Кто-то рядом с Блейдом тяжело вздохнул, и странник тотчас вернулся к реальности. Тамар! Что с ней?! Увы, сейчас об этом он мог лишь гадать — появиться в воде было бы чистым самоубийством. Туша лапача и лакомый запах крови влекли сюда все новые и новые сонмы любителей свежатинки, которые не отказались бы и от блюда под названием «Ричард Блейд в собственном соку»…

Бедро вспыхнуло жгучей болью. Невольно закусив губу, странник поднял глаза на окружающих. Все смотрели на него с суеверным ужасом; несомненно, он должен был казаться им сейчас почти что богом — пришелец, повелевающий огнем и громом, одним мановением руки прикончивший страшного зверя, от которого не было спасения уже столько лет!

Однако это молчаливое обожание Блейда сейчас не устраивало. Нужно было промыть рану и наложить повязку; он уже хотел прикрикнуть на болотников, когда совсем рядом раздался тяжелый топот и перед ним появился Бротгар собственной персоной.

— А ну, что встали?! — загремел он, бешено вращая глазами. — Чего встали, лопоухие?! Тащите холст! Ты, Тана, — его палец ткнул в стоявшую с края женщину, — быстро за мазями!..

В несколько секунд наведя порядок, Бротгар навалился на Блейда, точно медведь, торопясь перетянуть бедро странника жгутом повыше раны.

— Сейчас, сейчас… — бормотал предводитель болотного народа — Сейчас я тебе перевяжу… ты держись, Ричард… держись…

— Где… Тамар? — превозмогая боль, выдавил из себя Блейд.

— Цела и невредима… не волнуйся, целехонька… Сейчас, чуть в себя придет и прибежит… она меня сюда и погнала, она одна заметила, куда ты поплыл… а то эти остолопы так бы на тебя и пялились…

Тут наконец подоспели и женщины с чистыми тряпицами, мазями, травами и прочим целебным припасом. Бротгар осторожно помог страннику устроиться поудобнее, пока рану промывали чем-то жгучим, накладывали какие-то распаренные листья и туго перетягивали чистой холстиной. Подоспели и мужчины с носилками; Блейда перенесли в дом вождя. Только теперь страшная тишина, властвовавшая в деревне, внезапно оказалась сметенной хриплыми ликующими криками. Болотный народ торжествовал победу!

Людей словно бы прорвало. Они вопили, орали, размахивали руками, пускались в пляс прямо на шатких мостках и галереях; откуда-то из кладовых появились тщательно приберегаемые запасы хмельного; кто-то начал песню, ее тотчас подхватили; один за другим вспыхивали все новые и новые факелы. Растолкав окруживших ложе странника целителей, на колени перед Блейдом бросилась молоденькая женщина, почти девочка, в молитвенном экстазе протягивая ему ребенка.

— Ты, ты… о великий, ты спас его… спас мою крошку… — жребий пал на нас… мне пришлось бы отдать его… если бы… если бы… — не выдержав, она залилась слезами.

— Успокойся, девочка, — хотя бедро болело невыносимо, Блейд нашел в себе силы протянуть руку и погладить женщину по голове. — Все… хорошо. Лапач… он больше не придет… А теперь утри слезы, а то твои глазки покраснеют и твой парень будет недоволен, — он еще пытался шутить. Несмотря на боль, где-то в душе разливалась странная, удивительная теплота, осознание того, что его недаром забросило в мир Гартанга.

— Имя… о великий, молю тебя о милости… имя…

В голове шумело все сильнее и сильнее. Блейд с трудом понимал, что от него хотят; невольно он бросил взгляд на Бротгара.

— Она просит тебя дать имя ее ребенку, — бородатый вождь склонился к самому уху странника. — Я знаю, что у нее в голове… назвать малыша твоим именем…

— Хорошо, — Блейд с усилием кивнул. — Нарекаю младенца Ричардом… и пусть удача и ваши боги будут благосклонны к нему…

— Интересно, а как ты захочешь назвать наше дитя? — вдруг шепнул ему на ухо знакомый вкрадчивый голос. На горящий лоб странника легла небольшая крепкая ручка Тамар.

Бротгар уже теснил всех остальных к дверям.

