Шмуэль-Йосеф Агнон
В СЕРДЦЕВИНЕ МОРЕЙ[1]
Глава первая
ПЫЛЬ ДОРОГ
Прежде чем взошли первые хасиды на Землю Израиля, закатился[2] в их мидраш человек один, Хананьей[3] звать. Одежа на нем рваная, ноги обмотаны тряпками, а обутков и вовсе нет, и волосья на голове и в бороде покрыты пылью дорог, а все пожитки его увязаны в платок, а платок в руке. Сказал им Хананья, любезным нашим:[4] Сыны Бога Живого, слыхал я — собираетесь вы взойти на Землю Израиля. Просьба к вам — запишите и меня в ваши книги. Ответили ему: Кто возведет нас, возведет и тебя, записали его в свои списки и дали ему пристанище в мидраше. Он радовался им, что взойдет с ними; а они радовались ему, что он восполнит их число для молитвы.[5]
Сказали ему любезные наши, сказали Хананье: видно, много дорог исходил ты. Сказал он: так оно, неблизок был мой путь. Сказали ему: где бывал? Сказал им: где был — там былью поросло. Стали уговаривать его, слово за слово, пока не начал перечислять все свои странствия.
Сказал Хананья: сперва пошел я из своего града в град иной, а из того града — в град иной. Так шел я из града в град, пока не дошел до пределов другой земли, а там никому не дают пройти, если не дать царю тамошнему пошлины. Отобрали у меня все добро, раздели донага, ничего не оставили, кроме платка — прикрыться. Пожалели меня тамошние жители — дали мне все, чего мне не хватало, — тфилин и талит для молитвы. А в земле той все больше стужа правит, и в Пятидесятницу[6] в конце мая дома стоят в снегу, а в Кущи в сентябре не удержишь в руке пальмовую ветвь от холода, а лимона, заповеданного в Кущи, у них нет, но общины делят между собой один лимон, каждой общине по кусочку, чтобы освежить память Божьего повеления. И встречают они субботу черным хлебом[7] и провожают молоком, ибо нет у них ни чистых калачей, ни вина. А когда рассказал я им, куда путь держу, приняли меня за бахвала, потому что отродясь не слыхали они, чтобы шел человек в Землю Израилеву. Да и сам я стал сомневаться уже — и впрямь в этом ли мире находится Земля Израильская, пока не оставил я их и не ушел. Сказал я себе: лучше умереть в пути, чем отчаяться[8] и утратить Страну Израиля. Не упомню, сколько шел и в каких местах проходил, пока не попал я в пещеру к разбойникам; взяли меня разбойники[9] к себе, но и пальцем не тронули, только каждый раз, как уходили людей грабить, говорили мне: молись, мол, за нас,[10] чтобы не попались. А сами они мужи добродетельные и милосердия исполнены, бедняку в час нужды помогут и в Творца веруют. А если поклянутся вечной жизнью, то хоть душу вынь — от слова своего не отступятся. И поначалу не были разбойниками, но вельможи, у которых они были в крепости, вынудили их оставить свои поля и покуситься на чужое добро. И заметил я, что один из них налагает тфилин, обознался и принял его за еврея, но на деле не еврей он: бывший ватаман — архистратиг татей — налагал тфилин, а когда его убили, то этот взял себе его тфилин. А убили ватамана так: доверял он татьбину на хранение одному попу грецкой веры. Раз отрекся поп от залога. Пригрозил ватаман, что сочтется с ним. Пошел поп и донес на него царю. Велел царь казнить ватамана. А когда повели его на казнь, сказали: открой, мол, нам, где твои товарищи скрываются, и помилуем. Сказал он: делайте свое дело. Затянули вервие ему на шее и вытащили душу его. В час смерти сказал: жаль мне тебя, женушка, жаль мне вас, сынки, что оставил вас сиротами.
