Но такой обходительный человек, как лейтенант, не имел при этом в виду ничего плохого, Ян это знал и поэтому наставил его на путь истинный со всей кротостью.

— Мы не будем так уж строго подходить к лейтенанту, поскольку сегодня его день рождения, — сказал он. — Но вообще-то с полным на то основанием должно было быть сказано: «Юханнес, император Португальский».

Эти слова он произнес столь милостиво, насколько это было возможно, но тем не менее остальные господа стали смеяться над лейтенантом из-за того, что он повел себя так глупо, а Яну вовсе не хотелось доставлять ему неприятность в такой торжественный день. Он поспешил обратиться к остальным, чтобы все загладить.

— Здравствуйте, здравствуйте, любезные мои генералы, епископы и ландсхёвдинги! — сказал он и величественным императорским жестом приподнял шапку. Затем он намеревался пройти по кругу и пожать всем руки, как это и следует делать, когда приходишь на празднество.

Ближе всех к лейтенанту сидел маленький толстый мужчина. На нем был белый жилет, его воротник был расшит золотом, а на боку висела шпага. Когда Ян подошел, чтобы поздороваться, мужчина не протянул ему всю руку, а дал только два пальца.

Может быть, он и не имел в виду ничего плохого, но ведь такой человек, как император Юханнес, знал, как надо блюсти свое достоинство.

— Тебе все же придется дать мне всю руку, любезный мой епископ и ландсхёвдинг, — сказал он, но очень-очень дружелюбно, так как не хотел нарушать радости этого великого дня.

Но представьте себе, мужчина поморщился.

— Я только что слышал, что тебя не устроило, когда Лильекруна назвал тебя по имени, — сказал он. — Но теперь же меня интересует, почему ты позволяешь себе говорить мне «ты». Ты что, не видишь вот этого? — спросил он, показав при этом на три жалкие звездочки, которые были у него на фраке.

Коль скоро были произнесены такие слова, то настало время отбросить кротость. Тотчас была распахнута куртка, так, чтобы стал виден жилет, весь в крупных, великолепных «регалиях» из золота и серебра! Обычно-то он ходил, застегнув куртку, поскольку они были такими хрупкими и могли легко поблекнуть или попортиться. Люди к тому же имели обыкновение так странно смущаться в обществе великих особ, что он не хотел пугать их, без особой нужды демонстрируя все свое величие, но теперь его надо было показать.

— А ну, смотри сюда! — сказал он. — О-ля-ля! Вот что надо иметь, чтобы похваляться. Три жалкие звездочки, чем тут гордиться?

Теперь-то уж, будьте уверены, мужчина его зауважал. Свое дело сделало и то, что все, кто знал про императрицу и империю, просто чуть не поумирали со смеху, так они над ним хохотали.

— О, силы небесные! — сказал он, встав и поклонившись. — Передо мной ведь и впрямь настоящая особа королевских кровей. К тому же она знает, как ответить должным образом.

Вот как оно выходит, когда знаешь, как вести себя с людьми. Никто из господ потом так не радовался возможности поговорить с правителем Португалии, как именно тот, что поначалу был так привередлив и не пожелал подать ему больше двух пальцев, когда он, император, протягивал ему всю руку.

Нет нужды и говорить, что уже больше никто из сидевших в беседке не отказался поприветствовать императора должным образом. Когда прошли первая растерянность и смущение и господа поняли, что с ним нетрудно договориться, таким уж императором он был, они стали, так же как и все остальные, рваться послушать о возвышении маленькой девочки и о ее скором возвращении в родной приход. Под конец у него установилась с ними такая дружба, что он даже спел им ту песнь, что выучил в лесу. Он оказал им, быть может, даже слишком большую милость. Но когда они стали так радоваться каждому его слову, он не смог отказать им в удовольствии еще и послушать, как он поет.

Но когда он возвысил голос и запел, тут уж, будьте уверены, начался настоящий переполох. Его слушателями стали не только эти старые господа — сюда подошли и старые графини, и генеральши, которые сидели на диванах в гостиной и пили чай с конфетами. Прибежали послушать его и молодые бароны с фрейлинами, которые танцевали в зале. Они окружили его плотным кольцом, и все взоры были устремлены на него, как и положено, раз он — император.

Ничего подобного этой песне они, конечно же, никогда не слыхали. И как только он допел ее до конца, им захотелось, чтобы он начал снова. Он довольно долго жеманился, ведь нельзя же быть слишком сговорчивым, но они не отступали, пока он не удовлетворил их желания. Когда же он дошел до припева, они начали подпевать, а на словах «бум-бум» молодые бароны стали притопывать, а фрейлины — хлопать в такт ладонями.

Да, это была удивительная песнь. Когда он запел ее вновь, а такое множество великолепно одетых людей стали подпевать ему, такое множество красивых молодых девушек стали бросать на него ласковые взгляды и такое множество бравых молодых господ стали кричать ему после каждого куплета «браво», у него так закружилась голова, словно бы он потанцевал. Ему казалось, что чьи-то руки ухватили его и подняли высоко в воздух.

Сознания он не терял. Он все время знал, что по-прежнему стоит на земле, но в то же время чувствовал, как приятно подняться столь высоко, чтобы оказаться над всеми остальными. С одного бока его несла вверх слава, а с другого — величие. Они подняли его на своих сильных крыльях и усадили на императорский трон, который парил в вышине среди красных вечерних облаков.

Не хватало только одного-единственного. Представляете, если бы при этом присутствовала великая императрица, маленькая Клара Гулля из Скрулюкки!

Не успел он додумать эту мысль до конца, как над всем садом распространилось красное сияние. И когда он присмотрелся получше, то увидел, что оно исходило от одетой в красное девушки, которая вышла из дома и стояла на крыльце.

Она была высокого роста, с пышными светлыми волосами. Она стояла так, что он не мог видеть ее лица, но кто это еще мог быть, кроме Клары Гулли!

Тут он понял, почему он чувствовал себя таким блаженно счастливым в этот вечер. Это просто было предзнаменование того, что она появится.

Он прервал песню прямо на середине, оттолкнул в сторону тех, кто стоял у него на пути и помчался к дому.

Когда он достиг нижней ступеньки лестницы, ему пришлось остановиться. Сердце так бешено билось, что казалось, готово было вырваться из груди.

Постепенно у него появились силы, чтобы снова двинуться вперед. Но поднимался он медленно, одолевая ступеньку за ступенькой. Наконец он был на крыльце и, раскрыв объятия, прошептал ее имя.

Тогда девушка обернулась. Но это была не Клара Гулля! Это была незнакомая девушка, смотревшая на него с удивлением.

Ни одного слова он вымолвить не мог, зато слезы хлынули потоком. Он не мог сдержать их. Он снова сошел с лестницы, повернул прочь от всего этого веселья и роскоши и двинулся по аллее.

Люди кричали ему вслед. Они хотели, чтобы он вернулся и спел им. Но он их не слушал. Со всех ног он поспешил в лес, где мог укрыться со своим горем.