Перед вами одна из первых книг нового направления — темного вымысла, названного Бездной. Бездна — это ужас, подобного которому не вызывало ничто прочитанное вами до сих пор. Речь идет не о домах с привидениями, или детях греха, или старинных индийских захоронениях. Все мы читали те книги и знаем их сюжеты наизусть.

Бездна влечет Искателя Истины, какой бы мучительной или непонятной она ни казалась. Это — все мы и то темное, что мы в себе носим. Бездна — это ужас, рождающийся на границе света и тьмы. И там, где мы лицом к лицу встречаемся с ним, мы находим самих себя. Темнота как бы высвечивает нас, выявляет наши пороки, наши тайные помыслы И опасения, наши мечты, честолюбивые замыслы и жажду вырваться на свободу. И тот, кто пройдет этот путь до конца, теряет себя, приобретая взамен жизненный опыт.

Джо Мак-Эри только что убил женщину, и все то, что он чувствовал раньше, когда убивал других четырех, он почувствовал вновь. Как описать это состояние? В своем дневнике он мог бы назвать его «потоком ощущения» или «неким эфемерным эффектом максимально резкой фокусировки всего окружающего».

После каждого убийства реакция организма была cовершенно одинаковой. Сначала нестерпимая боль за левым глазом, словно кто-то втискивал в его мозг картину только что совершенного — кровь и распоротую плоть... Затем яркие блики серебристого света, за которыми он следил взглядом, пытаясь уловить слагавшиеся из них звезды.

В конце концов — удивительная четкость восприятия.

Сейчас он ехал в своей светло-голубой «хонде-аккорд» вдоль Харлем-авеню в южной части Чикаго, и все казалось ему полным жизни, как бы контрастирующим со смертью, только что настигшей его жертву. Он замечал вещи, на которые обычно не обращал внимания: красные, янтарные и бирюзовые отражения стоп-сигналов, мелькавшие на мокром от дождя асфальте. Они то разливались по черному зеркалу шоссе, то съеживались. Звук его радиоприемника. настроенного на негромкую волну ВЛС, усилился и словно бы вибрировал. Он слышал партии отдельных инструментов в музыкальной композиции «Голодный как Волк», как будто Дюран Дюран исполнял свое произведение в его автомобиле. Хотя стоял февраль и стекла в машине были подняты, он улавливал все шумы, доносившиеся извне: шорох шин на асфальте, низкий рокот моторов. Руки осязали и каждую прорезь на чехле руля. В ноздри били запахи. исходившие от его машины и всех прочих, двигавшихся в том же направлении: на северо-восток, к скоростному шоссе Эйзенхауэра и дальше — в город.

А во рту у него был слабый металлический привкус...

Рэнди Мазурски жил в Бервине всю свою жизнь. Его отец тоже вырос в этом пригороде западного Чикаго, а дед прибыл сюда из Польши, построил собственный дом и устроился на работу на чикагские бойни.

Рэнди любил этот городок. Он знал его как свои пять пальцев. Впрочем, в расчерченных на квадраты улицах легко было ориентироваться. Человек, попавший сюда впервые, без труда мог отыскать нужное ему место, скажем, дом Рэнди на Оак-Парк-авеню. Особенно приятно было то, что кафе-мороженое «Воздушная мечта», где он работал управляющим, находилось неподалеку от дома — на аллее Норт-Ривер-Сайд.

Сегодня вечером он задержался в кафе дольше обычного, так как одна из официанток заболела гриппом (так же как и его жена Мэгги), что уже походило на эпидемию, как будто зима была не на исходе, а только начиналась. Официантка ушла домой в пятницу в середине смены, когда кафе осаждала толпа горланящих ребятишек в сопровождении родителей — многие из них пришли отпраздновать день рождения.

Рэнди надел бело-голубую полосатую шапочку официанта, которую приобрел три года назад, когда начинал работать в «Воздушной мечте», и вышел в зал (как полицейский, подумал он про себя). Он разносил подносы с фруктовым, ореховым и другими видами пломбира, вместе с юными посетителями дул в свистульки, колотил по барабану и пел «С днем рождения». Он знал, что детям нравится, когда взрослый, да еще знаток своего дела, принимает участие в их забавах.

Рэнди занимался этим не без удовольствия, но сейчас очень устал, потому что давно уже не работал официантом. Руль он держал с трудом, и, хотя до дома было всего десять минут езды, дорога казалась ужасно длинной — уж очень ему хотелось поскорее увидеть Мэгги.

Он знал, что ему не о чем беспокоиться. Мэгги, должно быть, приготовила отличный обед и теперь ожидает его, поглядывая на часы. Оставив работу корректора в одном из издательств, она взяла несколько уроков кулинарии в Чикаго и научилась превосходно готовить. Рэнди даже поправился на пятнадцать фунтов.

Они с Мэгги были женаты всего семь месяцев, но она уже ждала ребенка. Ребенок был не запланирован: они хотели с этим подождать, пока появится возможность приобрести собственное жилье. В настоящее время они снимали квартиру на втором этаже двухквартирного дома.

Но однажды ночью, когда Рэнди уже засыпал, Мэгги прошептала ему на ухо: «У нас будет ребенок», и его захлестнула волна счастья. Прошло две недели, а восторг в его душе не убавился: свершится великое событие, он станет отцом!

Рэнди припарковал машину на площадке перед их домом из желтого кирпича и внезапно почувствовал острое желание взбежать по лестнице и поскорее обнять Мэгги. Он знал, что ей не нравится, когда он задерживается на работе допоздна, и пожалел, что не догадался захватить для нее чего-нибудь вкусненького.

Ну, ничего. Он постарается ублажить ее по-другому. Закрывая дверцу автомобиля, Рэнди даже улыбнулся: от усталости, которую он испытывал несколько мгновений назад, не осталось и следа.

Рэнди отпер два замка наружной двери и быстро поднялся на второй этаж. Потом тихонько открыл дверь своей квартиры, надеясь, что Мэгги из кухни ничего не услышит и его появление будет для нее сюрпризом.

Запирая за собой дверь, он постарался, чтобы замок не щелкнул. Прокрался через гостиную, особо не удивляясь царившей вокруг тишине: значит, Мэгги, почти никогда не выключавшая музыкальную стереосистему, на сей раз ее выключила. В кухне горел свет, дверь была приоткрыта, и он на цыпочках пошел к этому желтому квадрату.

А потом Рэнди остановился на пороге и начал хохотать. Истерика продолжалась почти час — до тех пор, пока в дело не вмешались медики.

Мэгги — ее темные волосы странно контрастировали со смертельной бледностью обычно смуглого лица, типичного для выходцов из Италии, — лежала мертвая на полу посреди кухни. У нее были перерезаны горло и запястья. Волосы разметались по бежевому линолеуму, руки были раскинуты, словно ее распяли.

Кот Скраггамз сидел рядом с ней и вылизывал лапы.