Законно вставал вопрос, имеет ли еще смысл удержание предмостных укреплений на Днепре при таком положении, когда, пожалуй, навсегда исключалось возобновление наступления в восточном направлении. Под Никополем Гитлер хотел продолжать добычу марганца. Причиной такого упорства являлась его военно-экономическая точка зрения, в целом неверная и, как мы считали, вредная в оперативном отношении. Лучше было отойти за широкие водные рубежи, выделить резервы, в первую очередь танковые дивизии, и этими силами вести маневренные боевые действия. Но когда Гитлер слышал слово «оперировать», он приходил в ярость, полагая, что генералы под этим словом понимают непрерывное отступление, и поэтому с фанатическим упрямством настаивал на удержании местности даже там, где это наносило большой вред.

Тяжелые кровопролитные зимние бои совершенно выбили главное командование сухопутных войск из колеи. Не могло быть и речи о подготовке сил для Запада, где весной 1944 г. союзные державы наверняка должны были высадить десант. Поэтому я считал, что выполнял свой долг, когда постоянно напоминал о своевременном снятии с фронта танковых дивизий для их пополнения в тылу. Хотя верховное командование вооруженных сил и должно было бы уделять этому важному театру военных действий самое большое внимание, оно не оказало мне никакой поддержки. Так оттягивалось высвобождение сил для Западного фронта, пока я, наконец, еще раз не доложил об этом Гитлеру в присутствии Цейтцлера.

Речь шла о снятии одной танковой дивизии. Цейтцлер доложил, что уже отдан приказе ее выводе. Я вынужден был возразить ему и сказать, что приказы главного командования сухопутных войск содержат обычно лазейки для корыстолюбивых фронтовых генералов. Со стороны начальника генерального штаба мое замечание встретило гневный протест. Однако, например, последний его приказ о снятии дивизии содержал примерно следующие слова: «Снять с фронта как можно быстрее танковую дивизию „X“, если только позволит обстановка. Боевые группы оставить до особого распоряжения перед фронтом противника. О начале снятия дивизии доложить». Слова «до особого распоряжения» в приказах главного командования сухопутных войск всегда печатались в сокращенном виде – д. о. р. Из этого можно сделать вывод, что они употреблялись в них часто или почти всегда. Следствием такого приказа являлось то, что командующий группой армий или армией, который должен был по приказу снять с фронта дивизию, заявлял, что боевая обстановка не позволяет сделать этого. А до тех пор, пока она, наконец, позволяла, часто проходили недели.

В боевые группы, которые оставались на фронте, входили, конечно, самые боеспособные части дивизии и в первую очередь танки и мотопехота, которые главным образом и нуждались в пополнении. Следовательно, практически сначала прибывали в тыл не требующие пополнения транспортные колонны, затем штаб дивизии и артиллерия, по своему составу еще способные к боевым, действиям. При такой постановке я не мог приступать к выполнению своей основной задачи, так как основные боевые части были еще на фронте. Цейтцлер очень сильно рассердился на меня, но мы были не вправе пренебрегать интересами Западного фронта.

До начала вторжения на континент 6 июня 1944 г. кое-как удалось собрать, пополнить и обучить десять танковых и десять мотодивизий. Но об этом потом. Обучение этих соединений, к которым добавились еще три танковые дивизии из резерва, переброшенные из империи во Францию, я поручил своему старому испытанному сослуживцу генералу барону фон Гейеру, которому Гитлер ни за что не хотел доверить командование соединениями на фронте из-за многочисленных разногласий с ним. Командная должность Гейера называлась «генерал танковых частей Запада». В территориальном и оперативном отношении он подчинялся главнокомандующему войсками на западе фельдмаршалу фон Рундштедту, а по службе в бронетанковых войсках – мне. В совместной работе мы полностью доверяли друг другу, и, как мне кажется, наша работа принесла пользу армии.

