— Именно так. Странное занятие для такого типа. Комические куплеты — да. Если бы он исполнял комические куплеты, я бы еще мог это понять. Но он сыпал виршами из книжек вроде тех, что переплетают в мягкую красную кожу и продают во время рождественских праздников. Не берусь присягнуть на Библии, но стихи подозрительно смахивают на рубаи Омара Хайяма.

И снова мои слова произвели на нее неизгладимое впечатление.

— Это нужно прекратить, Берти, прекратить как можно скорее. Нельзя терять ни минуты. Ты должен пойти и положить этому конец. Немедленно.

— Кто, я? Но почему я?

— Потому что за этим тебя сюда и позвали. Разве тетя тебе не сказала? Она хочет, чтобы ты как тень следовал за Уилбертом Артроузом и Филлис. Твоя задача состоит в том, чтобы не дать ему возможности сделать ей предложение.

— Ты хочешь сказать, что я должен повсюду таскаться за ними, вроде частного детектива или полицейского шпика? Мне это не по вкусу.

— Вовсе не обязательно, чтобы тебе было по вкусу, — отрезала Бобби. — Просто делай, что тебе велят.

Глава V

Всю жизнь я был послушной игрушкой в руках слабого пола, и поэтому скрепя сердце пошел и положил конец идиллии на Тенистой поляне, как мне было велено. Но на душе у меня было скверно — мало приятного, когда на тебя смотрят, как на назойливую муху, а именно так воспринимал меня Уилберт Артроуз. К моменту моего появления он уже покончил с художественным словом и, взяв Филлис за руку, по всей видимости говорил ей — или собирался сказать — нечто очень личное и интимное. Услышав мое бодрое «Эй, там», он обернулся, поспешно выпустил из рук девичью лапку и метнул на меня взгляд, очень похожий на тот, которым недавно одарил меня Обри Апджон. Он пробормотал себе под нос, что кто-то — я не расслышал, кто именно, — по-видимому нанялся сюда сторожем.

— Это опять вы? — сказал он.

Увы, это был опять я. Отрицать это было бы бесполезно.

— Не знаете, чем себя занять? — сказал он. — Почему бы вам не посидеть где-нибудь и не почитать хорошую книжку?

Я объяснил, что просто заскочил сказать, что на лужайке возле дома уже накрыт чай.

— О, Господи! — взволнованно пискнула Филлис. — Мне надо бежать. Папа не любит, когда я опаздываю к чаю. Он считает, что это невежливо по отношению к старшим.

Я видел, что с губ Уилберта Артроуза готовы сорваться слова о том, куда, по его мнению, мог бы пойти ее папа вместе со своими взглядами на вежливость по отношению к старшим, но огромным усилием воли он заставил себя сдержаться.

— Пойду погуляю с Крошкой, — сказал он и свистнул собаке, которая обнюхивала мои ноги, наслаждаясь изысканным ароматом Вустеров.

— Так вы не идете пить чай?

— Нет.

— Сегодня горячие булочки.

В ответ он лишь возмущенно фыркнул и широко зашагал прочь в сопровождении низкобрюхого пса, оставив меня с ощущением, что и от него мне вряд ли грозит подарок на святки. Весь его вид красноречиво свидетельствовал, что мне не удалось расширить круг моих друзей. С таксами у меня никогда не бывает проблем, но попытка подружиться с Уилбертом Артроузом с треском провалилась.

Когда мы с Филлис пришли на лужайку, то, к нашему удивлению, застали за столом только Бобби.

— А где папа? — спросила Филлис.

— Он неожиданно решил уехать в Лондон, — ответила Бобби.

— В Лондон?

— Во всяком случае, так он сказал.

— Но что случилось?

— Понятия не имею.

— Пойду поговорю с ним, — сказала Филлис и упорхнула прочь.

Бобби на минуту задумалась.

— Знаешь, что мне кажется, Берти?

— Что?

— Когда Апджон ушел из-за стола, он был просто в ярости, при этом в руках у него был свежий номер «Рецензий по четвергам». Видимо, прислали с дневной почтой. Он наверняка прочел отзыв Реджи на его книгу.

Вполне правдоподобно. Среди моих знакомых немало писателей (Боко Фиттлуорт — первое имя, которое приходит на ум), и все они неизменно дрожат от ярости, когда читают разгромные отзывы на свои опусы.

