— Думаю, ему тоже становится дурно от этой мысли, — предположила мисс Морвилл, — так что, чем раньше вы через это пройдете, тем лучше для вас обоих.

— Господи, если бы я могла вернуться домой! — простонала Марианна.

— И вернетесь. Через день-два. А вот если уедете немедленно, тогда, я уверена, тут же поползут всякие слухи. Думаю, вы этого не хотите, не так ли? Да и потом, живя по соседству, разве вы сможете долго избегать Мартина?

На это трудно было что-то возразить. Марианна приложила платочек к глазам и после того, как в должной мере высказала свое возмущение наглостью, бесстыдством и глупостью Мартина, предположила, что все это — результат плохого воспитания, а после рассыпалась в похвалах исключительной тактичности и доброте лорда Улверстона.

— Уверена, я никогда, никогда не смогу отблагодарить виконта за его доброту! — воскликнула она. — Ведь он наверняка видел, что со мной творится: я была так перепугана, что едва могла говорить, а встретиться с ним взглядом было выше моих сил! При одной мысли, что он, возможно, сейчас спросит, что произошло, мне хотелось зарыдать! Но он этого не сделал! Было что-то очень трогательное в том, как заботливо он предложил мне руку, принес стакан лимонада да еще приговаривал, дескать, в зале так жарко, не хочу ли я, чтобы он отвел меня куда-нибудь, где будет немного прохладнее! А потом мы поболтали о том о сем, пока я не успокоилась и… Другого такого доброго человека просто не знаю!…

Мисс Морвилл с готовностью поддержала разговор, стараясь отвлечь Марианну от тяжелых воспоминаний. Несмотря на желание поскорее прервать тягостную беседу, Друзилла напомнила, как печально было бы именно сейчас уехать из Стэньона, не познакомившись как следует с таким замечательным человеком, как виконт. Безыскусный панегирик, который прозвучал в ответ, породил в ее душе неясное подозрение, что, случись на месте Мартина лорд Улверстон, его объятия были бы приняты куда благосклоннее. Однако она была достаточно умна, чтобы оставить эти мысли при себе. Марианна считала, что глаз не сомкнет в те немногие часы, которые еще оставались до рассвета. Однако они вдруг сами собой закрылись. Убедившись, что Марианна провалилась в сон, Друзилла отправилась к себе. К завтраку спустились только мужчины. Большинство дам покинули свои спальни лишь к одиннадцати, в том числе и леди Грампаунд, которая, казалось, встала лишь для того, чтобы убедиться, что ее сыновья отправятся с Мартином на обещанную прогулку. Несмотря на его возмущение и ссылки на то, что, уехав из замка, он не сможет попрощаться с гостями, которые покинут Стэньон после завтрака, она без обиняков заявила: заняться племянниками — его святой долг. Напоминание же о его безобразном поведении накануне заставило Мартина пробормотать сквозь зубы, что если эта жертва с его стороны заставит Луизу поскорее убраться из Стэньона вместе со своими отпрысками, то он готов незамедлительно ее принести.

Уже к полудню все гости, кроме семейства Грампаунд, покинули замок, и вдовствующая графиня теперь могла без помех обсуждать состоявшееся накануне торжество с каждым, кто по неосмотрительности приближался к ее креслу, упиваться гордостью по поводу великолепного ужина и язвительно перебирать в памяти тех несчастных, кто не удостоился приглашения в Стэньон. К ее воспоминаниям присоединилась и дочь. Та тоже, по-видимому, просто не представляла себе большего блаженства, выпадающего на долю человеческого существа, чем возможность побывать в Стэньоне, а, кроме того, она горела желанием похвастаться тем неизгладимым впечатлением, которое ее туалет произвел на герцогиню. Столь поучительная беседа обеих дам была вскоре прервана: в комнату с шумом ворвались Гарри и Джон, умирающие от желания рассказать матери, как здорово они покатались верхом. На этом разговор и закончился, поскольку вначале милые дети не переставая вопили, а потом не замедлили сцепиться: по праву первородства Гарри настаивал, что вывернуть наизнанку содержимое бабушкиной рабочей шкатулки его неотъемлемая привилегия, а Джонни яростно это оспаривал.

