Бетти Махмуди

Пленница былой любви

Две недели отпуска, конечно, можно выдержать везде. Но меня все-таки мучило предчувствие – что Муди обязательно попытается оставить меня и Махтаб в Иране навсегда.

Друзья уверяли, что Муди никогда этого не сделает, потому что уже слишком проамериканизирован: живет в Штатах около двадцати лет. Все, чем он обладал, его врачебная практика, все его настоящее и будущее связаны с Америкой. Зачем ему возвращаться к прежней жизни?

Эти аргументы были достаточно убедительны, но никто, кроме меня, не знал сложной натуры Муди. Он был любящим мужем и отцом, но мог холодно пренебречь потребностями и желаниями собственной семьи. Его разум был соединением блестящей интеллигентности и безграничной беспорядочности. В культурном отношении он представлял собой смесь Востока и Запада и сам не знал, что в его жизни преобладало.

У него было достаточно поводов, чтобы после двухнедельного отпуска увезти нас обратно в Штаты. Но были также и другие причины, чтобы заставить нас жить в Иране.

Зачем я согласилась поехать?

Махтаб…

Первые четыре года она была счастливой щебетуньей, радующейся жизни, привязанной ко мне, к отцу и к своему уже изрядно истрепанному плюшевому кролику.

Махтаб…

На фарси, государственном языке Исламской Республики Иран, это слово обозначает «лунный свет».

Но для меня Махтаб – это солнечный блеск.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, я взглянула на Махтаб, потом на Муди и уже знала, зачем приехала в Иран. Мы вышли из самолета и сразу же погрузились в обволакивающий тяжелый зной тегеранского лета. А было еще только раннее утро.

Махтаб прильнула к моей руке. Ее карие глаза познавали этот чужой мир.

– Мамочка, – шепнула она, – я хочу в туалет.

– Хорошо, сейчас поищем.

В здании аэропорта нас встретил невыносимо тяжелый запах человеческого пота. Я надеялась, что мы быстро покинем это помещение, но зал был переполнен пассажирами с нескольких рейсов, и все толпились и пробирались к одной стойке, где производился паспортный контроль и откуда был единственный выход из этого зала.

Нам пришлось прокладывать себе дорогу локтями. Я держала Махтаб в объятиях перед собой, чтобы ее не придавили.

Я знала, что женщины в Иране должны закрывать плечи, ноги, лоб, но меня поразил вид сотрудниц аэропорта и большинства пассажирок, которые были почти полностью покрыты чем-то, что, как мне сказал Муди, называется чадрой. Это кусок ткани в форме полукруга, который забрасывается на голову и плечи. Он окаймляет лоб и подбородок, оставляя открытыми только глаза, нос и рот. Наиболее религиозные иранки оставляли открытым только один глаз. Женщины, бегавшие по взлетному полю, таскали в одной руке тяжелые чемоданы, а другой придерживали чадру под подбородком. Длинные полотнища развевались во все стороны. Меня это особенно удивляло, так как носить чадру было вовсе не обязательно. Остальная одежда была в соответствии с суровыми требованиями кодекса, но эти мусульманки по собственному желанию, несмотря на изнуряющий зной, надевали поверх всей одежды еще и чадру. Здесь я воочию убедилась, какую великую власть имели над ними общество и религия.

Не менее получаса нам потребовалось, чтобы пробраться к стойке для проверки паспортов, где хмурый сотрудник посмотрел на наш, один на троих, иранский паспорт, поставил печать и махнул рукой проходить.

– Мамочка, я хочу в туалет, – повторила Махтаб, нервничая.

Муди спросил по-персидски женщину в чадре, куда идти. Она объяснила и поспешно удалилась, занятая собственными делами. Муди остался присмотреть за багажом, пока мы искали туалет, но, когда мы приблизились к входу, дыхание перехватило от невыносимой вони. Все-таки войдя туда, мы нашли только дыру в цементном полу, который был загажен кучами экскрементов с роящимися над ними мухами.

– Здесь очень воняет, – закапризничала Махтаб, оттаскивая меня за руку.

Мы побежали обратно к Муди.