И сказал Хананья: однажды хотел тот разбойник с тфилин провести меня через одну пещеру глубокую[11] прямо в Землю Израиля. Закралась мне дума в сердце: а что, если нет на то хотенья Божия — чтобы посаженым отцом на свадьбе моей с Землей Израиля стал разбойник. А раз закралась такая дума в сердце — не пошел я с ним, потому что была бы воля Божия, чтоб пошел я с ним, не вселил бы Он мне думу такую в сердце. Стыдно мне стало перед ним, что милостей его не принял, и ушел я в другое царство. А в том царстве все дни — будние, нет у них ни субботы, ни святого праздника. Сбился я со счету дней и зарекся больше двух тысяч пядей[12] в день проходить — а вдруг суббота, а вдруг святой праздник. Однажды повстречался мне в пути пан. Говорит: куда, мол, путь держишь? Говорю ему — в город, мол. Приглашает он меня в свою карету. Увидел, что я медлю, и заорал на меня: «Шядай!» Это он по-ляшски говорил, по-ляшски шядай значит садись, а мне и невдомек было, думал, что он имя Всемилостивого имеет в виду — Шаддай,[13] что он меня именем Божьим зовет. Прыгнул я и уселся в карету.
А день тот — Судный День Йом Кипур[14] был, а я и не знал, пока не приехали мы в город в час заключительной, последней молитвы Судного Дня. Вылетел я из кареты, сорвал с себя башмаки, кинулся в мидраш, бросился на землю и проплакал всю ночь и весь день назавтра. Услышал я — поминают Землю Израилеву, прислушался и услышал, что бучачане[15] некие решили взойти на Землю Израиля.
Тотчас встал я и пошел к вам, а поелику босиком шел — опухли ноги мои, и долгим стал путь.
Пошли и принесли ему башмаки, но не принял он. Сказали ему: семь заветов[16] указал рабби Акива, и один из них — не оставляй ног без обута. Сказал Хананья: ноги мои, что святости Судного Дня не почуяли, — пусть пухнут. А когда рассказал Хананья все это, развязал платок и вынул оттуда Псалтирь и читал, пока не пришло время пополуденной молитвы. После молитвы взял свечу и вернулся к Псалтирю.
Увидел — лампада покрылась ржой, взял платок свой и завязал на нем узелок. Назавтра, когда вынул талит и тфилин из платка, сказал: зачем это я завязал узелок? К тому, что лампадка заржавела. Взял лампадку и все светильники мидраша, смешал песок с водой и уселся за печкой. Чистил их и тер, пока не заблестели, как новенькие. Поговаривали в тот день, что достойны светильники нашего мидраша, мол, сиять перед Тем, Кто сияет во Сионе. И еще одно сделал Хананья: прикрепил чашечки к лампадкам, потому что в царстве Исава,[17] в странах эдомитян зажигают жировые свечи и вставляют в светильник, а в стране Серны, в земле Прелестной[18] принято зажигать лампадки с маслом — наливают в чашечку масло и вставляют фитиль. Собрался и приделал чашечки к лампадкам, чтобы можно было наполнить их маслом. И не только светильники, но и ковшик, и таз для омовения, и все причиндалы, и сосуды, где скрывается Дух Божий, — все он натер и начистил и придал сияние лику их. И даже рваные книги поправил — к новым дощечкам привязал и в отборную кожу переплел. Вчера были грязные и рваные, а сегодня полны ликования, как их приятие у горы Синай. Сказали ему: да ты никак лудильщик? Сказал им: не лудильщик я и не переплетчик, но как увижу вещь с изъяном переполняется сердце мое жалости к ней. Говорю себе: эта вещь просит, чтобы ее починили, — и Всевышний говорит мне — делай так, или — делай этак. Так я и делаю. Сказали любезные наши: вот — человек простой, а какое слово ни обронит, есть в нем назидание другим. Такой человек — куда бы он ни закатился, — Господь его не оставит. Спросил тут один у Хананьи: может, умеешь ты сделать сундук для пожитков? Сказал ему: может, умею. Сказал ему: а то мы отправляемся в долгий путь, вещи в дорогу нам нужны. Может, сумеешь ты сделать нам сундук или ящик или короб какой? Сказал: можно попробовать. Сказал ему: а как пробуют?
1
В сердцевине морей — первая из многих цитат из книги пророка Ионы (2:4). Книга Ионы считается сама притчей — легендарным пояснением к книге Царей, и здесь она является подводным основным мотивом и рефреном.
