Эдмонд Гамильтон

Остров Спящего

Никому не нравится бессонница – это подтверждает рекордная продажа снотворных таблеток… но существуют места, где сон может стать опасным. Вам может присниться…

Гаррисон лежал лицом вниз на спасательном плотике и чувствовал, как солнце медленно пожирает его мозги. После четырех дней на плоту единственное, что он чувствовал, это жару и жажду – в бредовом состоянии голода уже не ощущалось. Маленький плот мерно поднимался и опускался на длинных, ленивых волнах Тихого океана, и каждый раз, когда он шел вниз, голубая вода ласково омывала лицо Гаррисона.

Он смутно сознавал, что долго не продержится. Сейчас это было уже делом нескольких часов, когда он, наконец, сдастся и хлебнет голубой воды, которая так призывно плескалась у его лица, а затем умрет в страшных мучениях. Конечно, здравомыслящий человек не станет пить морскую воду, но несчастный, который находился среди Тихого океана в течение четырех дней без пищи и воды, вряд ли останется в здравом уме.

Он вновь с горечью подумал о том, что другие оказались счастливчиками, те, кто обрел быструю смерть, когда взрыв пустил ко дну их судно «Мери Д.». Теперь другие члены команды обрели покой, плавно покачиваясь и погружаясь в прохладный темный донный ил. И лишь он, находившийся в момент взрыва на грузовой палубе, успел выпрыгнуть за борт, чтобы иметь несчастье остаться в живых.

Гаррисон вновь подумал о воде. Он знал, что это только ускорит приближение смерти, но не мог заставить свой слабеющий рассудок отказаться от сладких грез. Перед его мысленным взором проплывали видения серебристых ручейков, бегущих по темным камням, пузырящихся минеральных источников, спокойных рек и голубых озер. Ему виделись хрустальные бокалы, наполненные ледяной водой, запотевшие от холода. Он всхлипнул, прижав лицо к горячему, пропитанному солью брезенту. Часы превратились в вечность. Он не осознавал, что солнце уже село, пока обжигающее раскаленное дыхание ветра немного не утихло. Гаррисон поднял голову, приоткрыл воспаленные, покрасневшие глаза. Была ночь, плот покачивался на темной, убаюкивающей воде, а небо было густо усыпано звездами. Он снова уронил голову на брезент… Где-то рядом послышались монотонный скрежет и шуршание. Сколько прошло времени, прежде чем эти, совершенно незнакомые звуки потревожили его помутившееся сознание? Они звучали в довольно регулярном ритме. Скрежет, шуршание – затем тишина. И снова скрежет, шуршание…

Словно оживающий труп, он медленно и неуклюже приподнялся на локтях и оцепенело уставился вперед. В двух футах от его лица была твердая земля.

Спасательный плот прибило к песчаному пляжу темного острова и сейчас он одним краем терся о песок, издавая шуршащие звуки. Кроме засасывающего шума прибоя больше ничего не было слышно. Крутящиеся скопления звезд торжественно смотрели вниз. Остров простирался перед Гаррисоном темной, загадочной глыбой.

– Это земля, – услышал он проскрипевший сухой голос. – Гаррисон не сразу понял, что голос был его собственным. Он почувствовал, что каким-то образом поднялся на ноги.

– Земля, – вновь прошептали его покрытые солью губы.

Гаррисон сошел с плота и опустился на колени на песок. Каким-то чудом он рывком поднялся, шатаясь, как пьяный, и неуверенно, не видя направления, попытался бежать вперед. Он бежал неуклюже, согнувшись, со свесившейся вперед головой и безвольно повисшими руками. Его затуманенный взор ничего не мог различить в темноте. Он напоминал ослепленное, безумное животное, двигающееся скорее благодаря инстинкту, чем разуму. Он поскользнулся на песке, запнулся о камень, но, удержавшись, продолжал, шатаясь, двигаться вперед. Затем снова споткнулся и упал. На этот раз он уже не встал. Измученное тело бессильно расслабилось, а сознание погрузилось в темный полумрак. Он чувствовал, как священное сумрачное спокойствие овладевает его мозгом. Значит, это и есть смерть? И со вздохом усталого ребенка он опустился в темноту.

