Изменить стиль страницы
  • Г. М. делал гипнотические пассы.

    — Я хочу, чтобы вы как можно точнее повторили то, что он тогда говорил.

    — Постараюсь. Отец сказал мне: «Очень хорошо — все уже подготовлено. Я свяжусь с ним завтра утром, приглашу его сюда и обещаю тебе, что больше он нас не побеспокоит».

    Г. М. повторил эти слова, словно стремясь крепче вдолбить их в головы присяжных.

    — Он объяснил вам, каким образом заставит умолкнуть капитана Ансуэлла?

    — Нет. Я расспрашивала его, но он не стал объяснять. Отец только спросил меня, где сможет найти Реджа, и я ответила, что в квартире Джима. «Так я и думал, — сказал он. — Я уже был там».

    — Он сказал, что уже был там? — Г. М. повысил голос. — А он упоминал, что украл в квартире капитана Ансуэлла его пистолет?

    Эффект этих слов нарушило вмешательство судьи.

    — Свидетельница уже говорила вам, сэр Генри, что больше ничего не слышала.

    Г. М. с удовлетворением похлопал себя по парику.

    — И после всего этого, — продолжал он, — ваш жених внезапно решил тоже ехать в Лондон, а вы испугались, как бы чего не случилось?

    — Да. Я с ума сходила от страха.

    — Поэтому вы написали вашему отцу в пятницу вечером насчет телефонного звонка?

    — Да.

    — А постскриптум «Позаботься о другом деле, ладно?» относится к эффективному способу заткнуть рот капитану Ансуэллу?

    — Да, конечно.

    Г. М. шумно высморкался.

    — Еще один маленький пункт. Один из свидетелей заявил здесь о довольно странном поведении вашего отца, когда он получил ваше письмо в субботу утром за завтраком. Он отошел к окну и мрачным тоном сообщил, что ваш жених сегодня приезжает в Лондон и собирается повидать его. Тогда свидетель сказал: «Значит, нам не придется ехать в Суссекс — мы пригласим его к обеду» или что-то в этом роде. Покойный ответил, что двое остальных поедут в Суссекс, как было условлено, и добавил: «Мы не будем приглашать его ни к обеду, ни куда-либо еще». — Г. М. хлопнул ладонью по столу. — Он имел в виду, что они не станут приглашать его к обеду, дабы два кузена не столкнулись друг с другом?

    Сэр Уолтер Сторм наконец зашевелился:

    — Милорд, я снова вынужден протестовать против постоянных попыток спрашивать свидетельницу о событиях, которые она не видела, и словах, которые она не слышала, тем более в форме наводящего вопроса.

    — Не отвечайте на это, — распорядился судья Рэнкин.

    — По вашему мнению, — осведомился Г. М. после обычного полуиронического извинения, — судя по тому, что вы видели и слышали, рассказанное вами объясняет, что действительно произошло в вечер убийства?

    — Да.

    — Хватило бы этой женщине смелости пройти через все это, если бы она не была абсолютно уверена в невиновности подсудимого?

    Г. М. притворился, что ожидает ответа, потом сел со стуком, сотрясшим скамью.

    В зале повсюду слышался шепот. Мэри Хьюм рисовала пальцем узоры на перилах, время от времени поднимая взгляд, покуда генеральный прокурор готовился к перекрестному допросу. Ее хорошенькое личико покраснело, и она как бы машинально куталась в соболя. Сколько еще ей удастся продержаться, было трудно сказать. Мэри нанесла серьезный ущерб обвинению — становилось ясно, что многие показания Ансуэлла, казавшиеся нелепыми и путаными, были правдой. И присяжные, безусловно, это понимали. Но шепот становился все громче, как шелест леса. Кто-то осведомился, собираются ли показать фотографию. Я заметил, что места прессы полностью пустуют, хотя не припоминал, чтобы кто-нибудь из них выходил. Услышанное наверняка станет темой для заголовков газет и разговоров в каждом британском доме.

    — Ну, держись! — шепнула мне Эвелин, когда сэр Уолтер Сторм поднялся для перекрестного допроса.

    Его манеры и голос буквально источали сочувствие и предупредительность.

    — Поверьте, мисс Хьюм, мы очень ценим вашу откровенность и смелость. В то же время вы не колебались, позируя, кажется, для дюжины этих фотографий?

    — Для одиннадцати.