2
…закатился… — герои Агнона, как уже говорилось выше, населяют мир без времени и пространства. Мы так и не узнаем, откуда взялся Хананья. Этому можно дать два объяснения: место его происхождения — неважная подробность. В классическом китайском рассказе великий мастер по отбору лошадей назвал буланого жеребца гнедой кобылой. Его соперник, узнав об этом, заплакал, восхищенный тем, что тот уже не замечает таких подробностей, а смотрит прямо в суть. Так и здесь, суть проста: вообще сын Израиля возвращается в Страну Израиля, а откуда — неважно.
Другое объяснение свяжет Хананью с книгой Ионы — пророк возвращается, исполнив свой долг во всех Ниневиях Эдома.
3
Хананья — в другом месте у Агнона уже появляется герой с почти идентичным именем Иоханан — олицетворение Израиля. Неведомо откуда взявшийся Хананья также мог бы олицетворять Израиль (по одной из интерпретаций книги Ионы).
4
…любезные наши… — так кличут друг друга хасиды одного Праведника-цадика. Агнон как бы причисляет нас к своей хасидской школе.
5
Число для молитвы — десять мужчин — миньян. Евреи приписывают особую силу молитве в собрании десяти мужчин, по сказанному (Руфь 4:2): «Он взял десять человек из старейшин города», и по сказанному (Псалмы 67:27): «В собраниях благословите Господа». Число 10 связывают с согласием Бога (Бытие 18:32) не истреблять Содом, если в нем найдется хотя бы десять праведников. Господь всегда — с миньяном, по сказанному (Псалмы 81:1): «Стал Господь посреди Божия собрания» (интересно, что синодальный перевод дает: «Бог стал в сонме богов»). Хасиды придают особую силу миньяну и рассказывают, что если больного привлечь десятым, то он выздоровеет, даже если праведнику это не по силам. Хананья восполнил число пилигримов до полного миньяна: значит, раньше их должно было быть девять человек. Но, судя по списку, данному ниже, их было 10 и без Хананьи: кто же из них не в счет?
6
Пятидесятница — отмечается через неделю недель после Пасхи и связана с получением Торы у горы Синай.
7
Черный хлеб — в этих дальних краях нет ни вина, ни пшеничного хлеба, ни мяса — было бы мясо, не могли бы они благословлять Дающего молоко, а затем — есть мясо.
8
…отчаяться… — один из видов потери права на вещь, по еврейскому гражданскому праву. Так, человек теряет право на потерянную вещь не тогда, когда он ее физически теряет — ибо он еще может найти ее, — но тогда, когда он отчаивается и говорит: я никогда не получу ее назад. После этого любой вправе взять потерянную вещь. Поэтому Хананья боится отчаяться — чтобы не потерять права на Землю Израиля.
9
…разбойники… — вновь перед нами связь с разбойниками, отличительное свойство Иисуса и Бешта.
10
…молись за нас… — раз Бешт шел в раздумье по горам, ничего не видя перед собой. Подошел он к краю пропасти и упал бы; но сдвинулись горы и образовали мост. А когда перешел он, горы вновь раздвинулись. Увидели это чудо разбойники и попросили Бешта: молись за нас, святой человек. И Бешт помолился за них, потребовав, чтобы Израилю не вредили. («Благовестие Бешта».) «И сказал разбойник: Иисус, помяни меня… и он ответил: сегодня будешь со мной в раю» (от Луки 23:42).
11
Глубокая пещера — распространенный мотив в еврейском фольклоре. В другом рассказе Агнона козочка уходила каждый день через глубокую пещеру пастись в Страну Израиля. Сквозь пещеры и норы покойники Израиля должны добраться в Страну Израиля в час воскресения мертвых. Детская песенка говорит о глубокой пещере, по которой пройдет весь народ Израиля в Страну Израиля. Этот мотив показывает, что Страна Израиля в народных поверьях отождествлялась с Тем светом — с Царствием Небесным, Царствием Грядущим, со Страной Мертвых, и ее название — «Страна Живых» — нужно понимать как эвфемизм Страны Мертвых, как «Дом Жизни» — эвфемизм кладбища у евреев.
