суда.

— Говорите громче, — просит председатель.

— Не могу, — отвечает Морис Петио слабым, прерывающимся голосом.

Морис болен, тяжело болен. Все притихли, чтобы лучше слышать этого человека, отчаянно защищающего своего брата. Никогда, никогда в жизни он не поверит в виновность Марселя. Убийства? Да, он совершал их, но делал это из патриотических побуждений. И оп, Морис, считает, что трупы, обнаруженные на улице Сюер, не что иное, как трупы солдат вермахта.

Мориса Петио засыпают вопросами. Свидетель старается изо всех сил. Суд обращает внимание на мельчайшие подробности; он не может разобраться в хитросплетениях этого сложного дела. Доктор Петио поднимается со своего места:

— Чем больше вы распутываете, тем больше вы запутываетесь.

— Да, это так, — рассеянно отвечает председатель суда Лезе: он явно думает о чем-то другом.

Снова смех, оживление в зале. Судебное заседание приостанавливается. И па этот раз последнее слово оказалось за Петио.

На следующем заседании суда у присутствующих в зале мужчин перехватывает дыхание: шляпка из выдры, рыжие волосы, громадные очки — да это просто Грета Гарбо идет по залу суда к месту дачи свидетельских показаний! Как в Голливуде! Но нет, все не так: имя этой дамы Эриан Каган. Пятьдесят лет, а как держится! Ее внешность сыграла немаловажную роль в предприятиях Петио. Все с нетерпением ждут ее показаний. Еврейка по происхождению, Эриан Кагэп встретилась с доктором Петио в салоне-парикмахерской постижера Ферье. Очень скоро она узнала, что Петио, или доктор Евгений, стоит во главе организации, занимающейся переправкой людей за границу.

— Для меня Петио был богом! Спасителем обездоленных еврейских беженцев…

Она преклонялась перед ним, полностью доверяла ему… Она и сама бы воспользовалась услугами доброго доктора, да предпочитала сначала направлять к нему своих друзей, конечно богатых друзей. И все они отправились в это путешествие, откуда не было возврата. Итак, Эриан Каган, прекрасная Эриан, не была ли она также «загонщицей»? Послушаем ее:

— Теперь я понимаю, какой отличной приманкой я была. Петио говорил, что не может обойтись без меня… Впрочем, я припоминаю, что он с особым пристрастием расспрашивал меня о материальном положении моих друзей. И о моем тоже. Но меня, господин председатель, не так-то просто провести, я сразу почувствовала, что ему нужны наши деньги.

Однако это не помешало Эриан Каган по-прежнему направлять клиентов к Петио, И чего стоят сегодня слезы, которые появляются у нее на глазах, когда она вспоминает, например, чету Бастон, очаровательных людей, попавших в эту ловушку. Когда Эриан рассказала им о докторе Петио, кто-то из них воскликнул: «До чего замечательны эти французы!

Они приходят на помощь иностранцам, евреям, даже совершенно не зная их». Метр Флорио, сидящий на отведенном для защиты месте, улыбается. Не он один из сидящих в зале полагает, что мадам Каган «переигрывает». Впрочем, она и сама это замечает и тут же пытается оправдаться:

— Я сама еврейка. Мне тоже казалось, что меня преследуют, как дикого зверя… Про меня говорят, что я авантюристка, наводчица и даже агент гестапо. Это низость! Нельзя так унижать бедную женщину!

Эриан Каган вынимает из сумочки какую-то бумагу… Это документ, свидетельствующий о ее причастности к движению Сопротивления. И с пафосом добавляет: