Томас Стеарнс Элиот
Учебник Старого Опоссума по котоведению
(для детей любого возраста)
Как назвать кота
Выбрать имя коту — это вовсе не шутка,
Это вам, извините, не песенку спеть.
Каждый кот — я отнюдь не лишился рассудка —
Непременно ТРИ имени должен иметь.
Имя первое — просто домашнее имя,
Например — Питер, Август, Алонзо, Финдлей…
Или Джонатан, Виктор, Билл Бейли и Джимми —
Это всё имена без особых затей.
Есть ещё имена утончённей, изысканней
Для котов-джентльменов и кошечек-дам:
Назовите Платоном или Одалискою,
Если имя приятным покажется Вам.
Но ОСОБОЕ имя — необходимее
Повседневного, то есть домашнего имени
Дать должны Вы коту и его не забыть,
Ибо кот не решится без этого имени
Ни трубой хвост задрать, ни усы распушить.
Вот примеры имён этих гордых, старинных:
Мышегрозус, Муркатор, Лапист, Когтилин,
Джеликисса, Сметанция, Бомбалерина…
С этим именем зверь во всем мире один!
Третье имя кота есть особая тайна,
Угадать это имя не сможет никто.
Кот его не поведает даже случайно
Никому и нигде, никогда, ни за что!
Вот сидит он в раздумии непостижимом —
Значит мыслью о мысли ваш кот поглощён:
Это мысль о разительно-невыразимом-
Вырази-поразитель-невообразимом
Изо всех уникальных и тайных имён.
Просто кошка
Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти.
Есть у Кэтти полоски и те и эти,
А точнее — полоски и пятнышки разные,
И тигровые и леопардообразные.
Она сидит весь день без конца
То на коврике, то на ступеньках крыльца,
Сидит и сидит, сидит и сидит,
Именно этим род кошачий и знаменит.
Но лишь суета прекратится дневная,
Тут кошка работу свою начинает:
Уверившись в том, что весь дом задремал,
Крадётся по лесенке прямо в подвал.
Она озабочена тем, чтобы мыши
Вели себя лучше, тактичней и тише,
И редкостное проявляя терпенье,
Даёт им уроки вязанья и пенья.
Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти.
Есть у Кэтти полоски и те и эти…
Нет ей равных на свете!
Она любит тепленькие местечки,
И весь день сидит
то на шляпе моей, то у печки.
Сидит и сидит, сидит и сидит —
Именно этим род кошачий и знаменит!
Но лишь суета прекратится дневная,
Тут кошка работу свою начинает:
Решив, что плохое питанье — причиной
Мышиной возни и тревоги мышиной,
Печёт им и варит — терпенье и труд,
Уверена кошка, всё-всё перетрут!
И кошка готовит мышиный пирог им
Из хлеба сухого с мышиным горохом,
И сырные корки смешав с ветчиною,
Во вкусе мышином готовит жаркое.
Я имею в виду просто кошку по имени Кэтти.
Есть у Кэтти полоски и те и эти…
Любит кошка шнурами портьер поиграть в углу,
И на каждом шнуре завязать по морскому узлу.
Очень любит она посидеть на чём-нибудь плоском,
На подоконник взобравшись или гладильную доску.
Она сидит и сидит, сидит и сидит…
Именно этим род кошачий и знаменит.
Но лишь суета прекратится дневная,
Тут кошка работу свою начинает:
Решив, что безделье вредит тараканам,
Она собирает их всех за диваном,
Она разбивает их всех на отряды,
Сигналы придумывает — всё как надо,
Чтоб скауты были ВСЕГДА ГОТОВЫ
По первому знаку, по первому зову!
А поэтому — трижды ура просто кошке, на ком
Обязательно держится всякий порядочный дом.
Последняя стоянка кота Тигрыки
Тигрыка был разбойник, на барже плавал он,
Драчливей всех котов он был и дьявольски силён.
От Гревсенда до Оксфорда знал это каждый порт,
И званьем «Ужас Темзы» кот счастлив был и горд.
Потрепанный, потёртый, с мешками на коленях
Но не было заботы ему о чьих-то мненьях.
Немного был он одноух, по правде говоря,
Но глаз единственный и злой на мир взирал горя.
Дрожал при имени его и Хаммерсмит и Путни,
И помнил тихий Роттерхит все грабежи и плутни,
Спешат курятник починить, гусей в сарай уводят,
Когда вдоль Темзы слух летит: «Тигрыка — на свободе!»
О, горе крысам мускусным с заморских кораблей,
О, горе улетевшей из клетки канарей…
И мопсику-пекинцу на улице — о, горе —
И всем котам, с которыми Тигрыка нынче в ссоре!
Но с яростью особой он был растерзать готов
Сиамских ли, персидских ли —
не наших всех котов:
Кот с иностранным именем? Кот нации иной?
Да ведь в нехватке уха сиамец был виной!
Однажды летней ночью при голубой луне
Стояла баржа в Молси, качаясь на волне.
От этой тёплой ночи у разогретых скал
Разнежившись, Тигрыка в сентиментальность впал.
Ворчук, его приятель ушёл давным-давно:
Ведь в Хемптоне есть «Колокол» — там подают вино
А жадный серый Кувыркот решил ещё с утра
Обшарить каждый уголок трактирного двора.
На палубе Тигрыка задумчиво сидел,
На леди Куроедди влюблённо он глядел,
Не видя, как в тени бортов из тихой темноты
На сампанах и на джонках шли сиамские коты.
Экипаж храпит беспутный, погружён в глубокий сон,
Куроедди слышит только тигрорыкий баритон,
Ей не слышно плеска вёсел и мурчащих шёпотков,
А луна, дробясь, играет в сотнях голубых зрачков!
Всё тесней кольцо сампанов и уже спасенья нет!
Да, любовники, как видно, нынче спели свой дуэт:
Гильберт Мурр своих сиамцев хорошо вооружил —
Вилки, длинные как когти, и зубатые ножи!
По сигналу Гильберт Мурра вся монгольская орда
С грозной вспышкой фейерверка бросилась на абордаж
Кинув джонки и сампаны сто котов, вошедших в раж,
Вмиг задраили все люки, чтоб не вылез экипаж.
На всю палубу от страха Куроедди завизжала,
И приходится признать, что в тот же миг она сбежала
Нет, она не утонула — мне об этом бы сказали —
А Тигрыку окружили сто котов в сверканье стали!
Шаг за шагом отступая и кольцом врагов затёртый,
Был он загнан на дощечку, нависавшую над бортом,
А по узкой той дощечке — шаг-другой и — плюх-поплюх
Разбежался от Тигрыки по воде за кругом круг.
Весь Веппинг на голову встал от новости такой,
На набережной в Манхеде плясали под луной,
Крыс жарили на вертелах и в Бренфорде и в Доке,
И говорят, что карнавал объявлен был в Бангкоке!