Лена с удивлением смотрит не столько на снимки элементарных частиц, сколько на Александра Львовича.

— И откуда вы, психиатр, так хорошо знаете романтику микромира?

— Скажу вам по секрету, — смеется доктор Гринберг, — не будь я психиатром, непременно стал бы физиком. Там ведь не меньше «безумия» и «странностей», чем у нас в психиатрической клинике, так что довольно много общего. И из меня мог бы получиться неплохой физик — толкователь судеб населения этого микромира. А теперь слушайте меня внимательно — я дам вам кое-какие советы для той роли, которую вы теперь будете играть не только на киностудии, но и у себя дома.

7

В тот же день Олега Сергеевича Урусова приглашает к себе президент Академии наук.

— Догадываетесь, о чем будет у нас разговор? — спрашивает он Урусова, всматриваясь в его черную бороду и обнаруживая в ней значительно больше седых волосков, чем в предыдущую их встречу.

«А когда же была она, эта „предыдущая встреча“? — задумывается он невольно. — На ходу, на заседаниях встречаемся почти каждый день, а так, чтобы попристальней посмотреть друг другу в глаза или хотя бы в бороду, не часто ведь доводится…»

— Интересную новость хочу вам сообщить, — продолжает он уже вслух, переводя взгляд с бороды на глаза Урусова. — Соединенные Штаты собираются предпринять восстановление Международного центра ядерных исследований в Цюрихе. Они обратились уже в связи с этим к нашему правительству с просьбой поддержать их и выделить необходимые средства.

— А затем продолжить эксперименты, прерванные катастрофой? — спрашивает Урусов.

— Это уж само собой.

— Но ведь все может повториться…

— Они такого же мнения, но готовы пойти на риск, если и мы примем участие в этих экспериментах. Понимаете, на что тут делается расчет?

— Да уж яснее ясного, — вздыхает Урусов, нервно теребя бороду. — Ну и что же ответило им наше правительство?

— А что оно могло ответить? Разве можно было отказаться от их предложения в сложившейся ситуации?

Оба долго молчат, глядя в разные стороны. Урусов не торопясь закуривает, президент отпивает несколько глотков давно остывшего чая, стоящего у него на столе.

— Ну, а если память Холмского не восстановится к тому времени? — спрашивает, наконец, Урусов. — Нужно иметь в виду и это…

— Все равно придется принимать участие. Нужно, однако, сделать все возможное, чтобы Холмский обязательно вспомнил все, что там произошло… Есть ли какая-нибудь надежда? Спрашиваю вас об этом потому, что знаю о вашей дружбе с Холмским.

— Теперь есть. За это взялся человек, которому я верю. Но абсолютной уверенности у меня лично все еще нет. Я бы хотел, чтобы вы имели это в виду…

— Нужен, значит, запасной ход?

— Да, необходим.

— А что нужно для того, чтобы выздоровление Холмского было более вероятно? Каких врачей к этому привлечь? Какие лекарства?…

— Его лечит профессор Гринберг — один из крупнейших специалистов в области психиатрии, и если он…

— Ну, а если и он и другие не смогут все-таки вернуть ему память?

— Не знаю… Просто не знаю, как тогда быть. Пока мы совершенно безуспешно ломаем голову над тем, что там у них произошло, какое новое явление они обнаружили.

— Сюрпризов, значит, не избежать?

— Да, нужно быть готовыми ко всему…

8

Михаил Николаевич Холмский давно уже заметил, что дочь его Лена очень озабочена чем-то. Сидит в своей комнате, обложившись какими-то книгами и журналами, читает, ерошит волосы, вздыхает… А когда заглянул в комнату Лены в ее отсутствие, все книги оказались по вопросам физики. Ну, да это и понятно: она ведь играет роль физика в каком-то новом фильме. Ему очень хотелось полистать ее книги, но он так и не решился на это. Испугался, что снова не поймет в них ничего. Будет смотреть, как на написанные на каком-то неизвестном ему языке.

Сегодня Лена снова сидит в своей комнате и вздыхает так тяжело, что Михаил Николаевич уже не в силах оставаться безучастным.

— Что, Леночка, никак не можешь постигнуть всех премудростей физики? — участливо спрашивает он.

— Ох, нелегкое это дело, папа, — вздыхает Лена. — Наш консультант по вопросам физики объясняет все очень красочно и даже поэтично, а станешь сама вникать — полнейшая неразбериха. Вот эти снимки следов элементарных частиц, например. Они похожи на мазню абстракционистов, а ему представляются следами каких-то загадочных животных, И он легко узнает по ним их повадки, встречи с другими, подобными им или более свирепыми существами, их мгновенную схватку и все подробности ее исхода. А для меня все это подобно лишь следам дождя на оконном стекле…

— Ваш консультант действительно слишком образно изображает все это, — задумчиво произносит Михаил Николаевич. — Ну-ка, дай мне посмотреть, что тут у тебя такое?

Он берет одну из фотографий и пристально всматривается в нее.

— А ты знаешь, тут и в самом деле интересная картина! — восклицает он оживленно. — Этот снимок сделан, наверно, в пузырьковой камере с жидким пропаном. Эти вот пузырьки — следы пролетавших через нее частиц. Их много, и не все прочтешь, но вот главное событие. Видишь этот пунктир? Это след отрицательного пиона.

— Пиона?

— Да, пи-мезона. Их принято так обозначать для краткости. Вот видишь его след?

— Вижу, но он обрывается…

— А это значит, что тут произошло столкновение его с протоном — ядра водорода. В результате образовалась новая частица — нейтральный ка-мезон. Он не имеет заряда и потому не вызывает образования пузырьков. Ка-частица распадается затем на пару противоположно заряженных пионов — видишь, как разошлись их следы?

— И образовали ту самую вилку, которую стали называть V-событием?

— Ну да, правильно! И виновницей этих V-событий почти всегда ка-частица.

— А не является ли эта ка-частица той самой «странной частицей», о которой так много говорит моя героиня в сценарии? — спрашивает Лена.

— Да, это одна из так называемых «странных частиц», вызвавших в свое время большой переполох среди физиков всего мира. Тут должна бы быть и вторая «странная частица», так называемая нейтральная ламбда-частица. Она обычно рождается при столкновении отрицательного пиона и протона.

— А не видна потому, что нейтральна?

— Вот ты и начинаешь кое в чем разбираться, а говорила, что тут полнейшая неразбериха.

— Когда ты так толково объяснил…

— Ну, ладно, ладно! — смеется заметно польщенный Михаил Николаевич. — Только без лести. Ответь лучше, почему мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе ламбда-частицы?

Лена энергично ерошит густые рыжеватые волосы и не очень уверенно произносит:

— Наверно, она покинула камеру, не столкнувшись ни с какой иной и не распалась на заряженные частицы, оставляющие следы?…

— Женя! — радостно кричит Михаил Николаевич. — Ты смотри, какая у нас толковая дочь! Такие вдруг способности к физике!

— А почему «вдруг»? — счастливо улыбается Лена. — Это же у меня наследственное.