— Ладно, и что же ты посоветуешь мне делать? — поинтересовался Жервез, откладывая в сторону маникюрные ножницы. Заметив недовольную гримасу на лице друга, он весело рассмеялся. — Сам не знаешь, не так ли? Может, стоит объявить во всеуслышание, что я попал в приготовленную для меня ловушку? Или прямо обвинить Мартина в том, что он старается от меня избавиться?
— Отошли его!
— Под каким предлогом?
— Господи боже, неужели этого мало?!
— Да. Кто в это поверит?
— Вот доказательство! — Виконт ткнул пальцем в веревку.
— Мой дорогой, она доказывает только то, что кто-то неизвестный хотел сыграть со мной злую шутку. Но это совсем не значит, что меня хотели убить!
— Дьявольщина! — выругался Люс. — Не понимаю, как ты можешь так спокойно об этом говорить?!
— Но ведь я же жив! — возразил Жервез, пожимая плечами. — Даже не ранен, а то, что пару минут провалялся без чувств, так это просто стечение обстоятельств. Если бы я не вылетел головой вперед, как пушечное ядро, этого и вовсе не случилось бы.
— Ну и в чем ты хочешь меня убедить? — глядя ему в глаза, рявкнул Улверстон. — Или хочешь сказать, что все это — просто милая детская шалость? Так ведь в доме, насколько мне известно, нет ни одного ребенка!
— И зря так считаешь! Мартин еще не вышел из детского возраста. Конечно, я не думаю, что так уж хорошо понимаю его, но, полагаю, он считает, что нужно разок-другой сбить с меня спесь. Ты же сам слышал, как сегодня прозвучало за завтраком: «Сент-Эр — само совершенство!» Это ведь он сказал, прежде чем вылетел из комнаты. Так представляешь, какое бы ему доставило удовольствие, если бы я, едва приехав в Стэньон, искупался в грязном ручье? Не удалось. Ладно, тогда можно попробовать подстроить так, чтобы я свалился с лошади, — какой удар для гордости отличного наездника, которым я слыву!
— Это все совершеннейший вздор! В конце концов, твой драгоценный братец — не сопливый мальчишка, чтобы не понимать, как это все могло закончиться!
— Если бы у него была привычка думать прежде, чем что-то делать, — согласился эрл. — Это ведь еще вопрос, согласись, думал ли он вообще, чем все может закончиться! Войдите!
В дверь постучали, и на пороге возник Тео.
— О, дьявол! — вздохнул Жервез. — Уходи, Тео! Люс уже позаботился все сказать за тебя.
Тео вошел в комнату и осторожно прикрыл дверь.
— Бесполезно, Жервез! Я намерен выяснить, что с тобой произошло в действительности. Улверстон сказал вполне достаточно, чтобы вызвать тревогу. Умоляю тебя, не испытывай больше моего терпения байками о том, как Клауд будто бы попал в кроличью пору, — это не сработает!
— Можете не надеяться, что вам удастся что-то вытянуть из Жервеза! — буркнул виконт. — Суть же состоит в том, что его лошадь споткнулась о натянутую поперек дороги веревку. Вот она, можете сами убедиться!
— О боже! — задохнулся Тео. — Мартин?!
Его кузен передернул плечами. Он отвернулся к камину и с непроницаемым лицом уставился на огонь.
— Я ему все время твержу, что пришло время избавиться от этого парня! — возмутился виконт.
— Тео с тобой никогда не согласится, — вмешался Жервез. — Мы с ним только недавно это обсуждали.
— Но тогда я еще не знал о таком… — Тео не договорил.
— А теперь думаешь по-другому? — поинтересовался Жервез, не сводя с него глаз. Тео нахмурился.
— Нет, — прошептал он наконец. — Нет, я по-прежнему так считаю. Если Мартин и впрямь проделал такое — но откуда нам известно? — все равно, я уверен, совершил он это в приступе ярости. Ваша вчерашняя ссора, издевательства его собственной сестры… О, мне ли не знать Мартина! С утра он был похож на бешеную собаку, а в таком состоянии вряд ли мог думать о последствиях, да и вообще о чем угодно, кроме своего глупого желания отомстить!
— Все это чушь! — упрямо повторил виконт.
— Вы не знаете Мартина так, как я, — настаивал на своем Тео. — Даже если он и лелеет в душе куда более зловещие планы, все равно, я считаю, будет лучше оставить его здесь, на глазах!
Виконт задумчиво почесал кончик носа:
— А ведь в этом что-то есть, Жер…
— Между прочим, и у меня нет ни малейшего намерения заставить его уехать, — усмехнулся эрл.
— Ты собираешься рассказать ему о сегодняшнем происшествии? — полюбопытствовал Тео.
— Нет. И прошу вас тоже ничего ему не рассказывать!
