Изменить стиль страницы

Собрат-теософ предлагает наиболее краткое сжатое и вполне удовлетворительное определение слова «чудо», какое мы видели. «Почему бы не стоило, – спрашивает он, – объяснить, что это „чудесное“ всего лишь означает наше незнание причин и что в отрицании „чудес“ мы только стараемся отрицать феномен, неспособные на любое какое бы ни было рациональное объяснение, а также феномены, не поддающиеся объяснению с позиции общеизвестных и общепринятых законов и факторов природы?» Из-за отсутствия понимания огромной разницы между Невозможным и Незнакомым в физике нас часто критикуют наши оппоненты. Они даже обвиняют нас в непоследовательности отрицания возможности чудес, в то же самое время подтверждая реальность оккультный феноменов сходного характера. Наш спор заключается в допущении, что каким бы ни был феномен – если он необычен и незнаком, то должен в силу самого факта быть приписан сверхъестественному фактору, и потому именно считается чудесным. Мир слишком стар, чтобы быть вéдомым и соответствовать вере, что все, что бы ни случилось или когда-нибудь случалось, оказывается за пределами законов природы.

Теософист», том II, № 3, декабрь 1880, с. 47, 49, 59, 60.]

[Мокша] – Идеальное состояние чистого духа, почти идентичное нирване буддистов.

[Комментарии, добавленные к статье Джозефа Поллока «Разве человек всего лишь машина?»]

Мистер Поллок вполне умело представил обе стороны дела, как человек, способный без дополнительной помощи выйти за пределы экспериментальной психологии. Эта материалистическая аргументация вполне хороша, когда касается механического аспекта человеческого существа; но здесь вмешивается практик азиатской йоги и, демонстрируя феноменальные возможности, который материалист никогда не видел, разве только во сне, доказывает нам, что человек может быть понятым только теми, кто изучил обе стороны его природы. Древнее изречение опыт учит следовало бы всегда помнить нашим современным философами.

[Кама-рупа] – иллюзорная форма того, зримая цельность чего есть обман чувств. Наблюдатели «манифестации формы» должны как следует это осмыслить.

[В своей статье «Сатгур Свами» Лалла Майкулал рассказывает о йоге, чья движущая сила – есть собственная воля человека, а также тантрах, которые включают несколько систем, сводимых к практическому применению магнетической силы. Он утверждает: «Тем не менее, эти практически полезные скрытые силы могут быть… суть в том, чтобы не потерять их из поля зрения, что сиддхи йоги и тантры имеют лишь дополнительное значение». На это Е.П.Б. замечает:]

Для феноменалистических намерений, да – несомненно. Но наш индийский собрат должен помнить, что Западу ничего не известно о существовании в человеке такой силы; и пока он не узнает о ней, то никаких научных исследований и быть не может, особенно в области психологии.

[Нижеследующая заключительная заметка добавлена Е.П.Б. к описанию доктора Батукрама С. Менты «Психологический тест для поимки вора».]

Д-р Батуркам совершенно прав в своем диагнозе, и было бы весьма неплохо, если бы все так называемые «чудеса» были изучены с позиций здравого смысла. Но существует еще один метод поимки воров в Индии, в котором физиология вора не играет никакой роли. Мы имеем в виду «вращающийся котелок». В этом случае тот, кто ищет вора, не дотрагиваясь до медного котелка, заставляет его вибрировать и наконец, закрутиться на боку, как колесо телеги, пока он не остановится там, где находится вор или его добыча. Опишут ли во всех подробностях и результатах этот опыт те, кто бывал его свидетелем, для пользы наших читателей?

Разум в природе

Перевод – К. Леонов

Велико чувство самоудовлетворенности в современной науке, и беспримерны ее достижения. Дохристианские и средневековые философы, по-видимому, оставили после себя кое-какие ориентиры, указывающие на неисследованные залежи, однако открытию всех богатств и бесценных сокровищ мы обязаны настойчивым усилиям современных ученых. Поэтому они заявляют, что подлинное, истинное знание природы Космоса и человека возникло лишь в последнее время. Роскошное современное растение возникло из увядших сорняков древних суеверий.