Некоторое время спустя Гаррисон снова пришел в сознание. «Странная вещь», – думал он, – «восстать из мертвых». И внезапно понял, что не умер, – жестокая жажда по-прежнему сжигала горло, ведь не может же мертвец испытывать жажду? С трудом он разомкнул слипшиеся; распухшие веки и увидел ослепительный всплеск солнечного света.

Изогнувшись в конвульсии, он сел. Затем тупым диким взглядом осмотрелся вокруг. Его психика была слишком ошеломлена, чтобы полностью оценить то удивительное, что открылись перед ним.

Вокруг Гаррисона поднимался густой лес неземной красоты. Громадные черноствольные деревья возвышались, закрывая небо огромными кронами серебристой листвы. Их переплетенные ветви были опутаны темными, вьющимися лозами, а на них росли огромные, похожие на орхидеи, нежнейших оттенков, удивительные цветы, льющиеся великолепными каскадами на зеленый дери. Меж цветов, пронзительно крича, носились яркие попугаи, и прозрачные звуки птичьего пения доносились нежным звоном колокольчиков. В наступающей убаюкивающей тишине легкий ветерок, наполненный острыми запахами пряностей и легким ароматом изысканных духов, проносился, шепча, меж деревьев.

Гаррисон ошеломленно озирался вокруг. Среди деревьев он заметил сверкающую ниточку воды, крохотный, окаймленный папоротником журчащий ручеек. Безумная жажда четырех дней вызвала у него яростную вспышку борьбы за жизнь. Хрипло вскрикнув, на подкашивающихся ногах он устремился вперед. Минутой позже он лежал на животе, подминая папоротник, с лицом, опущенным в источник холодной, кристально-чистой воды. Вся сила воли ушла на то, чтобы на время прекратить пить. Он дрожал, отрывая лицо от воды, и его иссушенные губы и сморщенный язык, казалось, медленно наливались соками. Слезы задрожали у него на ресницах.

– Я спасен, – простонал он хрипло. – Спасен!

Гаррисон заставил себя подняться и, спотыкаясь, побрел прочь от ручья. Он пока еще не почувствовал голода, но знал, что нуждается в пище.

Неподалеку он нашел высокое дерево, ветви которого склонились от тяжести круглых красных плодов, которые внешне и по вкусу напоминали яблоко, но имели твердую, похожую на круглый камешек, сердцевину. Поев, он почувствовал себя немного бодрее. Теперь ему не грозила опасность умереть с голоду – вокруг росло вдоволь таких фруктовых деревьев.

В этом, полном приглушенных звуков сказочном лесу кипела своя жизнь. Серые зайцы носились между папоротниками, летающие белки резво прыгали с ветки на ветку, а в отдалении о чем-то шумно тараторили обезьянки.

– Мне повезло, что я натолкнулся на этот остров, – пробормотал Гаррисон. – Возможно он и не очень велик, да и выглядит совершенно необитаемым, но ведь большинство островов в этой части Тихого океана – просто голые скалы.

Нетвердой походкой он направился к слышавшемуся в отдалении шуму прибоя. Его все больше удивляло разнообразие живности, попадавшейся ему на глаза: два пятнистых леопарда, хрюканье диких свиней, роющих коренья в зарослях кустарника, вой гиены в чаше неподалеку и множество быстрых и прекрасных оленей. Казалось совершенно невероятным такое разнообразие жизни на маленьком тихоокеанском островке.

Вскоре он вышел из густых зарослей на узкий песчаный пляж. Спасательный плот белым пятном лежал на песке, там, куда его вынесла волна прилива. Окинув взглядом береговой изгиб, Гаррисон прикинул, что остров имеет около пяти миль в длину и примерно две в ширину. Весь покрыт густым лесом, зеленый оазис, словно заснул на широкой груди моря. Не было заметно никаких признаков того, что здесь когда-либо ступала нога человека. Гаррисон побрел вдоль берега, идти по песку было гораздо легче, чем пробираться сквозь чащу леса. Не пройдя и полмили, он внезапно столкнулся с девушкой, появившейся из ближних зарослей так неожиданно, что Гаррисон застыл на месте, уставившись на все.

– Бог мой! – воскликнул он. – Откуда ты взялась?