— Сэр?

— Плесните мне бренди с содовой, только покрепче.

— Да, сэр.

— Покрепче, Дживс. Поменьше содовой, побольше бренди.

— Хорошо, сэр.

Промочив горло, я почувствовал себя чуточку веселее.

— Дживс, — позвал я.

— Сэр?

— По-моему, я здорово влип, Дживс.

— В самом деле, сэр?

Я пристально на него взглянул. Вид у него был чертовски неприступный. Все еще дуется на меня.

— Вляпался по самые уши, — сказал я, сунув в карман врожденную гордость Вустеров и взывая к его дружеским чувствам. — Вы обратили внимание на барышню, которая здесь крутилась со своим братом пастором?

— Мисс Хемингуэй? Да, сэр.

— Тетя Агата хочет, чтобы я на ней женился.

— В самом деле, сэр?

— Ну, что будем делать?

— Сэр?

— Я имею в виду — вы можете что-нибудь предложить?

— Нет, сэр.

Жуткий тип — говорил так холодно и недружелюбно, что мне осталось только стиснуть зубы и изобразить полнейшее безразличие.

— Ну, что ж… ладно… тра-ла-ла-ла!

— Вот именно, сэр, — подтвердил Дживс. Только, как говорится, и всего.

Глава IV ЖЕМЧУГ — К СЛЕЗАМ

Давным-давно, скорее всего еще в школе — теперь-то я этими делами не особенно увлекаюсь, — я прочел одно стихотворение, про что-то там такое, и там были, помнится, строки насчет того, как: «Всё явственней тень мрачная тюрьмы сгущалась над невинной головой[105]». Это я к тому, что на протяжении последующих двух недель нечто похожее наблюдалось и над головой вашего покорного слуги. Уже слышался, день ото дня все громче, звон свадебных колоколов, и разрази меня гром, если я представлял себе, как из этого выпутаться. Дживс, понятное дело, сразу бы выложил с десяток гениальных планов, но он по-прежнему держался холодно и отчужденно, и у меня не хватало духу обратиться к нему за помощью. Ведь он же прекрасно видел, что молодой хозяин угодил в переделку, и если ему этого мало, чтобы закрыть глаза на малиновый кушак вокруг талии, значит, былой феодальный дух угас в его груди, и тут уж ничего не поделаешь.

Просто поразительно, до чего эти Хемингуэи ко мне прониклись! Я никогда не утверждал, что обладаю способностью располагать к себе людей, а большинство моих знакомых считают, что я законченный осел, но факт остается фактом: у этой барышни и ее братца я шел «на ура». Без меня они чувствовали себя несчастными. Я теперь и шагу не мог ступить без того, чтобы кто-то из них тотчас не появился Бог весть откуда, и не вцепился в меня, как репей. Дело дошло до того, что я начал прятаться в своем номере, чтобы хоть ненадолго от них передохнуть. Я занимал на третьем этаже вполне приличный «люкс» с видом на набережную.

Как-то вечером я укрылся в номере и в первый раз за день ощутил, что жизнь в конце концов не такая уж скверная штука. Сразу после обеда тетя Агата отправила меня с барышней Хемингуэй на прогулку, и я не мог избавиться от прилипчивой девицы до самого вечера. И вот сейчас, глядя из окна на залитую вечерними огнями набережную и толпу людей, беззаботно спешащих в рестораны, или в казино, или еще Бог знает куда, я испытал чувство щемящей зависти. Как здорово я мог бы здесь провести время, если бы не тетя Агата и ее занудные приятели.

Я тяжело вздохнул, и в этот момент раздался стук в дверь.

— Кто-то стучит, Дживс, — сказал я.

— Да, сэр.

Он отворил дверь, и я увидел Алин Хемингуэй и ее брата. Этого еще не хватало! Я искренне надеялся, что заслужил на сегодня право на отдых.

— А, привет, — сказал я.

— Ах, мистер Вустер, — сказала девушка срывающимся от волнения голосом. — Просто не знаю, с чего начать.

Тут только я заметил, что вид у нее совершенно потерянный, а что касается ее братца, то он похож на овцу, которую терзают невыразимые душевные муки.

Я поднялся и приготовился внимательно слушать. Я понял, что они пришли не просто поболтать — видимо, стряслось нечто из ряда вон выходящее. Хотя непонятно, почему они с этим делом обращаются ко мне.

