Круглов и не увидел.

Спустя два часа он уже летел во Владивосток, а оттуда в Новую Зеландию, где находился плавучий космодром. Он нарочно выбрал для полета старую эрэшку, которая сейчас неторопливо плыла над океаном. У зелено-желтой цепочки островов покачивались на ленивых волнах темные коробки рыбников, где путем клонирования воспроизводили и выпускали в океан мальков, осуществляя таким образом воспроизводство, уже непосильное для природы. У островов нежная синяя вода меняла свой цвет до серо-зеленого из-за обилия планктона — выпущенных в океан мальков следовало хорошо кормить. Со стороны океана виднелись темные фигурки китов, пришедших попастись к островам. Охота на них была давно запрещена, теперь на весь океан насчитывалось несколько тысяч китов разного вида, шли интенсивные работы по увеличению их поголовья.

Круглов вздохнул. Следовало привести в порядок свою смятенную душу. Теперь, когда надежды на примирение с Оксаной не осталось, он вдруг почувствовал себя легче. Словно избавился от непосильной ноши, давившей на плечи. По крайней мере этот вопрос в его жизни был решен до конца.

Некоторое время он наблюдал за океанским простором, где люди работали, обеспечивая будущее мира необходимыми запасами продовольствия. Люди работали.

И Круглов, отбросив ненужные и вредные мысли о своей неудачливой личной жизни, вновь принялся за изучение марсианских материалов. В конце концов, работу ничто не могло отменить. Даже личная жизнь, которая в случае с Кругловым неизбежно отходила на второй план.

Глупо обижаться на судьбу, которая дала тебе возможность жить среди звезд.

Круглов и не обижался.

Глава тринадцатая

МАРСИАНСКИЙ ДЕКАМЕРОН, 2057 ГОД

1. ЗЕРКАЛО НА МЕРКУРИИ

Видно было, что Кобуясима волнуется. А чему здесь удивляться? Первому всегда труднее, чем тем, кто идет следом.

Японец то и дело приглаживал темные волосы и прикладывался к пакету с соком. В столовой собрались почти все, даже Тим Данн явился, хотя сразу же высказался в том плане, что идею он в принципе одобряет, но возражает против алкогольного приза. По его мнению, настоящий ученый не может туманить свою голову алкоголем, это всегда сказывается на умственных способностях. Гленн Патрик мечтательно потянулся на стуле и сказал, что добрый стаканчик еще никому не мешал, известно же, что даже Эйнштейн коньячком с удовольствием баловался, и первые космонавты на орбитальных околоземных станциях этим полезным напитком не пренебрегали, и даже президент Ричард Фостер о нем отзывается очень даже положительно.

В спор стали постепенно включаться и другие участники экспедиции, образовалось два лагеря, различно относившихся к коньячному призу Лежнева, но скоро выяснилось, что в основном спор идет о том, есть ли у пана Петлюры коньяк или он нагло блефует. Одни требовали, чтобы Лежнев подтвердил существование бутылки и доказательственно выставил приз на стол, другие возражали и требовали, чтобы тайна оставалась тайной, иначе потеряется вся прелесть задуманного конкурса.

Японец с импровизированной сцены робко кашлял, стараясь привлечь к себе внимание. Наконец спорщики на него свое внимание обратили и принялись чинно рассаживаться вокруг сцены.

— Давай, давай, — подбодрил японца Лежнев. — Не слушай ты этих болтунов. Тебе, Фудзи, что нужно, коньяк или все-таки историю рассказать хочется?

По внешнему виду и поведению видно было, что Фудзи Кобуясиме хочется и того, и другого.

— Было это на Меркурии, — начал японец. — В сорок девятом году. Все вы, господа, помните эту экспедицию, организованную КОСМОЮНЕСКО.

— А разве в ней японцы участие принимали? — засомневался космобиолог Кен Сен Ир.

На китайца яростно зашикали, не мешай, коммуняка, японцу рассказывать, потом, если будут вопросы, задашь! Кен Сен Ир откинулся в кресле, саркастически улыбаясь: мол, давай воздвигай из малых песчинок лжи гору обмана!

— Тогда я имел штатовское подданство, — осторожно пояснил Кобуясима и улыбнулся, отчего сразу стал похож на раскосого суслика. — На родину я вернулся уже после этой экспедиции.

