Изменить стиль страницы
4
        Зачем губить в унынии пустом
        Сего часа благое достоянье?
Смотри, как хижины с их зеленью кругом
        Осыпало вечернее сиянье.
        День пережит, — и к небесам иным
        Светило дня несет животворенье.
        О, где крыло, чтоб взвиться вслед за ним,
Прильнуть к его лучам, следить его теченье?
        У ног моих лежит прекрасный мир
        И, вечно вечереющий, смеется…
Все выси в зареве, во всех долинах мир,
        Сребристый ключ в златые реки льется.
        Над цепью диких гор, лесистых стран
   Полет богоподобный веет,
        И уж вдали открылся и светлеет
        С заливами своими океан.
        Но светлый бог главу в пучины клонит,
        И вдруг крыла таинственная мощь
Вновь ожила и вслед за уходящим гонит,
        И вновь душа в потоках света тонет.
        Передо мною день, за мною нощь.
В ногах равнина вод, и небо над главою.
        Прелестный сон!.. и суетный!.. прости!..
        К крылам души, парящим над землею,
        Не скоро нам телесные найти.
Но сей порыв, сие и ввыспрь и вдаль стремленье,
   Оно природное внушенье,
   У всех людей оно в груди…
   И оживает в нас порою,
        Когда весной, над нашей головою,
        Из облаков песнь жавронка звенит,
        Когда над крутизной лесистой
   Орел, ширяяся, парит,
   Поверх озер иль степи чистой
   Журавль на родину спешит.
5
  Державный дух! Ты дал мне, дал мне всё,
  О чем молил я! Не вотще ко мне
  Склонил в лучах сияющий свой лик!
  Дал всю природу во владенье мне
  И вразумил ее любить. Ты дал мне
  Не гостем праздно-изумленным быть
  На пиршестве у ней, но допустил
  Во глубину груди ее проникнуть,
  Как в сердце друга! Земнородных строй
  Провел передо мной и научил —
  В дуброве ль, в воздухе иль в лоне вод —
  В них братии познавать и их любить!
  Когда ж в бору скрыпит и свищет буря,
  Ель-великан дерев соседних с треском
  Крушит в паденье ветви, глухо гул
  Встает окрест и, зыблясь, стонет холм,
  Ты в мирную ведешь меня пещеру,
  И самого меня являешь ты
  Очам души моей — и мир ее,
  Чудесный мир, разоблачаешь мне!
  Подымется ль, всеуслаждая, месяц
  В сиянье кротком, и ко мне летят
  С утеса гор, с увлажненного бора
  Сребристые веков минувших тени
  И строгую утеху созерцанья
  Таинственным влияньем умиляют!

Конец 1820-х — начало 1830-х годов

"Ты зрел его в кругу большого света…"; "В толпе людей, в нескромном шуме дня…"

"Ты зрел его в кругу большого света…"

Ты зрел его в кругу большого Света:
То своенравно-весел, то угрюм,
Рассеян, дик иль полон тайных дум —
Таков поэт, — и ты презрел поэта!..
На месяц взглянь: весь день, как облак тощий,
Он в небесах едва не изнемог; —
Настала ночь — и, светозарный бог,
Сияет он над усыпленной рощей!

"В толпе людей, в нескромном шуме дня…"

В толпе людей, в нескромном шуме дня
Порой мой взор, движенья, чувства, речи
Твоей не смеют радоваться встрече —
Душа моя! О, не вини меня!..
Смотри, как днем туманисто-бело
Чуть брезжит в небе месяц светозарный…
Наступит ночь — и в чистое стекло
Вольет елей душистый и янтарный!

Начало 1830-х годов

"Над виноградными холмами…"

Над виноградными холмами
Плывут златые облака.
Внизу зелеными волнами
Шумит померкшая река.
Взор постепенно из долины,
Подъемлясь, всходит к высотам
И видит на краю вершины
Круглообразный светлый храм.
Там, в горнем, неземном жилище,
Где смертной жизни места нет,
И легче, и пустынно-чище
Струя воздушная течет,
Туда взлетая, звук немеет…
Лишь жизнь природы там слышна,
И нечто праздничное веет,
Как дней воскресных тишина.

Начало 1830-х годов

"Поток сгустился и тускнеет…"

Поток сгустился и тускнеет,
И прячется под твердым льдом,
И гаснет цвет и звук немеет
В оцепененье ледяном, —
Лишь жизнь бессмертную ключа
Сковать всесильный хлад не может:
Она всё льется — и, журча,
Молчанье мертвое тревожит.
Так и в груди осиротелой,
Убитой хладом бытия,
Не льется юности веселой,
Не блещет резвая струя, —
Но подо льдистою корой
Еще есть жизнь, еще есть ропот —
И внятно слышится порой
Ключа таинственного шепот!

Начало 1830-х годов