— А что будет, когда мы кончимся? — резонно спросила Ольга. — Вместе с тобой нас осталось всего четыре штуки.

— Посмотрим, — коротко сказал Виталий.

Через десять метров они оставили Кристину, и та, прислонившись к мокрому стволу старой акации, сиротливо провожала их вглядом, пока они не скрылись среди деревьев. Ушедшим же красное пятно ее джангла было видно довольно долго, и Алина выразила сожаление, что не все они настолько ярко одеты, на что Ольга презрительно заметила, что даже обещание смертной казни не заставило бы ее одеться так, как Кристина. Слушавший их Виталий фыркнул.

Через какоето время и Ольга осталась позади, и теперь они шли вдвоем, ежась, когда очередная ветка обдавала их водой, хотя за эти два дня воды на их головы пролилось столько, что они уже должны были перестать ее замечать. Алина молчала, напряженно думая, и поняла, что Виталий ее о чем-то спрашивает только, когда он повторил вопрос дважды.

— Что?

— У тебя шея болит?

— Да нет.

— А почему ты все время за нее держишься?

Со смущением Алина обнаружила, что пока размышляла, ее правая ладонь снова прилипла к шее, решив самостоятельно защищать ее, раз уж сама владелица об этом позабыла. Она сунула провинившуюся руку в карман пальто и сжала в кулак.

— Просто привычка. Бывает. Иногда.

— Ага, — с легкой усмешкой сказал Виталий, поглядывая на нее, как добрый дядюшка на зашуганную племянницу. — Бывает. Странная ты, рыжик.

— Мы все тут странные, — отозвалась Алина, продираясь сквозь заросли и поправляя берет, который одна из строптивых веток надвинула ей на нос. — Почему ты все время называешь меня рыжиком? Я поняла бы — рыжая, но рыжик?! Я ведь не гриб!

— А похожа, — Виталий оглянулся назад, выискивая черное пятно Ольгиного френча. — У нас их знаешь сколько было?! И всегда — ищешь какие-тоопределенные грибы, но почему-то все время натыкаешься на рыжики. Они везде! Куда ни глянь — всюду рыжик!

— Я поняла намек, — помрачневшим голосом сказала Суханова. Виталий хмыкнул.

— Ни фига ты не поняла! — он прищурился. — Олька! Видишь ее?

— Я вас вижу! — долетел до них приглушенный дождем крик Харченко. — Можете еще пройти!

— Я ее тоже вижу. Вон маячит, — Алина отвернулась. — Я стану маяком — что ты тогда будешь делать? Сдвигать нас по прямой?

Виталий кивнул, делая перочинным ножом отметку на стволе серебристого тополя.

— Да. От зарубки к зарубке.

— Но ведь это же может продолжаться… А как же наши вещи? Ну, ладно, у меня-то их нет, но у Жорки, у Алексея…

— Светкина сумка с едой у Жорки, а тряпки сейчас значения не имеют.

— Но ты же должен был сказать остальным, что к автобусу мы уже не вернемся! А ты сказал, что это всего лишь разведка!

— Да, сказал. Чтоб никто не начал ныть лишний раз и устраивать долгие сборы. Кроме того, если мы не вернемся к автобусу, это не так уж плохо — тебе не кажется? Я сегодня слишком часто возвращался туда, откуда дорога начиналась.

— Слушай, а почему ты этим занимаешься? — Алина поежилась и подняла воротник мокрого пальто, но это не помогло — за шиворот все равно продолжали стекать струйки дождя. — Почему ты взял на себя инициативу всеми руководить?

— А почему ты взяла на себя инициативу всюду совать свой нос? — саркастически спросил Воробьев. — Инициативу помочь не только себе, но и остальным понять, что происходит, хотя за это тебя уже не раз макнули физиономией в грязь?! Благодарности ждала?! Ты ведь у них теперь почти на таком же подозрении, как и водитель. Нравится благодарность?! Ладно, хватит! Не время и не место для социальных споров! Стой здесь, дальше я пойду один. Видишь Ольгу — вон там?

— Вижу, — хмуро ответила Алина, глядя на мокрые прелые листья у себя под ногами. Виталий шагнул вперед, но тут же повернулся.

— Ну, чего ты сразу скисла? Из-за того, что я сказал?

— Ты? Ха, тоже мне, авторитет! Холодно просто. Никогда еще я не чувствовала себя такой мокрой.

— Летто тебе сколько? — снисходительно спросил Виталий, расстегивая «молнию» куртки.

— Двадцать три, — машинально ответила она прежде, чем на ум пришли обычные кокетливые женские отговорки. Виталий кивнул, снимая куртку.

— Ну, тогда понятно, еще не иссяк юношеский максимализм. Надевай, живо! А то пальтишко у тебя, как из рыбьей кожи.

— А… — ошеломленно начала Алина, глядя на его тонкую белую футболку и голые руки, но Виталий резким движением накинул куртку ей на плечи и ткнул указательным пальцем ей чуть ли не прямо в нос.

— Не говори ни слова! И не накручивай себе никаких фильмов! Как инициативный наблюдатель, ты ценна, но мне нужен живой наблюдатель и желательно без воспаления легких!

Прежде чем Алина успела что-то сказать, он повернулся и быстро зашагал вперед. Алина озадаченно посмотрела, как он пробирается сквозь заросли, потом с трудом просунула руки в рукава и застегнула замок «молнии». В пальто и куртке было тесновато, но все же потеплее. Она повернулась и изо всех сил крикнула:

— Оля!!! Как там?!!