    — Хорошо, для одиннадцати. — Он сделал паузу, поправляя книги на столе. — Насколько я понимаю, мисс Хьюм, во время убийства вы были осведомлены обо всем, о чем упоминали в ваших показаниях?

    — Да.

    — Кажется, вы заявили, что, услышав о смерти вашего отца, поспешили в Лондон и прибыли домой тем же вечером?

    — Да.

    — Однако вы не упомянули о поведанных нам только что примечательных обстоятельствах полиции — ни тогда, ни в другое время?

    — Нет.

    — А кому-либо еще?

    — Только… — Она жестом указала на Г. М.

    — Вы сознаете, мисс Хьюм, что, если бы вы предоставили полиции эту информацию и сообщили, что капитан Ансуэлл пытался вас шантажировать, вам бы не понадобилось приносить эту фотографию в суд? Или подвергать себя унизительному публичному допросу?

    — Да, сознаю.

    — Полагаю, этот опыт не может быть вам приятен?

    — Нет. — Взгляд девушки стал напряженным.

    — Тогда почему вы не упоминали об этом раньше и не принесли заключенному ту пользу, которую могли, не доводя дело до показаний в суде?

    — Я…

    — Не потому ли, что вы считали подсудимого виновным, а эти фотографии — не имеющими отношения к его преступлению?

    Г. М. с усилием поднялся:

    — Оценивая предупредительность моего ученого друга, мы все же хотели бы знать, какую цель преследуют эти вопросы. Принято ли Короной, что, как мы предполагали все время, произошла путаница между Кэплоном Ансуэллом и капитаном Ансуэллом, и что покойный усыпил одного, пытаясь заставить замолчать другого?

    Сэр Уолтер улыбнулся:

    — Едва ли. Мы принимаем фотографию как факт и принимаем предположение, что ее сделал капитан Ансуэлл, но отрицаем, что эти два пункта имеют отношение к рассматриваемому делу — виновности или невиновности подсудимого.

    Эвелин резко ткнула меня локтем:

    — Неужели они станут оспаривать очевидное? Для меня это ясно как день.

    Я ответил, что она предубеждена.

    — Сторм вполне искренен: он считает, что Ансуэлл — убийца, изворачивающийся перед изобличающими его фактами. Он будет доказывать, что девушка лжет, пытаясь его выгородить, что хотя между Реджиналдом и Мэри Хьюм существовала связь, но никаких попыток шантажа со стороны Реджиналда не было и что все это — лишь последние усилия защиты.

    — По-моему, звучит глупо. Ты этому веришь?

    — Нет, но посмотри на двух женщин в жюри.

    — Возможно, я выразился не вполне ясно, — продолжал сэр Уолтер. — Позвольте мне попробовать снова. Все, что вы сообщили нам сегодня, вы могли сообщить в любое время после ареста обвиняемого?

    — Да.

    — Не было бы это так же полезно для него тогда, как, по мнению моего ученого друга, полезно теперь?

    — Я… я не знаю.

    — Тем не менее вы об этом не упоминали?

    — Нет.

    — Вы предпочли выставить себя на всеобщее обозрение (прошу прощения за терминологию, мисс Хьюм, но боюсь, что это необходимо), чем объяснить все раньше?

    — Это уже слишком, сэр Уолтер, — резко вмешался судья. — Должен напомнить вам, что это не суд нравов. В прошлом мы так часто страдали из-за тех, кто пытался действовать, руководствуясь обратным впечатлением, что я вынужден упомянуть об этом сейчас.

    Обвинитель поклонился:

    — Как вам будет угодно, милорд. Лично мне казалось, что я придерживаюсь правил перекрестного допроса… Вы говорили нам, мисс Хьюм, что вечером в пятницу 3 января капитан Ансуэлл поехал из Фроненда в Лондон с целью повидать на следующий день вашего отца?

    — Да.

    — Чтобы вытянуть из него деньги?

    — Да.

    — Тогда почему же он не встретился с вашим отцом?

    Девушка открыла рот и застыла. До сих пор, несмотря на хрупкую внешность, она держалась достаточно уверенно.

    — Позвольте задать вопрос яснее. Несколько свидетелей заявили — фактически были вынуждены это сделать под давлением моего ученого друга, — что всю субботу ваш отец не принимал никаких посетителей, не получал сообщений и не отвечал на телефонные звонки, кроме тех, о которых было упомянуто. Капитан Ансуэлл не приближался к нему и не пытался с ним связаться. Как это сочетается с вашим заявлением, что капитан Ансуэлл поспешил в Лондон с указанной вами целью?