— Что случилось? — спросил я.

— Бедный Сидней! Это я во всем виновата, мне не следовало оставлять его без присмотра, — пролепетала Алин. Видно, что взвинчена до чертиков.

Тут ее братец, который не проронил ни звука после того, как сбросил с себя мятое пальто и положил на стул шляпу, жалобно кашлянул, как овца, застигнутая туманом на вершине горы.

— Дело в том, мистер Вустер, — сказал он, — что, к величайшему сожалению, со мной произошла весьма прискорбная история. Сегодня днем, когда вы столь любезно вызвались сопровождать мою сестру во время прогулки, я, не зная, чем себя занять, поддался искушению и — к несчастью — зашел в казино.

Впервые с момента нашего знакомства я почувствовал к нему что-то вроде симпатии. Оказывается, в его жилах течет кровь спортсмена; выходит, что и ему не чужды человеческие страсти. Жаль, что я не знал об этом раньше, мы могли бы гораздо веселей проводить время.

— Ну и как, — сказал я, — сорвали банк? Он тяжело вздохнул.

— Если вы хотите спросить, была ли моя игра успешной, я вынужден дать вам отрицательный ответ. Я ошибочно посчитал, что раз выигрыш уже выпал на красное не меньше семи раз подряд, дальше должна прийти очередь черного. Я ошибся и потерял все то немногое, что у меня было, мистер Вустер.

— Да, не повезло, — сказал я.

— Я вышел из казино, — продолжал он, — и вернулся в гостиницу. Там я встретил одного из моих прихожан, полковника Масгрейва, который по воле случая приехал сюда в отпуск. Я убедил его дать мне сто фунтов и выписал на его имя чек для предъявления в одном из лондонских банков, где у меня открыт счет на скромную сумму.

— Выходит, все не так уж плохо, — я призвал его взглянуть на вещи с приятной стороны. — Хочу сказать, вам здорово повезло: не так-то просто с первой попытки найти желающего раскошелиться.

— Наоборот, мистер Вустер, это лишь усугубило мое положение. Мне очень стыдно в этом признаться, но я тотчас вернулся в казино и проиграл все сто фунтов: на этот раз я ошибочно предполагал, что на красное должна, как выражаются игроки, «пойти полоса».

— Ну и ну, — сказал я. — Ничего себе — скоротали вечерок!

— И самое ужасное, — заключил он, — это то, что на моем банковском счете нет достаточных средств, и мой чек, предъявленный полковником, оплачен не будет.

К этому моменту я уже понял, что он собирается обратиться ко мне с просьбой, которая вряд ли меня обрадует; но тем не менее я невольно испытал к нему теплое чувство. Я слушал его со все возрастающим интересом и восхищением. Никогда еще мне не доводилось встречать младших приходских священников, готовых так легко пуститься во все тяжкие. Хоть он и неказист с виду, но, похоже, парень хоть куда, жаль, что я не имел возможности узнать об этом раньше.

— Полковник Масгрейв, — продолжал он срывающимся голосом, — не из тех, кто посмотрит на это сквозь пальцы. Он человек суровый. Он все расскажет нашему первому приходскому священнику. А тот — тоже суровый человек. Короче говоря, мистер Вустер, если полковник Масгрейв предъявит этот чек в банк — я погиб. А он отправляется в Англию сегодня вечером.

Как только он смолк, вступила девица, которая все это время, пока ее братец изливал мне душу, судорожно вздыхала и кусала скомканный носовой платочек.

— Мистер Вустер, — воскликнула она, — умоляю вас, спасите! О, скажите, что вы нас спасете! Нам нужны деньги, чтобы получить обратно чек у полковника Масгрейва до девяти вечера — он уезжает на поезде девять двадцать. Я чуть с ума не сошла, ломая себе голову, как нам быть, и тут вспомнила, что вы всегда были к нам так добры. Мистер Вустер, одолжите Сиднею эту сумму и возьмите вот это в качестве залога. — И прежде чем я успел возразить, она достала из сумочки прямоугольный футляр. — Это мое жемчужное ожерелье, — сказала она. — Я не знаю, сколько оно стоит — это подарок моего бедного отца…

— Ныне, увы, покойного… — вставил ее брат.