Блейд провалился в забытье почти сразу, как только бородатый предводитель вытолкнул прочь последнего из своих подданных. Это было лучшее, что он мог сейчас сделать, — нога болела неимоверно, так что где-то внутри начал шевелиться неприятный ледяной червячок — раны так болеть не должны… ну, подумаешь, поцарапало… в первый раз, что ли? Но в прошлом это казалось не столь болезненным…

Когда он проснулся — или, вернее сказать, очнулся — было уже утро. Рядом сидела Тамар — под глазами темные тени, щеки ввалились, волосы спутаны… Похоже, она так и не сомкнула глаз.

— Пришел в себя! — она хлопнула в ладоши. Милое лицо расцвело улыбкой; девушка склонилась над странником.

— Хочешь поесть, любимый?

Это получилось у нее совершенно естественно, отнюдь не как намек на что-то большее.

Блейд отрицательно покачал таловой. У него поднялся жар, странника трясло от озноба; с трудом приподнявшись, он взглянул на ногу. Так и есть — распухла, точно бревно. Морщась от боли, он оттянул повязку — и ощутил, как по спине прошла дрожь, но теперь уже отнюдь не от озноба; он испугался увиденного.

Он имел некоторые основания причислять себя к людям, о которых говорят, что они — не робкого десятка; однако это не значило, что он никогда не испытывал страха. Давно известно: истинно храбр не тот, кто ничего не боится (таких в реальной жизни не бывает), а тот, кто умеет справляться со своим страхом. Блейд относился как раз к этой категории.

Он знал, что делать, когда против него оказывалось несколько десятков здоровенных сорвиголов, вооруженных чем угодно, от сучковатой дубины до скорострельного пулемета. Он знал, что делать, оказавшись в пустыне и в джунглях, он мог выжить на необитаемом острове и в глухом подземелье. И теперь он знал, что ему понадобится вся его сила.

Рана почернела. На ее месте вздулась огромная опухоль; дело пахло гангреной со всеми вытекающими из этого последствиями. Если он не справится с этим… останется только попросить Бротгара отсечь раненую ногу по самый сгиб…

Правда, оставался еще одни способ… воспользоваться вживленным спейсером, передать сигнал тревога, знак экстренного возвращения. Не слишком-то достойно; но что он сможет сделать, превратившись в калеку?!

От одной этой мысли Блейда вновь затрясло. Пройти два десятка миров, побывать во всех мыслимых и немыслимых переделках, чтобы потерпеть фиаско! Вот так, глупо, столкнувшись с гангреной? В Лондоне с этим справились бы в два счета… да что там, с этим справился бы и он сам, поставив дренаж и введя внутрь побольше антибиотика…

— Тамар, — несмотря ни на что, его голос звучал ровно и спокойно. — Что вы используете против заражений?

Не может быть, чтобы у обитателей этого страшного мира не имелось хоть одного бактериостатика!

— Против заряжения? — Тамар подняла брови. — Не понимаю…

— Ему нужен долгожив, дочка, — хмуро бросил подошедший Бротгар. — Очень много долгожива… или его дело плохо.

Блейд криво усмехнулся. Да, бородач знал толк в ранах.

— Плохо? — губы Тамар предательски дрогнули.

— И весьма, — буркнул Бротгар, натягивая куртку. — И он сам это знает.

— Нужен долгожив?..

— Да. Он и только он. Однако я не знаю, хватит ли всех наших запасов. Базарный день был совсем недавно… что собрано, еще не высушено… Дочка, возьми — там в сундуке — измельченный корень, сделай отвар… как я тебя учил. А я соберу порошка по деревне.

Тамар стала белее простыни; правда, от этого ее движения не сделались суетливыми или неуверенными. Она действовала, словно бездушный робот, и Блейд мельком подумал, что с таким умением держать себя в руках школа «Секьюрити Сервис» сделала бы из девушки первоклассную разведчицу…

Пока дочь Бротгара возилась с плошками и горшками, он заставил себя забыть о страшной ране, о проникшей в кровь заразе и расслабиться. Искусство медитации, которому его обучал престарелый наставник в Гонконге, способно было мобилизовать скрытые резервы организма, удивительную и скрытую силу, его единственную надежду. Он не слишком верил во всякие местные снадобья вроде долгожива. Он либо победит, либо… Нет! Думать об иной возможности, об отступлении, нельзя… Это внушает лишние надежды. Он должен забыть о Лондоне… о Лейтоне… о Дж… забыть даже об Асте. Он должен понимать, что обратной дороги нет… что он может рассчитывать только на себя… иначе — конец.