Изменить стиль страницы

Роберт, отхлебывая кофе из чашечки, слушал и не слушал добрую миссис Фредерикс. Мысли его снова и снова возвращались к происшествию в аэропорту.

«Дурацкая история… — досадовал он на себя. — Черт меня дернул выкинуть этот трюк. Ну задержали бы. Никаких серьезных грехов. Постращали бы и выпустили, а прояснилось бы многое. А теперь скрывайся, будто и в самом деле рыльце в пушку… Сплошные осложнения…»

Миссис Фредерикс, очевидно, поняла своим старческим чутьем, что Роберту сейчас не до газет.

— Я, наверное, вас утомила? — посмотрела она на него участливым взглядом. — Идите, пожалуйста, отдыхайте. — Помолчав, добавила: — Не хотите ли принять ванну?

Роберт и не помышлял о ванне, но рад был хотя бы такому предлогу, дабы остаться наедине с собой. К тому же перед глазами неотвязно маячил Бен Престон.

Как-то странно вел себя Бен всю неделю. Буйное веселье резко сменялось тоской и полной апатией Даже утром, когда садились в самолет и Роберт рассказывал ему анекдот из жизни марсиан, он смеялся, а глаза его оставались тоскливыми и словно бы затравленными

Арестовали Бена на улице, у Роберта на глазах. Бен вышел из машины, похлопав Роберта по плечу, сказал:

— Ну побежал… Мне тут рядом. До завтра!

Но, едва отошел от машины, его подхватили под руки двое, ловко защелкнули наручники. Чемоданчик упал на тротуар.

«Конечно, его кто-то предал!» — подумал Роберт, а вслух произнес другое.

— Спасибо, миссис Фредерикс, я с удовольствием приму ванну.

Харст подошел к окну, откинул штору. На залитой солнцем улице на удивление много народа. Кажется, все, кто только может двигаться, высыпали на Ридер-стрит. Так оживленно бывает только в праздничные дни, да и то если хорошая погода.

Как радовался каждому солнечному дню в начале лета белобрысый парнишка Фрэд, обращаясь к которому уже тогда, несмотря на то, что на нем были короткие штанишки, все почтительно добавляли: «сэр». Даже его дедушка. Больше всего в жизни хотелось тогда сэру Фрэду Харсту загореть. Загореть, чтобы спалить, утопить в густом темном загаре проклятые веснушки, облепившие нос и щеки. Ему казалось, они придают ему вид донельзя смешной. Но загар почему-то совершенно не приставал к коже Фрэда. И тогда, и сейчас…

Неоновые рекламы, даже днем светившие в окна кабинета Харста, размыло знойное солнце, а некоторые почти стерло в белесом мареве, и чудилось, будто разноцветные, суставчатые буквы выбились из сил в своей скачущей пляске.

Харст с трудом заставил себя вернуться к делам.

Достал из выдвижного ящика стола бумагу, взял вялыми пальцами карандаш. Долго думал, прежде чем нанести первые штрихи и линии. Но вот они посыпались быстрее: замысловатые зигзаги, спирали, скобки, круги, причудливо переплетавшиеся между собой. Это была его маленькая слабость — размышлять над своими замыслами именно так, вырисовывая нелепые чертежи, где всякая линия таила в себе лишь ему, Харсту, понятный смысл.

Версии выстроились. Хмыкнув удовлетворенно, он полюбовался затейливой вязью рисунка, потом скомкал листок и, положив в большую глубокую пепельницу из голубоватого стекла, чиркнул зажигалкой. Потом нажал клавишу селектора, вызвал Макларена. Как о чем-то не нуждающемся в пояснениях спросил:

— Какая телекомпания снимала Патрицию Логэн?

— «Вис-ньюс», сэр, — раздалось в ответ. — Для первой программы Би-би-си.

— У меня все, капитан.

Вместе с креслом Харст повернулся вправо, к выдвижной панели стола, где стояли, вытянувшись в ряд, телефоны разных цветов. Каждый имел собственный тон звонка. Чтобы не путать.

Харст набрал номер на белом, городском.

