Флоря Александр Владимирович

Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация)

Флоря Александр Владимирович

РУССКАЯ СТИЛИСТИКА

КУРС ЛЕКЦИЙ

ЧАСТЬ 1.

ФОНЕТИКА. ГРАФИКА. ОРФОГРАФИЯ. ПУНКТУАЦИЯ.

ВВЕДЕНИЕ

Нефилологическое понятие о стиле

Стилистика - филологическая наука, и даже узловой пункт филологии, потому что здесь сходятся данные всех дисциплин, образующих эту специальность.

Но в жизни мы употребляем слово "стиль" расширительно, и не всегда в связи с искусством. "Понятие "стиль" все больше заполняет нашу аудиовизуальную обыденность, повседневность. "Стильная мебель", "стильный прикид", "стильная тусовка" - распространеннейшие современные рекламные клише. Смысл содержащегося в них призыва прозрачен: не отставайте, поспевайте за стилем, нельзя не быть в курсе" (Козлова 2000: 272). Существуют стили мебели (напр., английский чиппендейл), архитектуры и бытовой обстановки, жизненного уклада в целом, включая культуру (немецкий и австрийский бидермайер), одежды и т.п. В этом случае стиль синонимичен моде, а мы чаще говорим о стильности, т.е. о чем-то, похожем на стиль, но не являющемся им на самом деле. Стильное - это значит: общее, пусть даже не для всех, а для какой-то социальной группы. Знаменитые "стиляги", несмотря на все свое фрондерство, были именно стильны, т.е. похожи друг на друга внутри своей субкультуры. Зато герой романа Ю.О. Домбровского "Факультет ненужных вещей" художник Калмыков, современник стиляг, не был одним из них, потому что придерживался собственного стиля:

Калмыков сам конструировал свои одеяния и следил, чтобы они были совершенно ни на что не похожи. У него на этот счет была своя теория: "Вы представьте себе, - объяснял он, - из глубин вселенной смотрят миллионы глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то серая масса, и вдруг как выстрел - яркое красочное пятно! Это я вышел на улицу".

Комментарии здесь излишни.

Но у слова "стиль" есть и более высокий смысл, выраженный афоризмом Ж. Бюффона "Стиль - это человек". Существует стиль мышления, стиль поведения и, наконец, стиль жизни. И стиль этот влияет на то, как человек говорит и пишет. Стиль - это личность, и, пожалуй, не в метафорическом смысле. Итальянский поэт Эудженио Монтале, проживший очень достойную жизнь, сказал: "Я думаю, что добрый стиль придет к нам от добрых нравов", а Т. Манн писал о Ф. Кафке: "Он был мечтатель, сновидец, и его творения по своему характеру, по замыслу и воплощению - часто совершеннейшие сны (...) Но наполнены они разумной - пусть ироничной, даже гротеской, но - разумной, отчаянно разумной, всеми силами стремящейся к Доброму, Правильному, Богоугодному добропорядочностью, проявляющейся уже в добросовестно-деловитом, странно подробном, корректном и ясном стиле изложения". Для подлинно великих писателей эстетика - это уже этика и наоборот.

И, конечно, наоборот. Напр., жизнь А. Швейцера напоминает хорошо написанную книгу, но он и сам написал такую книгу - свою автобиографию, фрагменты из которой хотелось бы привести.

1. То обстоятельство, что (...) эксперты-медики, вопреки элементарнейшим с точки зрения квалифицированного психиатра, усомнились в здравости ума Иисуса. Можно объяснить только тем, что они были недостаточно знакомы с исторической стороной вопроса. Они не только упустили из вида, что мир идей, в котором жил Иисус, можно объяснить исходя из позднеиудейского мировоззрения, - они также не смогли отделить исторически достоверные сведения об Иисусе от недостоверных. Вместо того, чтобы придерживаться двух древнейших источников, Марка и Матфея, они собрали в одну кучу все, что есть во всех четырех Евангелиях, и, нарисовав портрет некой вымышленной личности, сделали заключение о наличии патологии. Не случайно главные аргументы за то, что Иисус страдал умственным расстройством, взяты из Евангелия от Иоанна. Реальный Иисус убежден в своем мессианском предназначении потому, что Его мощная этическая личность не могла осознать себя как-либо иначе в рамках господствующих в то время религиозных идей.