Говоря о столь богатом событиями 1943 г., следует упомянуть еще несколько встреч. Я уже говорил о том, что при своем первом визите к Геббельсу я начал с ним разговор об ошибках верховного главнокомандования и просил его склонить Гитлера к проведению реорганизации, в частности, к учреждению полноправной должности начальника главного штаба вооруженных сил. Это должно было уменьшить личное влияние Гитлера на проведение операций. Правда, Геббельс назвал этот вопрос очень щекотливым, но все же в свое время обещал оказать мне содействие. Когда министр в конце июня 1943 г. приехал в Восточную Пруссию, я снова посетил его и напомнил ему о нашей первой беседе. Геббельс сразу же признал все растущее ухудшение военного положения и произнес в раздумье: «Всякий раз, когда я себе представляю, что русские придут в Берлин, что нужно будет отравить жену и детей, чтобы они не попали в руки жестоких врагов, то ваш вопрос всегда действует на мою душу как какой-то кошмар». Геббельс ясно понимал те последствия, к которым может привести дальнейшее ведение войны нашими старыми методами, но он не сделал никаких выводов из этого. Он никогда не пытался говорить с Гитлером о моих предложениях и повлиять на него.

Поэтому я попробовал прощупать мнение Гиммлера по этому вопросу, но, натолкнувшись на его непреодолимое упорство, отказался от обсуждения с ним вопроса об ограничении полномочий Гитлера.

В ноябре я отправился к Иодлю и изложил ему проект организации верховного командования, согласно которому начальник главного штаба вооруженных сил должен осуществлять фактическое руководство операциями, Гитлер же должен быть ограничен своим собственным полем деятельности – политикой и общими вопросами ведения войны. Когда я обстоятельно обосновал свое предложение, Иодль лаконично ответил: «Знаете вы лучшего верховного главнокомандующего, чем Адольф Гитлер?» Его лицо застыло в неподвижной мине, а вся поза выражала холодный отказ. Я быстро схватил свой проект и покинул его кабинет.

В январе 1944 г. Гитлер пригласил меня на завтрак. «Мне подарили чирка. Вы знаете, что я вегетарианец. Давайте позавтракаем вместе». Мы завтракали вдвоем в небольшой, скупо освещенной лишь одним окном комнате за маленьким круглым столом. Только овчарка Блонди сидела в комнате. Гитлер кормил ее кусочками черствого хлеба. Вошел обслуживавший нас слуга Линге и молча, бесшумно вышел. Представлялся редкий случай поднять и обсудить щекотливые вопросы. После нескольких вступительных фраз я перевел разговор на военное положение. Я начал говорить о намерении союзных держав высадить весной десант на материке, заметив, что имеющиеся в нашем распоряжении резервы недостаточны. Чтобы высвободить больше сил, нужно придать Восточному фронту более устойчивый оборонительный характер. Меня удивляет то, что никто не думает над усилением фронта надежными укреплениями, никто не заботится о создании тыловых оборонительных рубежей. Ведь восстановление старых немецких и русских укреплений создает, по моему мнению лучшие условия для обороны, чем объявление открытых мест «укрепленными районами», причем это делается, как правило, в последний момент, когда уже ничего нельзя сделать, чтобы оправдать это название. Своими словами я сразу же попал в осиное гнездо. «Поверьте мне! Я являюсь самым крупным инженером – строителем укреплений всех времен. Я создал Западный вал; я построил Атлантический вал. Я израсходовал столько-то и столько-то тонн бетона. Я знаю, что означает сооружение укреплений. Для востока у нас нет ни рабочей силы, ни материалов, ни транспортных средств. Уже сейчас железнодорожный транспорт не справляется со снабжением фронта Я не могу посылать на фронт еще и эшелоны со строительным материалом». Он хорошо держал в голове многие цифры и козырял, как всегда, точными данными, которые никто в данный момент не был бы в состоянии сразу опровергнуть. Но, несмотря на все это, я начал упорно возражать. Я знал, что железнодорожная сеть работает плохо лишь к востоку от Бреста, и поэтому пытался объяснить Гитлеру, что предложенные мною работы по укреплению местности не потребуют никакого транспорта для подвоза материалов к фронту; нужно будет подвезти их только к рубежу рек Зап. Буг, Неман, с чем железные дороги могут справиться. Мы можем найти в своей стране и рабочую силу, и стройматериалы. Продолжать войну: на два фронта с надеждой на успех можно только в том случае, если хотя бы на одном фронте установится затишье, пусть даже и временное, но все же позволяющее кое-что сделать для укрепления другого фронта. После того как вы хорошо укрепили запад, нет никаких препятствий для того, чтобы сделать то же самое и для востока.