— Надеюсь, сэр, у вас больше нет с собой таких… эээ… игрушек?

Блейд усмехнулся и отправился на свое место. Его слегка покачивало — как после самой бурной из ночей, проведенных в объятиях Кэти.

В Лондон он прибыл без приключений. К счастью, ситуация с отчетом упростилась, в верхах решение уже было принято, и программисты трудились над корректировкой алгоритмов. Поступившая им директива гласила: поражать все, что может быть поражено — и да поможет пришельцам Великий Вседержитель! Или пусть они позаботятся о себе сами, что касается ВВС и сил противоракетной обороны, то они должны превратить в металлолом любой неопознанный объект крупнее футбольного мяча. Блейд вздохнул и, представив себе размеры таинственной зажигалки, добавил про себя — крупнее полупенсовой монеты. Затем с облегчением сел за пишущую машинку и сочинил красочный доклад, не поскупившись на неаппетитные подробности по части боливийских монстров.

В этом любопытном документе, однако, ни словом не упоминались ни Кэти, ни её зажигалка. Блейд не хотел прослыть сумасшедшим. По зрелом размышлении он решил, что молодому капитану не стоит выдвигать гипотез, которые могли бы поставить крест на его карьере. Это было вполне вероятно — несмотря на неизменную благожелательность и покровительство Дж., приятеля его покойного отца.

Он много размышлял по поводу случившегося — особенно с тех пор, как Дж. вскользь заметил, что на базе Лейк Плэсид случился пожар, погубивший много ценных экспонатов и материалов. Являлась ли Кэтина зажигалка в самом деле взрывным устройством или безобидной безделушкой, с которой он обращался столь неаккуратно. Просветил ультрафиолетом, потом вышвырнул из самолета, с высоты шести миль… Конверт и фотография, безусловно, сгорели, а сам подарок раскалился докрасна. И сразу — в холодную воду… В зажигалке был мощный источник энергии, что-то вроде батареи или аккумулятора — мог ли он выдержать такие нагрузки? Случаен или закономерен взрыв? Передала ли ему Кэти дар любви — или адскую машинку.

Блейд полагал, что никогда не получит ответов на эти вопросы. Судьба, однако, судила иначе. Через одиннадцать лет, в ином мире, в другой реальности, он узнал все, что хотел. А пока…

«Бойся данайцев, дары приносящих!»

Шум ночного дождя глушил шорох шин по мокрому асфальту. Этот район столицы, один из самых аристократических, в ночной тьме можно было даже принять за часть какого-нибудь европейского города.

Темно-зеленый «хорьх», кажущийся сейчас черным, остановился рядом с домом, где жили представители дипломатического корпуса. Из машины вышло несколько человек; крадучись, они стали пробираться вдоль стен к арке.

Они ждали там довольно долго, нервно покуривая и пряча в кулаках огоньки папирос.

Наконец, из подъезда показалась чья-то фигура. Плащ незнакомца мгновенно заблестел под струями проливного дождя; он огляделся по сторонам и твердым шагом направился по улице. Когда он поравнялся с аркой, из-под нее выскользнуло несколько теней.

Человек упал на колени с заломленными назад руками. Рядом затарахтела машина. Вышедший из нее мужчина долго вглядывался в лицо незнакомца; наконец он произнес — в сторону, словно ни к кому не обращаясь:

— Это он… — и уже громче, стараясь перекричать шум дождя: — Именем президента Чан Кай-ши вы арестованы по обвинению в шпионаже против Китайской Республики. По закону о военном положений приговор был вынесен вам заочно, полковник Самагита. Согласно нашему решению вас ожидает смертная казнь через повешение.

— Вы не имеете права, я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью…

— Если сумеете, можете попытаться обратиться в посольство, — впрочем, говоривший даже не скрывал своей насмешки.

— Прибыл мистер Мацумото. Прикажете впустить?

— Пусть входит.

Двери роскошного кабинета открылись, и человек в инвалидном кресле на колесиках въехал внутрь. Место работы правительственного чиновника не уступало по роскоши личным покоям китайских мандаринов или арабских шейхов: дорогой гарнитур орехового дерева, возможно — ручной работы, шелковая обивка стен; одну из них занимало зеркало, увеличивающее помещение вдвое. Государство, в отличие от частных фирм, не скупилось.

Сто тысяч лет жизни, Мацумото-сан. Позвольте вас спросить, хорошо ли вы себя чувствуете.

— Для такой дороги — сносно. — Посетитель явно игнорировал вежливость хозяина.

— Разрешите вас чем-нибудь угостить? — Есть отличный зеленый чай…

— Налейте мне стаканчик «Старого янки», я знаю, у вас есть… Единственное, что делают американцы и что приходится мне по вкусу. — Старик стал издавать странные хрюкающие звуки и его собеседник не сразу сообразил, что это смех.

Сопровождающий подошел к зеркальной стене, повернул одну из панелей — за ней скрывался неплохой бар — достал бутылку и два стакана.

— Вы не будете возражать, сэнсэй, если я предложу выпить за успех нашего дела? Общего дела.

Старик всем своим видом показывал, что против тостов, как и против виски, ничего не имеет.

Хозяин кабинета наполнил стакан, открыл одну из тумб стола — там оказался небольшой холодильник. Бросил в стаканы по кубику льда.

— Вы можете сказать мне, как продвигается работа. С вашей стороны. — Фраза прозвучала не как вопрос — как приказ.

— Намного успешнее, чем ожидалось. Оборудование не придется покупать за границей — недавно станки необходимой точности стала выпускать фирма «Тошиба». Мы купили один из первых образцов.

— Это не может вызвать подозрения?

— Мы действовали от лица некой шведской фирмы. Естественно, ни в какую Швецию станки не поехали. Сейчас они установлены около озера Бива. Там недостроенные с военных времен цеха, туда собирались эвакуировать авиазавод из Нагои, но не успели, однако здания стоят целехоньки. Примерно там же занимаются несколько молодых физиков, воспитанных в духе верности микадо… Естественно, они не знают пока своего предназначения. Их мы называем «отрядом черной сакуры».

— Хорошие новости и вправду собираются вместе: материал уже в пути, прибудет месяца через два. Операция вступает в завершающую стадию. Пора придумывать новый код. У вас есть предложения?

— Мацумото-сан, имеете ли вы что-нибудь против слова «Сакура»?

— Трудно было бы придумать лучше… Но разрешите задать личный вопрос?

— Мне будет приятно ответить на него…

— Вы молоды, вы — преуспевающий политик почему же вы помогаете нам? Вы не можете не отдавать себе отчета, что в случае неудачи предприятия вам придется пожертвовать не только именем, но и головой? Себя я еще могу понять: я не могу забыть как «Ямато» гордо плавал под Императорским флагом и не было под небом корабля, готового помериться с ним силами. Но чего не можете забыть вы?

— Мои родители были Девятого Августа в Нагасаки…

— Извините меня, что заставил потревожить память ваших почтенных предков… Итак; какие средства потребуются вам для завершения «Сакуры»?

— Полтора миллиона иен…

— Вы получите их.

Монастырь стоял на отшибе. Местами рухнувшая стена окружала двор, заросший полынью и дикой мятой. Даже пустых жестянок — постоянных спутников цивилизации и её послов-туристов — не было видно. Зато в лучах заходящего солнца можно было заметить матовый блеск автоматных стволов, укрытых в зарослях. И те, кто держал их в руках, отлично видели единственную ведущую к монастырю дорогу.

По двое, по трое, по ней тянулся странный народ — китайцы, малайцы; видели даже корейца. Одним из последних на инвалидном кресле проехал старик-японец. Кресло толкали в гору двое амбалов неопределенной национальности. И когда последний луч солнца скрылся за невысокой горной грядой, в монастыре вспыхнул свет — наверно, впервые за долгие века.