Бешту разбойники также предложили пройти глубокой пещерой в Страну Израиля. Бешт согласился (в отличие от Хананьи), но на пути увидел перед собой меч-перевертыш и не смог пройти. Отказ Хананьи можно понимать как отказ от магии и потусторонности Страны Израиля — лишь под солнцем и луной, а не во мраке подземелья он готов вернуться туда.
12
Две тысячи пядей — максимум субботней прогулки.
13
Шаддай — одно из древнейших имен Бога. С этим Именем идентифицировал себя Саббатай Цви, лжемессия и предтеча Бешта, это Имя, по средневековым легендам, особо почиталось у Десяти Колен Израиля, у сынов Моисея и у колена Хайбара.
14
Иом Kипyp — день покаяния, когда евреи соблюдают не только все запреты субботы (а Хананья приехал в карете), но и еще пять запретов: есть, пить, умываться, предаваться плотским радостям и носить кожаную обувь. Этот последний запрет также нарушил Хананья, поэтому он и сорвал башмаки с ног. Но Иом Кипур — еще и день, когда в синагогах читают книгу Ионы.
15
Бучач — городок в Галиции, где родился Агнон, ныне — райцентр в Тернопольской области Украины. Он же иногда фигурирует в рассказах Агнона под названием Шебуш.
16
Семь заветов завещал р. Акива сыну своему Иегошуа — сыне, не учи на высотах (а то засмотришься и от учебы Святого писания отвлечешься), не селись в городе, где правят мудрецы Торы (ибо от мудрости своей не позаботятся о народе), не приходи нежданно к себе домой, тем паче к ближнему, ног без обутая не оставляй (ибо позор мудрецу и ученому мужу ходить босиком), просыпайся и вставай летом от солнца, а зимой — от холода, делай субботу буднями (т. е. не празднуй особенно, обходись чем есть, но не проси у людей), удружи тому, кому везет, в час его везения, и это — кроме многих других практических заветов вроде: не женись на разводке при жизни ее мужа, не женись на той, что была обручена в малолетстве, а затем отказалась выйти за суженого, и т. д. Почему такое внимание обратил р. Акива на обувь? Можно было бы объяснить это его общей тягой к гигиене — он также советовал не целоваться, а только в руку целовать, если нужно, затем, что от слюны зараза, и мылся так тщательно, что когда он сидел в римской тюрьме и давали ему только чашку воды в день, то половина ее шла на умывание.
Но в книге «Екклезиаст Раба» содержится легенда, которая предлагает другое объяснение: раз шел р. Акива босиком по дороге. Повстречался ему царский евнух и спросил: ты — раввин иудеев? Тот ответил: да. Сказал ему евнух, научу тебя трем вещам: царь едет на коне, мужик — на осле, простак идет пешком в башмаках, а кто идет без башмаков — тому лучше бы в могиле лежать. Ответил ему р. Акива, и я научу тебя трем вещам: возвесели сердце женщины, восставь сынов на службу Господу, укрась лицо бородой, кто не может этого сделать, тому лучше бы и не родиться. То есть что такое обувь по сравнению с яйцами. Но видимо, несмотря на такой хороший ответ, внял р. Акива словам евнуха и посоветовал сыну обуваться.
17
Царство Исава — страны европейские, т. к. европейцы — потомки Исава, он же Эдом, брат Иакова.
18
Страна Прелестная (Цеви) — поэтическое название Страны Израиля. Слово «прелесть» омонимично со словом «серна», «олень». В значении «прелесть» оно появляется в поминальной песне Давида по Ионафану: «Прелесть Израиля пала на твоих вершинах». По-арабски это слово носит оттенок «желанный», так же как и в средневековом иврите, где оно применяется по отношению к жениху. Но жениха сравнивает с оленем и Суламифь в Песни Песней. Израиль сравнивает Господа с оленем, ибо олень, удаляясь, глядит вспять, так и Господь, хоть и отдаляется от Израиля, все же глядит на него. Так перепутались два омонимичных слова, и можно лишь сказать, что речь идет о Стране Желанной и Прелестной, как серна.