— Так ты знаешь про Селедкину статью?

— Да, Реджи мне как-то ее показывал.

— Насколько я понял, очень язвительная штука. Но это не повод мчаться в Лондон.

— Вероятно, Апджон решил узнать у главного редактора, кто написал заметку, и наказать автора хлыстом на ступеньках клуба. Но, разумеется, ему никто ничего не скажет, а так как статья без подписи… А, добрый день, миссис Артроуз.

Последние слова были обращены к высокой тощей даме с хищным ястребиным лицом, похожей, по моим представлениям, на Шерлока Холмса. На носу у нее темнело чернильное пятно — результат работы над остросюжетным романом. Совершенно невозможно написать остросюжетный роман и при этом не испачкать нос чернилами. Спросите у Агаты Кристи или у кого хотите.

— Закончила очередную главу и решила прерваться и выпить чашку чая, — сказала романистка. — Перерабатывать тоже не годится.

— Совершенно верно. Всегда лучше уйти, пока счет в твою пользу. Это племянник миссис Траверс — Берти Вустер, — сказала Бобби, как мне показалось, извиняющимся тоном. Один из многочисленных недостатков Роберты Уикем состоит в том, что когда она представляет меня людям, то делает это с таким видом, словно знакомство со мной — позорный факт ее биографии, о котором она предпочла бы умолчать. — Берти большой ваш поклонник, — добавила она, и совершено напрасно, поскольку Артроузиха тотчас же встрепенулась, как старая полковая кляча, заслышавшая звук кавалерийской трубы.

— Вот как?

— Нет больше удовольствия, чем устроиться на весь вечер в кресле с одной из ваших замечательных книг, — сказал я, надеясь, что она не станет допытываться, какая из ее книг мне особенно нравится.

— Когда я сказала ему, что вы здесь, он просто прыгал от радости.

— Приятно слышать. Я всегда рада знакомству с читателями. А какая из моих книг вам особенно нравится?

Не успел я промычать «Ну…э-э-э…», одновременно обдумывая — впрочем, без особой надежды на успех, — удовлетворит ли ее такой ответ, как «все без исключения», как появился папаша Глоссоп, неся на подносе телеграмму для Бобби. Скорее всего, от ее матери, где она сообщает новые эпитеты, которыми забыла наделить меня в своих предыдущих посланиях. А может быть, еще раз подтверждает свое прежнее убеждение в том, что я имбецил, и теперь, когда я достаточно поразмыслил, это скорее всего означает «простофиля» или «тупица».

— Спасибо, Макпалтус, — сказала Бобби и взяла телеграмму.

Слава Богу, что на этот раз в руках у меня не было чашки с чаем, потому что, когда я услышал, как она назвала сэра Родерика, я опять непроизвольно вздрогнул, и будь упомянутая чашка у меня в руках, я бы, подобно идущему по полю сеятелю, расплескал ее содержимое во все стороны. А так я ограничился тем, что метнул сэндвич с огурцом в воздух.

— Ох, извините, — сказал я, когда сэндвич просвистел всего в дюйме от виска Артроузихи.

Можно было не сомневаться, что Бобби тотчас же вмешается в разговор. Эта барышня просто не в состоянии удержаться от комментариев.

— Простите его, пожалуйста, — сказала она. — Мне следовало вас предупредить: Берти готовится выступать в соревнованиях по метанию сэндвичей с огурцом на следующих Олимпийских играх. Так что ему надо постоянно тренироваться.

Мамаша Артроуз задумчиво наморщила лоб — казалось, она не вполне удовлетворена объяснением Бобби. Но из дальнейших слов стало понятно, что ее не столько интересуют мои недавние действия, сколько поведение Макпалтуса. Она проводила его пристальным взглядом и, когда он скрылся из виду, спросила:

— Этот дворецкий миссис Траверс. Вы не знаете, мисс Уикем, где она его нашла?

— Как обычно — в ближайшем зоомагазине.

— Он представил рекомендации?

— Да, разумеется. Он много лет проработал у сэра Родерика Глоссопа, знаменитого психиатра. Миссис Траверс мне говорила, что сэр Родерик дал ему превосходнейшие рекомендации, они на нее произвели очень сильное впечатление.