Изменить стиль страницы

— Вы и это знаете? А брали они вас с собой в Лондон?

— Нет, не думаю. Я по крайней мере не помню. Все мои воспоминания о родителях связаны только с этим поместьем. Помню, как отец посадил меня на пони в тот день, когда мне исполнилось три года. Я как сейчас вижу маму: она стоит на выгуле, заслонясь руками от солнца, и следит за нами через щелочки между пальцами. — Мерседес грустно улыбнулась. — Бедная мамочка. Для нее это была, наверное, настоящая пытка: ждать, что я могу упасть и разбить голову. Папа непременно хотел, чтобы я научилась ездить верхом.

— И вы научились?

— Должно быть, научилась. Не могу себе представить, чтобы я могла разочаровать своего отца. Но я больше никогда не ездила верхом.

— Почему?

— Лошади вселяют в меня ужас, — просто сказала она. — Не думайте, что мой отец виноват в этом уж только потому, что настаивал, чтобы я села на лошадь, несмотря на мой страх. Я уверена, что потом я уже не боялась бы.

— Так в чем же дело?

Она искоса посмотрела на него и пожала плечами. — Не знаю. Временами я даже воображаю себе, что мне этого не хватает. Тогда я собираю в кулак всю свою волю и подхожу к дверям конюшни. Но дело кончается тем, что я здороваюсь с конюхом и делаю вид, что просто прогуливаюсь. Юбка для верховой езды выдает мои настоящие намерения, но Бен достаточно хорошо воспитан, чтобы не дать мне понять, что заметил это.

Мерседес говорила об этом очень легко, но Колин догадывался, что на самом деле это давалось ей непросто. Его удивило уже то, что она вообще призналась в этом. За время своего короткого знакомства с Мерседес Лейден он узнал о ней точно только одно — она не бросала слов на ветер. Если говорит, что лошади вселяют в нее ужас, значит, она действительно парализована страхом перед этими животными.

— Как умерли ваши родители?

Мерседес ждала этого вопроса. Она могла отвечать по-разному, и на каждый ответ обычно следовала своя особая реакция. Она выбрала тот, который вызывал шок, заставляя людей лепетать что-то вроде извинений.

— Их убили.

Колин же наклонил голову в сторону и серьезно смотрел на нее. Потом он спросил:

— Убийцу нашли?

Она будто догадывалась, что он не склонен развивать эту тему. Своим односложным ответом она, напротив, разожгла его интерес.

— Два человека были обвинены и повешены.

— Они были виновны?

— Что за странный вопрос?

— Я думаю, он вполне оправдан. Или, может, я ошибаюсь, подозревая, куда могут привести обвинения, которые выдвигает против меня Северн? Разве он не надеется отправить меня на виселицу?

Мерседес растерялась от таких суждений, но поняла, куда он клонит.

— Моих родителей убили двое разбойников. Их нашли в таверне меньше чем в пяти милях от того места, где они совершили преступление: они там пьянствовали и распутничали с девками. Вместе с моими родителями был убит и кучер. У них нашли драгоценности моей матери. Этого было достаточно, чтобы обвинить их в убийстве.

— Они не сознались?

— Мои родители оказались последними жертвами в целой цепи ограблений и убийств на одном и том же участке дороги. Всего полгода до этого была точно так же убита другая супружеская пара. Они еще имели несчастье везти с собой троих детей.

— Что же случилось с детьми? Мерседес свела брови, пытаясь вспомнить.

— Я даже не знаю, рассказывали мне об этом или нет, — сказала она наконец. — Я давно об этом не думала. А что до убийц, то миссис Хеннпин говорит, что разбойники так и не сознались в преступлении.

— Да, наверное, так и было, — сказал Колин.

Он оперся головой о мраморный столб позади себя уставился в звездное небо.

Мерседес немного повернулась, чтобы лучше его видеть. Его молчание было красноречивее всяких слов.

— Вы не верите мне, — осуждающим тоном сказала она.

— Я не сказал этого.

— Да, но вы и не поверили. Вы не сказали это так, чтобы все сразу стало ясно.

Он искоса посмотрел на нее:

— Что это значит? Повторите еще раз!

Губы Мерседес скривились в скептической улыбке.