— Милые крошки! — пробормотала графиня. — Думаю, им так хочется поиграть. А ты помнишь, Луиза, как они вчера наслаждались головоломками вместе с душечкой Марианной?

— Да, мама, конечно, только не вздумай напомнить им об этом. Я уже предупредила их, чтобы они не вздумали снова вцепиться в мисс Болдервуд в награду за ее доброту.

Но тут Марианна, которая усердно собирала с пола все разбросанное из рабочей корзинки, моментально вмешалась, заявив, что будет просто счастлива снова поиграть с малышами, и в подтверждение своих слов тут же отправилась на поиски очередной головоломки, пока за ее спиной леди Грампаунд торжественно сообщила своим отпрыскам о том удовольствии, которое их ожидает. К тому времени, когда Марианна вернулась, в гостиной уже воцарился мир. Утихли даже неистовые вопли маленького Джонни, который перехватил на лету пристальный взгляд брата, устремленный на вазочку с леденцами.

И когда наконец Мартин в сопровождении лорда Улверстона появился в гостиной, Марианна уже настолько была поглощена игрой, что ограничилась лишь сухим, коротким кивком в его сторону. Он в свою очередь неловко пробормотал несколько слов по поводу прекрасной погоды и предположил, что ей, вероятно, хочется немного прогуляться прежде, чем позовут к ленчу. Марианна коротко отказалась, а через мгновение Мартин имел удовольствие увидеть, как лорд Улверстон присоединился к игре, встреченный улыбкой и очаровательным румянцем.

Грампаунды собирались покинуть Стэньон во второй половине дня. Пока общество, устроившись за столом в одной из гостиных, подкреплялось холодным мясом и фруктами, лорд Грампаунд вдруг неожиданно объявил, что хочет посмотреть один дом по соседству, который рассчитывает спять, чтобы все семейство воссоединилось на летние месяцы. Это заставило его супругу немедленно перечислить все обширные переделки, которые, по ее мнению, было просто необходимо произвести в Грампаунд-Мэнор, упомянуть прискорбное воздействие брайтонского климата на слабые легкие бедняжки Гарри и выразить самое горячее желание провести лето где-нибудь поблизости от Стэньона. Высокомерно не замечая всех попыток пасынка вмешаться в разговор, вдовствующая графиня немедленно предложила дочери пожить в Стэньоне. Леди Грампаунд с радостью бы его приняла, если бы не твердость лорда Грампаунда, резко заявившего, что предпочитает жить в собственном доме.

— Уверена, так будет лучше, милый, — согласилась жена. — Хотя маме было бы очень приятно, если бы дети подольше побыли в Стэньоне. И не знаю, где бы им было лучше, чем здесь! Конечно, не думай, что я имею что-нибудь против, все будет так, как ты хочешь. Жаль только, что я не очень хорошо знаю дорогу в Кентэм. Mapтин, думаю, было бы неплохо, если ты проводил нас до самого дома, — наверняка ты отлично знаешь, как туда проехать. Мы посмотрим дом, и ты успеешь вернуться в Стэньон к ужину.

Такая бесцеремонная манера распоряжаться его временем повергла Мартина в шок.

— Чудесно, дорогая Луиза! Жаль тебя огорчать, но у меня другие планы!

— Глупости, какие еще другие планы? — возразила она. — Ты просто вредничаешь, вот и все! Я прекрасно знаю, что ты можешь поехать с нами, если захочешь.

Он предпочел промолчать.

Лорд Грампаунд откашлялся:

— Конечно, я был бы только счастлив, если бы Мартин нас проводил, но раз он не хочет, не надо на него давить.

Мартин продолжал хранить упорное молчание, и тут Жервез, который решил, что с него достаточно, счел за лучшее вмешаться:

— Если не возражаешь, Грампаунд, я поеду с вами, идет? Конечно, не уверен, что это будет самый короткий путь, но я примерно представляю себе дорогу.

Грампаунд милостиво согласился. Мартин с трудом подавил в себе невольное чувство благодарности, которое немедленно рассеялось как дым, потому что Луиза, решив, что сейчас самый подходящий момент, принялась читать ему нотацию по поводу дурных манер, которую закончила, сравнив его отвратительное поведение с благородными поступками сводного брата.