Однако, не такова точка зрения изучающих теософию. Они говорят, что недостаточно высокомерно высказываться о «несостоятельных представлениях некультурного прошлого», как это делают м-р Тиндаль и другие, чтобы скрыть те интеллектуальные источники, на основании которых выросла слава столь многих современных философов и ученых. Сколь многие из наших выдающихся ученых заслужили почет и уважение просто потому, что они одели в новое платье идеи тех старых философов, которых они всегда готовы третировать, – об этом беспристрастно заявят последующие поколения. Но тщеславие и чрезмерная самоуверенность, как две ужасные раковые опухоли, сидят в мозгу среднего человека науки; это особенно касается востоковедов – санскритологов, египтологов и ассириологов. Первые следуют комментаторам пост-махабхаратского периода (или, может быть, лишь претендуют на то, что они это делают); последние руководствуются искусственно истолкованными папирусами, сопоставляя их с тем, что говорил тот или иной греческий писатель, или же обходя их молчанием, а также клинописными надписями на полуразрушенных глиняных табличках, скопированных ассирийцами с «аккадо»-вавилонских записей. Слишком многие из них склонны забывать при каждом удобном случае, что многочисленные изменения в языке, аллегорическая фразеология и очевидная скрытность старинных мистических писателей, обязанностью которых было никогда не разглашать важные тайны святилища, что все это могло ввести в заблуждение и переводчиков, и комментаторов. Большинство наших востоковедов скорее позволят своему тщеславию расстаться с логикой и способностью к рассуждению, чем признать свое невежество, и они, как профессор Сейс,[655] будут самодовольно заявлять, что они разгадали истинный смысл религиозных символов прежних времен, и что они могут интерпретировать эзотерические тексты намного правильнее, чем посвященные жрецы Халдеи и Египта. Это равнозначно тому, как если бы сказать, что древние иератические грамматики и священники, которые были изобретателями всевозможных аллегорий, предназначенных для сокрытия многих истин, которым обучали при инициации, – не имели ключа к священным текстам, составленным или написанным ими самими. На том же самом уровне рассуждают некоторые санскритологи, которые, не побывав ни разу в Индии, утверждают, что они знакомы с санскритским произношением, а также со смыслом ведических аллегорий намного лучше, чем самые образованные среди величайших брахманических пандитов и ученых санскритологов Индии.

После всего этого кто же будет удивляться, что жаргонные выражения и темные места средневековых алхимиков и каббалистов также прочитываются современными учеными в буквальном смысле; что древние греки, и даже образы Эсхила, корректируются и улучшаются знатоками греческого из Кембриджа и Оксфорда, и что притчи Платона, смысл которых замаскирован, приписываются его «невежеству». И все же, если изучающие древние языки знают что-то, то им следовало бы иметь ввиду, что метод крайнего утилитаризма практиковался в древней философии так же широко, как и в современной; что с самого начала человечества фундаментальные истины обо всем том, что нам позволено знать на земле, надежно хранились адептами святилища; что различие между верованиями и религиозной практикой было лишь внешним; и что те защитники древнего божественного откровения, которые решали любую проблему, доступную для человеческого интеллекта, были связаны друг с другом всеобщим интуитивным взаимопониманием науки и философии, которое образовывало единую непрерывную цепь вокруг земного шара. И филологии, и востоковедению следует попытаться отыскать конец нити. Но если они будут упорствовать в том, чтобы смотреть только в одном направлении, и это направление окажется ложным, то истина и факт никогда не будут открыты. Таким образом, долгом психологии и теософии является помочь миру достигнуть их. Изучите восточные религии при помощи света восточной, а не западной философии, и если вам удастся ослабить хотя бы одну петлю в узле древней религиозной системы, то вся цепь мистерий может быть распутана. Но для того, чтобы достичь этого, не следует соглашаться с теми, кто учит тому, что нефилософично вопрошать о первопричинах, и что все, что в наших силах, – это рассматривать их физические следствия. Область научного исследования со всех сторон ограничена физической природой; таким образом, как только достигаются границы материи, исследование должно остановиться, и работа должна быть начата заново. Поскольку теософ не имеет желания играть роль белки в колесе, то он должен отказаться от того, чтобы следовать указаниям материалистов. Во всяком случае, он знает, что перевороты в физическом мире, в соответствии с древним учением, сопровождаются сходными переворотами в интеллектуальном мире, ибо духовная эволюция вселенной, так же как и физическая, протекает циклически. Не видим ли мы в истории регулярного чередования приливов и отливов волн человеческого прогресса? Не видим ли мы в истории, и не обнаруживаем ли мы даже в пределах нашего собственного опыта подтверждение тому, что великие царства мира, достигнув наивысшей точки своего могущества, падают вниз в соответствии с тем же самым законом, по которому они возвышались? до тех пор, пока, достигнув самой низшей точки, человечество вновь не заявит о себе и не поднимется вновь, причем высота его подъема, по тому же закону циклически возрастающей прогрессии, будет несколько большей, чем та, с которой оно начало опускаться. Царства и империи подвержены тем же самым циклическим законам, что и растения, народы и все что угодно в Космосе.

вернуться

655

См. в «Гиббертовых лекциях» за 1887 год (стр. 14–17) о происхождении и росте религии в древнем Вавилоне. Профессор Сейс говорит, что хотя «многие из священных текстов были написаны так, чтобы быть доступными лишь для посвященных [выделено мной]… обладающих ключами и толкованиями», тем не менее, добавляет он, поскольку многие из последних «находятся в наших руках», они (ориенталисты) имеют «такой ключ для истолкования этих документов, которым не обладали даже посвященные жрецы» (стр. 17). Этот «ключ» – современное увлечение, столь дорогое м-ру Гладстону, и столь надоевшее своим однообразием большинству, состоит в том, чтобы в каждом символе древних религий видеть солярный миф и притягивать его, где есть для этого возможность, к сексуальной или фаллической эмблеме. Отсюда заявление о том, что в то время как «Гиздхубар был только победителем и завоевателем в древности», для ориенталистов, которые «могут проникать вглубь мифов», он является всего лишь солярным героем, который был сам по себе лишь трансформированным потомком скромного бога огня (цит. соч., стр. 17).