— Я не думаю, что смогу повторить, — сказала она. — Но вы и без того прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Да, понимаю.

Когда после этого признания не последовало ничего, кроме долгого молчания, Мерседес не стала его торопить. Она уже и раньше заметила, что он очень подозрителен, а их теперешний разговор явился еще одним тому подтверждением.

— Расскажите мне о своей семье, — попросила она. Он знал, задав ей вопросы о семье, что подобный интерес будет обращен и на него. Но это совсем не означало, что он рад такому повороту.

— Расскажите… У вас есть семья?

— Нет.

— Нет семьи? — Ей это показалось совершенно невероятным. Даже у нее есть двоюродные братья и сестры. — Как это может быть: совсем нет семьи?

— Потому что ее нет. — Он немного смягчился, увидев ее недоуменный, нахмуренный взгляд. Она совершенно искренне огорчилась, услышав такую новость. — У меня нет семьи в том смысле, как вы это понимаете.

Мерседес стало ясно, что больше вопросов задавать не следует. Пока. Просто не имеет смысла. Она широко, по-детски зевнула и смутилась, застигнутая врасплох. Это было первое проявление ее неимоверной усталости. Она взяла свою свечу, сдерживая второй зевок.

— Спокойной ночи, капитан Торн.

Он провел ее через галерею и на прощание сказал:

— Закрывайте свою дверь, Мерседес.

Ей снились огромные волны, разбивающиеся о скалы с такой силой, что их бесконечный грохот заставлял ее закрывать ладонями уши. И этот непрекращающийся, назойливый ритм в конце концов заставил ее проснуться. С легким стоном она повернулась на бок и открыла затуманенные усталостью глаза. Увидев, как дверь буквально ходит ходуном в тяжелой дубовой раме, она поняла наконец, что это и был источник шума.

То, что в дверь стучали, само по себе было уже необычно. Близнецы не утруждали себя такой излишней вежливостью, сколько бы она их ни увещевала. Сильвия и Хлоя заходили в ее комнату очень редко, а миссис Хеннпин и служанки возвещали о своем намерении войти скорее царапаньем, чем стуком. Внезапно темп стука изменился, Теперь звучало стройное стаккато: тра-та-та-та. Быстрота, с которой удары следовали один за другим, ясно указывали на то, что здесь орудует не одна пара рук.

— Бриттон, входи, — прокричала Мерседес, — и ты тоже, Брендан! Но пожалуйста, поосторожнее!

Она снова улеглась и покорно ждала бешеной атаки близнецов. Дверь дрожала, но не открывалась. Судя по силе ударов, Мерседес поняла, что они занимаются этим уже давно. И только когда Брендан обиженно вскричал, что дверь, наверное, заперта, она наконец вспомнила о предостережении Колина и о своем решении последовать его совету.

— Минуточку!

Мерседес выскользнула из постели. Ее домашнее платье лежало на стуле, она накинула его, прежде чем впустить мальчиков.

— Зачем ты ее закрыла? — потребовал объяснений Бриттон.

Мерседес увидела, что он осторожно оглядывается кругом, будто подозревает, что в комнате кто-то прячется.

Брендан безо всяких обиняков сказал то, о чем брат только подумал:

— У тебя тут граф? Он что, опять вернулся, чтобы причинять нам неприятности?

Мерседес застыла.

— Граф? — спросила она сонно. — Ты, может быть, имеешь в виду капитана Торна?

Подозрительное выражение вмиг исчезло с лица Бриттона.

— Ох! — Он улыбнулся во весь рот. — Значит, у тебя здесь капитан Торн? Северн ищет вас обоих.

— Северн уже здесь?

Мерседес зажала виски руками, когда мальчишки ввалились в комнату. Они дружно полезли под кровать, будто собирались выгонять из-под нее Колина Торна.

— Здесь никого нет, — сказала Мерседес, поглядывая на каминные часы. Был уже одиннадцатый час. Она прислонилась к двери, продолжая растирать висок ладонью. Ей казалось, что стук в дверь теперь переместился в ее голову. Мальчики уже самозабвенно прыгали по кровати. Она подняла руку, и они тут же остановились, не успев завершить очередной кульбит. Последний прыжок оказался таким сильным, что кровать закачалась.