2. Нужно (...) помнить, что на органе времен Баха невозможно было играть в любом желаемом темпе. Клавиши двигались так туго, и их нужно было отжимать так глубоко, что хорошее moderato само по себе было уже достижением. Следовательно, Бах должен был задумывать свои прелюдии и фуги в настолько умеренном темпе, чтобы их можно было исполнять на имевшихся в его распоряжении органах. Поэтому и мы должны твердо помнить это обстоятельство и играть в темпе, соответствующем замыслу композитора.

3. Из болезней, с которыми мне приходилось иметь дело, главными были малярия, проказа, сонная болезнь, дизентерия, фрамбезия и гнойные язвы, но я был удивлен, обнаружив, как часто встречаются здесь пневмония и сердечные заболевания. Хирургического лечения требовали, главным образом, грыжа и элефантиазис (слоновая болезнь) (...) Первобытным пациентам врач должен говорить всю правду, ничего не скрывая. Они хотят знать ее и могут ее перенести, так как смерть представляется им чем-то вполне естественным. Они не боятся ее и встречают спокойно.

4. Обычно я просил посылать ко мне пожилых женщин, чтобы, насколько возможно, облегчить им этот получасовой экзамен. Однажды, экзаменуя одну почтенную матрону, я спросил ее, был ли Господь Иисус богатым или бедным. Она ответила: "Что за глупый вопрос! Если Бог, Великий Вождь, был его отцом, конечно же, он не мог быть бедным". И на другие вопросы она отвечала с такой быстротой и находчивостью, как будто родилась не в Африке, а в Ханаане. Однако хорошая оценка, поставленная профессором теологии, не помогла ей избежать переэкзаменовки. Туземный проповедник ее района отнесся к ней более строго, так как она недостаточно регулярно посещала занятия.

5. Погруженный в размышления, я сидел на палубе баржи, тщетно стараясь найти элементарную и универсальную концепцию этики, которой я не нашел ни в одной философии (...) К концу третьего дня, в тот момент, когда на закате солнца мы проходили мимо стада гиппопотамов, в моем мозгу непредвиденно, без всякой связи с предшествующими мыслями вдруг вспыхнули слова: "Благоговение перед жизнью". Железная дверь поддалась, я увидел дорогу в непроходимой чаще.

Автобиография А. Швейцера запечатлела богатство и напряженность его интеллектуальной, духовной жизни, в тексте это отражено. Жизнь и размышление здесь пребывают в единстве. Сюжетность и медитативность плавно и естественно чередуются, перетекают друг в друга. Трудно поверить, что все эти отрывки относятся к одному и тому же человеку. В этих фрагментах представлен Швейцер - герменевт, теолог, психолог, врач, музыкант, миссионер и моралист. За этими отрывками, представляющими различные ипостаси автора, стоит его мощная, благородная личность. Она воплощается в единстве стиля и интонации. В последней мы различаем оттенки: докторальность, повествовательность, юмор, поэтичность, - но это именно оттенки, нюансы. Автор их не педалирует, его тон спокоен, умерен, стиль скромен и лаконичен. Энциклопедическая образованность Швейцера проявляется не в изобилии терминов - их мало, - а в самой структуре мышления. Он хорошо разбирается во всем, о чем пишет (от грыжи до универсальной этической концепции), мыслит ясно, конкретно, предметно, логично и умеет об этом понятно говорить. Терминология у него дозированна, уместна и доступна, непонятные слова Швейцер объясняет. В построении текста преобладают цепевидность, причинно-следственные связи. Это язык ученого, рационалиста, проповедника. Швейцера интересует всё - отсюда точность, обилие деталей, искреннее внимание к действительности, доброе и уважительное отношение к людям из "другого мира", стремление их понять. И от самых бытовых, прозаических, даже натуралистических вещей автор легко переходит к самым возвышенным. Его кредо - "Благоговение перед жизнью" - идеально воплощается в таком элегантном, целомудренном, благородно простом и умном стиле.