Махтаб мучилась, но предпочитала терпеть, пока мы не приедем в дом сестры Муди, о которой он всегда говорил с большим уважением. Сара Махмуди Ходжи опекала всю семью, и все с почтением обращались к ней не иначе как Амми Бозорг – уважаемая тетя.

«Все будет хорошо, как только мы окажемся в доме Амми Бозорг», – думала я.

Махтаб очень устала, но сесть было негде, и мы распаковали прогулочную коляску. Махтаб тотчас же устроилась в ней.

Вдруг мы услышали чей-то громкий голос, как будто обращенный к нам.

– Да'иджан! – кричал кто-то что было сил. – Да'иджан!

Муди повернулся и радостно ответил на возгласы бегущего к нам человека. Они бросились друг другу в объятия.

– Это Зия, – представил Муди.

Зия Хаким сердечно пожал мне руку.

Он был одним из тех многочисленных молодых родственников мужского пола, которых Муди именовал общим титулом «племянники». Малюк, сестра Зии, была женой Мостафы, третьего сына старшей сестры Муди. Мать Зии была сестрой матери Муди, а отец был братом его отца, а может, наоборот. Определение «племянник» было самым удобным.

Зия, взволнованный встречей со мной, американской женой Муди, поприветствовал меня на вполне приличном английском языке.

– Я так рад, что ты приехала, – сказал он, – мы так давно ждали этого!

Он подхватил Махтаб на руки и осыпал ее поцелуями.

Это был интересный мужчина с характерными восточными чертами лица и пленительной улыбкой. Его обаяние и изысканность манер сразу бросались в глаза. Каштановые волосы Зии были модно подстрижены, костюм хорошо скроен и элегантен, рубашка с расстегнутым воротом отглажена. От него веяло свежестью. Я так надеялась, что семья Муди будет именно такой.

– Как ты пробрался сюда? – спросил Муди.

– У меня здесь работает друг.

Лицо Муди просветлело. Он с опаской достал из кармана наши американские паспорта.

– Что с ними делать? – спросил он. – Нам бы не хотелось, чтобы их конфисковали.

– Я все устрою, – ответил Зия. – У тебя есть какие-нибудь деньги?

– Да.

Муди отсчитал несколько банкнотов и подал их Зии вместе с нашими паспортами.

– Встретимся после прохождения контроля, – сказал Зия и растворился в толпе.

Но даже Зия, как оказалось, не был в состоянии ускорить проверку багажа. Мы стояли в этом изнуряющем пекле более трех часов, сначала ожидая багаж, а потом в нескончаемой очереди таможенного контроля. Махтаб вела себя спокойно, хотя я знала, что ее терпение на исходе. Наконец мы у заветной цели: впереди Муди, за ним я, Махтаб и коляска.

Таможенник тщательно проверил каждую вещь багажа, задержавшись у чемодана с лекарствами. Начался диалог по-персидски. Муди объяснил мне, что сказал таможеннику: он врач и привез эти лекарства в дар местному медицинскому центру.

Таможенник продолжал задавать все новые вопросы. Муди вез бесчисленное количество подарков для семьи. Каждый следовало распаковать и предъявить для осмотра. Сотрудник открыл наш чемодан с одеждой и наткнулся на кролика Махтаб. Это был ветеран наших путешествий. Он сопровождал нас в поездках в Техас, Мексику и Канаду. Уже в последний момент, когда мы выходили из дому в Детройте, Махтаб заявила, что не поедет в Иран без своего лучшего друга.

Таможенник разрешил нам забрать чемодан с одеждой и, к великой радости Махтаб, кролика, сказав, что остальной багаж отошлет нам после детальной проверки позднее.

Так, не обремененные грузом, спустя четыре часа после приземления мы покинули зал.

Муди тотчас же оказался в толпе людей в длинных одеждах и накидках на голове. Более сотни родственников толпились вокруг, крича, плача, сжимая его руки, обнимая и осыпая поцелуями, целуя меня и Махтаб. Они засыпали нас с Махтаб цветами, потому что через минуту мы держали их целые охапки.