— Ладно, идет. Я и так уже жалею, что распекал его после того происшествия на мосту, — с кислой гримасой заметил Тео. — Я тогда не сдержался. Знаешь, Жервез, порой я вообще думаю, что зря зазвал тебя в Стэньон. Может, было бы лучше дать Мартину время привыкнуть к мысли, что теперь уже не он здесь хозяин.
— У него было больше года, чтобы привыкнуть к этой мысли, — сухо отозвался эрл. — Или теперь ты хочешь убедить меня вернуться в Лондон? Поздно, дорогой. Я уже успел привыкнуть к Стэньону.
— Нет, я даже не думал об этом. В конце концов, между тобой и Мартином все уладится. Но что еще натворит эта горячая голова? Обойдется ли все мирно или дойдет до скандала, а то и до серьезного увечья? Этого я не знаю.
— И я, но сделаю все возможное, чтобы до этого не дошло. Уверяю тебя, Тео, мне скандал не по душе, как и тебе. Ну, а пока ничего не поделаешь. Посмотрим, что будет дальше. Между прочим, не пора ли обедать? Ее милость, вероятно, ждет нас.
Оказалось, все остальное общество уже собралось в гостиной. Мартин стоял возле камина, немного в стороне от остальных, небрежно играя щипцами. Услышав, как отворилась дверь, он обернулся и слегка покраснел. Со времени ссоры юноша не обменялся со сводным братом ни единым словом, но сейчас кивнул ему.
— Добрый вечер, Сент-Эр! — В голосе его слышалось заметное принуждение. — Мне сказали, ты свалился с лошади. Как же это случилось?
— Обычная неосторожность. Клауд угодил ногой в кроличью нору.
— Надеюсь, с ним все в порядке?
— Чуть поцарапался. Думаю, даже шрамов не останется.
— Черт, это скверно! — заключил Мартин. — То есть… я хочу сказать, хотя ты никогда не слушаешь моих советов, ему не повредил бы горячий компресс. Десять против одного, когда его снимут, не будет и следа от царапин.
— Согласен с тобой, но все это уже сделано.
Вдовствующая графиня сочла возможным немедленно сообщить присутствующим, сколько раз и при каких обстоятельствах падал с лошади ее покойный супруг, поведать о своих собственных переживаниях по этому поводу, а также рассказать несколько занимательных эпизодов о падении с лошади ее дорогого отца, тоже великолепного наездника.
— Это случалось и с ним, хотя, уверяю вас, в Англии ни один джентльмен не ездил верхом лучше, чем он, — добавила она. — Сама я не очень люблю лошадей, но осмелюсь предположить, что, если бы захотела, ездила бы отлично. Ведь сам папенька меня учил! Не могу не припомнить, как он твердил моему брату: «Держись увереннее!» Это была его любимая фраза. Если бы он был жив, когда Мартин сломал ключицу на скачках в Эшби, то и тогда сказал бы: «Держись увереннее и поступай по-своему». Именно так он всегда говорил.
Остановившись возле Мартина, эрл вполголоса спросил:
— Ты знал своего дедушку, Мартин?
— Слава богу, нет! — ухмыльнулся тот. — Держу пари на что угодно, он был не из тех, кто способен затравить лисицу!
— Можешь на меня не рассчитывать, и не подумаю с тобой спорить, — отозвался брат.
К счастью, как раз в это время в гостиную вошел Эбни, провозгласив, что кушать подано.
Поскольку вырвавшийся у Мартина взрыв хохота привлек внимание его матушки, она потребовала, чтобы ей немедленно сообщили, что его так развеселило. Ей не ответили, но она об этом не забыла, потому что память у нее была на редкость цепкая. А к тому времени, как графиня уселась во главе обеденного стола и снова поинтересовалась причиной смеха, Мартин успел придумать подходящее объяснение, которое ее вполне удовлетворило.
Глава 12
Странная апатия, которую чувствовали все, кроме разве что вдовствующей графини, овладела обедающими. После суеты приготовлений, блеска и шума бала все казались уставшими и бледными. Двое из сидевших за столом старались даже не смотреть друг на друга, остальные вяло ковырялись в тарелках, только графиня поддерживала более или менее оживленную беседу с Шаплэном. Хозяйка дома и прежде редко доводила себя до изнеможения, а за последние сутки вообще постаралась по возможности устраниться от всех хлопот, связанных с балом, а потому сейчас не чувствовала особой усталости и развлекала всех рассказами о своем отце, превозносила до небес великолепие состоявшегося праздника и умилялась, как, должно быть, счастливы те, кто удостоился чести быть приглашенными в замок. Ей поддакивал мистер Клаун, без устали смеющийся над ее забавными историями и вообще исполняющий при графине роль древнегреческого хора.