— Реэмигрант, — понимающе закивал Будрис Липенайтис. — Я всегда говорил, что рано или поздно, но зов родины услышит каждый, кто живет на чужбине.

— Конечно, услышит! — поддакнул Моисей Симанович. — Зов родины мои папа и мама услышали в двадцать втором, а теперь этот зов и меня в Иерусалиме достает уже второй год. Прямо не знаю — ехать или не ехать?

— Ты, Моисей, помалкивай, — повернулся к нему Лежнев. — Тебя не Россия, тебя Украина зовет. Я же знаю, что твои родители в Одессе жили.

— У каждого уважающего себя еврея, предки которого жили в Советском Союзе, одна родина, — гордо возразил Симанович. — И столица нашей родины — Москва. В остальных городах нормальному еврею жить скучно.

В начавшийся спор азартно влез американский исследователь Тим Даруотер, который на поверку оказался чистокровным индейцем чероки, и высказал свое недоумение тому, что зова не слышат оккупировавшие его родину англосаксы, иначе бы они давно уже реэмигрировали на свою историческую вотчину. И вообще, what about?..

— Господа, господа, — вмешался в начавшийся спор де Лавальер. — Давайте все-таки дослушаем уважаемого обитателя Страны восходящего солнца.

Кобуясима с благодарностью покивал ему и с нескрываемым осуждением оглядел присутствующих.

— Так вот, — сказал он, — с вашего разрешения я продолжу, господа. Как я говорил, дело было в сорок девятом году.

Экспедиция находилась на Меркурии уже четыре недели, когда уважаемый Михаил Оганесян открыл ртутное зеркало в ущелье уважаемого доктора Заммердинкера. Кто был на Меркурии, тот никогда не забудет Сумеречного пояса и цепи пещер, что тянется вдоль хребта Черенкова. Это, господа, очень красивое зрелище и вместе с тем — жутковатое. Буквально рядом кипит почва, легкие металлы собираются на поверхности разноцветными, словно мыльная вода, озерами. Они частично испаряются, и над озерами даже образуется некоторое подобие атмосферы.

У меня это была первая экспедиция в космос. За год до нее я женился на прекрасной девушке по имени Оринари. Ей было двадцать лет, и мы познакомились с ней в маленьком уютном кафе на вершине Фудзиямы. Было время цветения сакуры…

— Он нам всю свою жизнь хочет рассказать, — саркастически ухмыльнулся Кен Сен Ир. — Пусть лучше скажет, какое отношение его девушка имеет к рассказываемой истории!

— Самое непосредственное, — с достоинством сказал Кобуясима. — Можете поверить мне на слово, уважаемые господа. Я бы никогда не стал рассказывать о своей Оринари, если бы моя история не имела к ней отношения. Каждый мужчина в глубине своей души — гордый самурай, он никогда не станет впутывать любимую женщину в историю, которая ее совершенно не касается. Он лучше сделает себе харакири.

— Дайте ему рассказать! — крикнули из задних рядов. — А Кену заткните рот, иначе он нам весь конкурс сорвет! Продолжай, Фудзи. Никто меркурианского зеркала в глаза не видел, только статьи да рефераты о нем в научных журналах читали!

Кобуясима благодарно приложил руки к груди.

— Так вот, уважаемые господа. На Меркурий я летел, будучи молодоженом, и очень скучал о своей молодой жене, которая осталась на Земле одна и, как я думал и надеялся, в свою очередь очень скучала обо мне.

Зеркало, которое обнаружил всеми уважаемый Михаил Оганесян, представляло собой мембрану, которая своей серебряной поверхностью отделяла освещенную светилом поверхность и Сумеречную зону. Трудно было сказать, за счет чего оно держалось в овальном проеме скал, это потом уже уважаемый доктор Заммердинкер подробно исследовал его природу и любезно поделился своими догадками в «Нью-космик ревю», а тогда все мы были поражены открывшимся человеческим глазам фантастическим зрелищем. Представьте себе оплавленные, обуглившиеся под лучами палящего солнца скалы. Скалы эти, казалось, являются оправой для гигантского зеркала, в котором гротескно отражались камни, звездное небо и люди, которые к этому зеркалу подходили. Оно было около мили в высоту и четырехсот футов — в ширину. Издалека оно напоминало фантастический лаз в пустоту, проход в темные миры, и только приблизившись, вы обнаруживали гигантское зеркало, отражающее в увеличенном виде все находящееся перед ним.