Мы миновали просторную прихожую и оказались на кухне. Все это время меня мучил только один вопрос: много ли в доме прислуги.

– Я живу одна, – сказала хозяйка, словно угадав мои мысли.

– А хозяйство?

– Да какое тут хозяйство, – рассеяно ответила Наталья Александровна. – Вот в деревне у нас было хозяйство. А здесь...

Она пренебрежительно махнула рукой и пояснила:

– Я ведь деревенская барышня. Колхозница.

– Вы не похожи на колхозницу, – сказала я вежливо.

Она скупо улыбнулась.

– Давно уехала. В пятнадцать лет. И осела в городе.

Терехина открыла холодильник, достала оттуда салатницу, тарелку с нарезанной колбасой, соленья, бутылку запотевшей водки. Поставила все это на кухонный стол и спросила:

– Вы водку пьете?

Я кашлянула.

– Я за рулем.

– Ах, да...

Наталья Александровна снова покопалась в холодильнике и вынула бутылку вина. Показала мне и сказала:

– Легкое, полусухое. Правда, за помин души полагается водку пить...

Она махнула рукой.

– А! Ладно! Назад все равно не вернешь!

Я хотела спросить, можно ли вымыть руки, но хозяйка сразу уселась за стол и пригласила:

– Что же вы?

Пришлось приступить к трапезе грязными руками. Я подцепила вилкой немного столичного салата и поковырялась в нем. Салат смотрелся аппетитно, но мне кусок в горло не лез. Не из гигиенических соображений. Просто не могу есть на поминках.

– Ты, правда, будешь некролог писать? – спросила вдруг Терехина, переходя на «ты».

Я чуть не подавилась зеленым горошком и закашлялась, прижав к губам бумажную салфетку.

– Ну-у-у... Как вам сказать...

– Прямо, – посоветовала Наталья Александровна. – Я же не дура и не слепая. Видела его лицо...

Она налила себя полную стопку водки и опрокинула ее в рот одним движением. Я отпила немного вина.

Наталья Александровна поморщилась, поставила стопку на стол и понюхала кусочек черного хлеба. Ее действия выглядели как-то странно, по-мужски.

– Вы думаете, что его убили? – спросила я осторожно.

Терехина посмотрела на меня.

– А ты как думаешь? – спросила она насмешливо.

– Пока не знаю.

– Но хочешь узнать?

Я промолчала. Чем дальше я зарывалась в эту историю, тем отчетливей понимала, что вляпываюсь в крупные неприятности. Но повернуть назад уже не могла. Из самолюбия.

– Хочешь, – ответила за меня Терехина. – Поэтому и приехала.

Она откинулась на спинку стула. Я внимательно рассматривала ее лицо. Наверное, в молодости она была красивой женщиной. Она и сейчас была хороша. Вернее, была быхороша, если бы не жесткий взгляд запавших серых глаз. Когда она смотрела на собеседника, возникало неприятное ощущение, что в тебя целятся из пистолета.

– Что ты хочешь знать? – спросила Терехина. – Давай говори! Если смогу, я отвечу!

Я повозила руками по столу.

– Наталья Александровна, я еще сама не знаю. Бреду, как в потемках. Может, вы расскажете мне, что считаете нужным? А я сориентируюсь по ходу.

Терехина утвердительно кивнула.

– Ну что ж, – сказала она нараспев.

И негромко повторила:

– Ну что ж...

Подумала и начала:

– В город я приехала в пятнадцать лет. Поступила в книжный техникум. Закончила его, устроилась на работу. Киоскером. Снимала угол у хозяйки... Знаешь, раньше было такое слово – «коечница»?

– Нет, – ответила я тихо. – Никогда не слышала.

Она вздохнула.

– И слава богу, что не слышала. Жизнь, конечно, – не приведи господь. Промучилась год, уже стала подумывать, не вернуться ли назад, в деревню, как вдруг...

Она помедлила.

– Встретила одного парня.

Она засмеялась и пожала плечами.

– Ну, дальше можно не рассказывать. История старая, как мир. Ты мексиканские сериалы смотришь?

– Иногда, – ответила я осторожно. Вдруг они ей нравятся.

– Тогда сама все поняла. Погуляли с мальчиком полгода, а потом он меня бросил.

– Почему?

– Потому, что я ему не пара, – ответила Терехина нравоучительно. – Мальчик из интеллигентной семьи, папа преподаватель университета, мама врач... Какая там может быть деревенская простушка?

Она встала со стула, подошла к окну и открыла форточку.

– Толик родился недоношенный, – продолжала она спокойно, без слез. – Роды были тяжелые, уж не знаю почему. Знаешь...

Терехина обернулась ко мне и присела на подоконник.

– Я сначала думала оставить ребенка в роддоме. Ну, отказаться от него, – пояснила она, хотя и так было ясно. – А потом как увидела...

Она задохнулась, стиснула руки на груди.

– Маленький, сморщенный, несчастный комочек. И живой! Понимаешь, живой! Бросить его было бы такой... такой...

Терехина мучительно поискала слово.

– ...такой подлостью! – договорила она. – В общем, не смогла я написать отказ. Вот и все.

Я промолчала, потому что вдруг ясно поняла, какие чувства одолевали деревенскую барышню в тот непростой момент. Странно. Откуда мне, избалованной дочке, знать такие вещи? Интуиция? Да, наверное. Женская интуиция.

– Ну, хватит про меня, – сказала Терехина. – Ты не за тем приехала.

Она вернулась назад и уселась на стул.

– Толик учился хорошо, – продолжала она. – Он был способный мальчик. Но характер!

Терехина покачала головой.

– Мягко говоря, не простой. Он мог заниматься только двумя вещами: теми, которые ему нравились, и теми, которые легко давались. К примеру, у него была прекрасная память. Литература, история – сплошные пятерки! А геометрия ему не давалась. Там нужно было вдумываться. Он не любил. Поэтому выше тройки не поднялся.

Терехина прервала рассказ, налила себе еще водки и залпом выпила. Ее щеки медленно раскраснелись.

– Школу Толик закончил с тройками, – продолжала она чуть медленней. – Обидно. Способности у него были не хуже, чем у других, только усидчивости не было. А тут еще эта любовь...

Она оборвала себя. Я навострила уши.

– Я что-то об этом слышала, – призналась я. – О любви. Это правда, что у вашего сына есть ребенок?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Терехина. – Этой истории сто лет в обед!

– Город у нас небольшой, кое-кто еще помнит, – ответила я уклончиво.

Терехина фыркнула.

– Да, уж, – сказала она насмешливо. – Наших людей медом не корми, дай посплетничать.

Она заметно опьянела, но все еще четко контролировала себя.

– Было дело, – признала она. – Толик тогда в армию ушел. А через три месяца Любка замуж выскочила.

– Это его девушка? – уточнила я.

Терехина утвердительно наклонила голову.

– Она была старше на год или два... Точно не помню. В университете училась.

Я наклонилась вперед.

– А фамилия? – спросила я дрожащим от волнения голосом. – