Изменить стиль страницы

– Можно узнать, в чем я провинился? – спросил Генри, заметив, к своему облегчению, что соперники один за другим убрали пистолеты на место.

– Ты жульничаешь, Хэнк!

– Но ведь я проиграл две последних партии, джентльмены, – возразил Генри. – Это не вяжется с вашим обвинением.

– У нас такое правило: и выигрывать, и проигрывать нужно честно, – произнес Хорас. Остальные одобрительно закивали, и он продолжил: – Еще не хватало, чтобы какой-то сопляк с инициалами на штанах приходил сюда и превращал наш покер в благотворительный базар! Если тебе повезло в картах, Хэнк, не думай, что повезет во всем остальном.

Генри понял, что недооценил гордость этих людей, но не собирался признавать перед ними свою вину. И когда Хорас подошел и посмотрел ему в глаза, проговорил:

– Не смей называть меня Хэнк.

Двое державших Генри отпустили его и отступили назад, оставив их с Хорасом один на один. Не успел Генри вдохнуть, как твердый кулак врезался ему в челюсть.

* * *

Речел хотела, чтобы Генри как можно быстрее нашел общий язык с мужской частью Промиса, чтобы его полюбили, как любили ее. Ее самым большим желанием было, чтобы жители города стали одной большой семьей.

С тех пор как Речел вышла замуж, мужчины Промиса стали относится к ней с еще большим уважением, чем раньше. Но ее муж казался слишком надменным, чтобы им восхищаться, и почти ничего не умел, чтобы пользоваться уважением. Таким образом, дочь проститутки считалась в Промисе самой достойной личностью, а ее муж-аристократ стал лишь объектом насмешек.

Речел обрадовалась, когда узнала, что Генри отправился в салун в сопровождении Феникса, но, тем не менее, испытывала сильное беспокойство за мужа. Когда-то Люк рассказывал ей, что Генри имел возможность общаться с людьми только в аристократических салонах Англии – пока его туда пускали. Но тамошнее общество ему не нравилось, и он предпочитал конфликтовать, пока лондонский свет не расстался с Генри навсегда. Речел сомневалась, что муж придет в восторг от здешнего окружения. И сейчас она взволнованно ходила по комнате и нетерпеливо поглядывала на дедушкины настенные часы.

На улице зазвучали пьяные голоса. Мужчины возвращались из салуна и распевали какую-то песню. Когда они замолчали, чтобы набрать побольше воздуха и начать новый куплет – или, может, глотнуть виски, – Речел услышала скрип колес фургона, подъезжающего к холму. Она выглянула в окно. Фургон остановился, раздались смех, ругань и громкий топот по ступенькам крыльца ее дома.

– Речел! – позвал грубый голос. – У нас есть для тебя ценный груз.

О, Боже, Генри, наверное, без сознания. Она завязала пояс халата, схватила лампу, бросилась к двери и, открыв ее, вышла навстречу мужчинам. Они внесли Генри в гостиную и положили на диван. Лежа на спине, Генри нашел глазами Речел и, не отрываясь, смотрел на нее. Его нос распух, нижняя губа была рассечена.

– Что произошло? – спросила Речел. Клетус мял в руках свою шляпу:

– Он жульничал.

Речел бросила взгляд на Феникса, желая, чтобы тот подтвердил обвинение. Она не могла поверить, что Генри – с его высокомерием и гордостью – способен на такое. Феникс утвердительно кивнул.

– Сколько вы проиграли? – поинтересовалась Речел.

– Дурацкая история, Речел… – пробормотал Клетус. – Он жульничал, чтобы мы не проиграли.

Теперь ей стало все понятно – Генри не хотел брать деньги у тех, кто, по его мнению, оказался менее везучим. Речел опустилась на колени – и от внезапной слабости в ногах, и для того, чтобы лучше рассмотреть раны. Когда она коснулась лица мужа, ее сердце сжалось. Генри скривил губы, пытаясь улыбнуться. Она обернулась и посмотрела на остальных:

– А кто выиграл?

Клетус пожал плечами:

– Не знаю, кто выиграл, но Хэнк точно проиграл.

Речел почувствовала, что ее тянут за рукав халата. Она повернулась к Генри, который по-прежнему улыбался, бормоча себе под нос:

– Я победил в соревновании по выпусканию колец. Мое пролетело дальше и выше всех.

– Хэнк? – произнесла Речел, словно спрашивая себя, кто так окрестил ее мужа.

Она снова почувствовала, что Генри тянет ее за рукав. Его брови нахмурились:

– Не называй меня Хэнк.

Генри закрыл глаза, отпустил рукав Речел и откинул голову. Он потерял сознание, но на губах его так и застыла удовлетворенная улыбка.

ГЛАВА 19

Июнь

Земля утопала в зелени, воздух казался золотым от ярких лучей солнца. Весенние обещания сменились летним изобилием. В садах начали появляться первые плоды. Ни на день не прекращалось строительство новых домов. Жизнь и повседневная работа шли своим чередом, и все же за семь недель многое изменилось.

После того как фургон уехал, Речел и Феникс принялись выхаживать Генри. Раны на его лице зажили через несколько дней, но остались Шрамы. Теперь его черты казались суровыми и огрубевшими.

Характер его тоже изменился – стал твердым и более независимым. Теперь Генри не боялся играть в покер и обыгрывать своих противников. Феникс показал ему, как нужно драться, и обитатели Промиса почти перестали задевать своего нового приятеля. Хотя все по-прежнему называли его Хэнк.

Работая вместе с женой или с мужчинами, Генри окреп и раздался в плечах, научился успевать за другими и не выглядеть смешным. Но Речел замечала, что наедине с ней он оставался таким же замкнутым, как и раньше. Когда они сидели на кухне за столом, Генри казался Речел случайным гостем. Он ел механически, сосредоточив все внимание на альбомном листе и движениях карандаша. Речел привыкла к тому, что муж всегда имел под рукой альбом и карандаш. Он не оставлял любимого занятия даже во время работы – делал быстрые наброски, изображая то, чем занимался, и возвращался к делам. После ужина Генри закрывался в своей хижине.

Только в постели с женой он давал выход чувствам, страстно и яростно овладевая Речел, от чего она получала полное удовлетворение. Но как только начинало светать, Генри исчезал в своей студии и зажигал лампу, чтобы порисовать лишних полчаса.

Речел казалось, что муж находит гораздо большую радость в созерцании сотворенного им на бумаге или холсте, чем в той реальности, которая его окружала. Она спрашивала себя, почему ее обществу Генри предпочитает одиночество или даже мужскую компанию, и не находила ответа.

Конечно, Речел не могла не замечать, что ее друзья становятся и его друзьями, что все начинают уважать ее мужа. Она радовалась этому, ведь Генри имел так мало опыта и в общении, и в дружбе. Поэтому Речел не возражала, когда он приводил приятелей к ним в дом и угощал выпивкой.

Но ее не покидало ощущение, что в жизни мужа ей отведена слишком незначительная, ничтожная роль. Он делил с ней хлеб и кров, провел с ней немало дней и ночей, однако по-прежнему оставался чужаком. Его гнев и сарказм по отношению к ней давно исчезли, сменившись умиротворенностью и спокойствием, что казалось Речел проявлением безразличия.

Она продолжала скрывать от мужа, что Роза ее мать. Девушки Розы в течение месяца ухаживали за ней и затем покинули Промис, отправившись на северо-запад, чтобы найти работу в одном из поселков золотоискателей. Роза осталась жить в старой хижине, которую ей уступил один из жителей. Она в одиночку обрабатывала сад и огород рядом с домом.

Речел не решалась спросить у матери, останется ли она в Промисе насовсем. Но так или иначе, Роза никому не мешала. Она находила свое, особое удовольствие и в повседневной жизни, и в заботах о саде и огороде, и не нуждалась ни в ком, кто мог бы разделить с ней эти чувства. Речел непривычно было видеть Розу, в, одиночестве гуляющую по лугам или молча копающуюся в земле. Но ей становилось спокойнее при мысли о том, что мать рядом… и в безопасности. Теперь отпала необходимость полагаться на слухи и сплетни в стремлении хоть что-нибудь узнать о ней.

Дочь взяла себе за правило видеться с матерью несколько раз в неделю. Роза охотно принимала Речел у себя, хотя поначалу обе они опасались этих визитов. К счастью, Генри был столь поглощен самим собой и собственными переживаниями, что не слишком следил за тем, где бывала Речел.