Харченко какоето время молчала, потом до Алины долетел ее крик.

— Все на месте! Стоишь?!

— Стою!

— А этот ушел?!

— Ушел!

— Все это бред, по-моему! — прокричала Ольга. — Но уж лучше так, чем вообще ни фига не делать! Хочу есть и горячую ванну, можно одновременно!

— А я домой хочу!

— Мое желание более выполнимо! — отозвалась Харченко, потом крикнула еще что-то — неразборчиво, но, судя по интонации, это были ругательства. Алина вздохнула. Ей тоже хотелось выругаться. Хотелось курить. Пореветь, пока никто не видит. Она обхватила себя руками, чувствуя под пальцами непривычную гладкость чужой куртки. Здоровый наблюдатель? А то, что его пассия стоит почти в самом начале их пути, мокрая, как мышь, его не волнует?! Мужики есть мужики!

Она повернулась пристально наблюдая, как далеко впереди, среди деревьев мелькает белое пятно футболки. Иногда оно замирало, и тогда ее сердце замирало вместе с ним, но когда пятно снова начинало двигаться, сердце радостно бухало. Пока все было в порядке. То и дело Алина оглядывалась вокруг — лес, сплошняком лес и ничего больше.

Но ведь Лешка же куда-то вышел?!

А вдруг не вышел.

И, хотя беспокоиться сейчас следовало бы о другом, ей не давало покоя заявление Виталия, что ночью он видел ее на первом этаже. В этой выдумке не было абсолютно никакого смысла. Почему он это сказал? Для чего? И ведь он вел себя, как человек, искренне верящий в то, что говорит, и возмущался ее отговорками вполне натурально.

Выдумал ли он?

Неужели у нее действительно провалы в памяти, как предположила Ольга?! Неужели действительно перед тем, как постучать в дверь гостиной, она спускалась вниз и говорила там с Виталием? А вдруг она выходила из своей комнаты и раньше? Что она делала во время этих выходов? Где была? На улице? Но мокрые волосы… хотя ведь есть фен.

Если не вру я, тогда врет он!

Тогда почему я ему верю?

Ты ведь у них теперь почти на таком же подозрении, как и водитель.

У них?!

Значит, он меня не подозревает? Значит, и он мне верит?

Ничего не понимаю!

Она подняла глаза — белое пятно исчезло. Некоторое время Алина напряженно вглядывалась в чащу сквозь стену дождя, потом закричала во всю силу своих легких:

— Эй!!! Виталий!!! Виталий!!! Я тебя уже не вижу!!! Эй!!!

Ответа не было. Она крикнула еще раз, немного подождала, дернулась вперед, но тут же шагнула обратно, прижимаясь спиной к стволу дерева. Нерешительно обернулась. Виталий сказал не уходить, пока он не разрешит. Но где же он? Почему не отвечает?

Алина быстро заморгала, чувствуя, как холод, до сих пор терпимый, начал резко усиливаться, почти превращаясь в судорожную боль. Он сказал не уходить… А вдруг что-то случалось? Надо проверить — ведь он делал отметки, ведь она сможет вернуться назад, если что.

А если случилось — тебето что? Это не твое дело. Правильно тебе сказали — инициатива наказуема! Стой, где поставили, и жди!

Алина сжала стукнувшие друг о дружку зубы и огляделась по сторонам. Ей на глаза попался обломок толстой ветки, полузасыпанный листьями. Она схватила его, чуть поморщившись, — обломок оказался склизким и неприятным на ощупь — потом крепко сжала пальцы, взяв обломок наперевес, и решительно двинулась вперед, то и дело оглядываясь.

— …на!

Возглас был далеким, призрачным, и на мгновение Алина решила, что ей почудилось, но тут крик повторился — уже ближе, и в нем она отчетливо разобрала свое имя и обрадованно остановилась. Вскоре вдалеке мелькнуло белое пятно, пропало, появилось снова, а через какоето время уже приобрело четкие очертания пробирающейся к ней сквозь заросли человеческой фигуры. Алина опустила руки, стараясь дышать ровно.

Когда Виталий выломился из зарослей, лицо его было спокойным — настолько спокойным, что это пугало, и Алина невольно сделала шаг назад.

— Разве я здесь сказал тебе стоять?! — ворчливо осведомился он, потом удивленно посмотрел на импровизированное оружие в ее руках. — Зачем тебе это дубье?

— Почему ты не отвечал? — сердито спросила Алина, проигнорировав оба вопроса. — И почему ты вернулся? Что-то увидел?

— Увидел… — мрачно ответил Виталий, еще раз взглянул на дубинку, и на мгновение по его губам вдруг скользнула странная, почти умиленная улыбка, которая тут же пропала, и лицо Воробьева стало еще более спокойным, даже уже скорее безжизненным. — Увидел я рыжик, чертову дорогу, а еще дальше, в пятнадцати метрах от нее увидел затылок Евсигнеева, которого оставил первым маяком.

— Как? — ошарашенно произнесла Алина.

— Так. Случилось то, чего я и опасался. Мы сделали круг. Мы шли по прямой, но сделали круг. Ничего не вышло. И, не хотелось бы, конечно тебя пугать, скорее всего не выйдет. Похоже, мы застряли тут, рыжик. И застряли надолго.