— Привет, Джордж! Харст. Что сегодня будет в твоих новостях? Так… Пришли мне пленку с забастовкой шахтеров и о взрыве в Дерри. Быть может, мы найдем знакомые лица. Да, кстати… Я слышал, вы сняли сегодня большое интервью на базе Гринэм-Коммон. Когда будете давать? О, старина, в пять не годится. Кто же его увидит? Все будут еще по пути к дому. И я, разумеется, тоже. Как насчет того, чтобы в восемь? А? Ну спасибо, Джордж. Нет, эту пленку присылать не надо, посмотрю по телевизору. А повторять ее будете? В двадцать два часа? Умница, Джордж, считай, ты мне удружил. Я у тебя в долгу, старина.

Полковника Фрэда Харста отличал особый стиль работы, основанный прежде всего на жесткой самодисциплине и организованности, на умении заблаговременно определить «стержневые» дела и задействовать на их исполнение соответствующих людей. В выборе он ошибался редко, хорошо зная подчиненных. Это позволяло работать без нервозности и, главное, без спешки, которую Харст терпеть не мог, считая, что она, спешка, первостепенная причина всякой неудачи. Инструктируя подчиненных, он любил повторять, что срочных дел нет, есть просроченные… Именно поэтому, когда в британских секретных службах начали создавать особый отдел F-3, начальство не колеблясь назначило Харста его руководителем. Он согласился, хотя тогда еще в полной мере не знал, насколько тяжелой окажется новая работа. Друзья советовали ему отказаться, но у Харста на сей счет имелись свои соображения, а он ничтоже сумнящеся взвалил на свои крепкие плечи всю «борьбу с внутренней напряженностью в стране».

III

После ванны Роберт немного успокоился: посидел на веранде, покурил, набрал номер телефона Гарри, но тот по-прежнему не отозвался.

«Если Бена выдал предатель, то, вполне возможно, они знают и о Гарри…» — сверлила мозг неотвязная мысль.

Вернувшись в гостиную, Роберт застал там миссис Фредерикс. С вязаньем на коленях старушка сидела в кресле у высокого камина. Даже летом она сидела именно здесь. А в тоскливые ненастные дни включала имитацию горящих углей, придававших комнате особый уют. Настоящий старинный камин бездействовал уже долгое время — теперь он считался модной роскошью. Цены на дрова взлетели настолько, что позволить себе наслаждаться «живым огнем» могли разве что лорды, коммерсанты с размахом, да еще дельцы из Сити. Но и то не все, а лишь преуспевающие.

По телевидению транслировали выпуск новостей.

Было начало девятого. На экране красовался американский генерал. Шла пресс-конференция.

Миссис Фредерикс ввела Роберта в курс происходящего:

— В ФРГ сгорел «Першинг-2», — с озабоченностью в голосе пояснила она.

И тут же раздался бодрый голос генерала.

— Ничего страшного не случилось, — успокоил он корреспондентов — Шли обычные тактические занятия, ракета не была оснащена боеголовками.

Генерала сменил репортер, побывавший в городе Хайльбронне, в окрестностях которого произошла катастрофа.

— Загорелся двигатель одной из ступеней ракеты, — тоном школьного зубрилы затараторил пухлый человечек с шевелюрой, едва умещающейся на экране. — Перед вами военная база американцев, что могла бы сгореть вместе с городом Хайльбронном, если не со всей Европой. Произойди ядерный взрыв, на других базах его могли бы принять за внезапный удар русских… Очевидцы утверждают: обломки ракеты летели вверх на сотни метров. Четыре американских солдата погибли, семь получили серьезные ранения.

Пухлого человечка сменил верзила в кожаной куртке — корреспондент телекомпании Си-би-эс.

— Всего лишь в нескольких сотнях метров от очага пожара расположен бункер для хранения ядерных боеголовок. Руководитель информационного центра в Вашингтоне адмирал Джон Ларок заявил: «Какими последствиями для народов Европы и всего человечества чревата такая «случайность», страшно даже подумать». К сожалению, это не первый случай такого рода. Газеты западногерманского города Хайльбронна пишут: «Всего лишь два месяца назад в районе Мутлангена перевернулся американский тягач с ракетой, повредив ее корпус. А через неделю загорелся тяжелый военный грузовик в колонне, транспортирующей ядерные ракеты».

Роберт устало закрыл глаза.

«Все то же самое», — подумал он, а из телевизора звучало:

— Продолжается забастовка горняков…

— В Дерри взорвалась еще одна бомба…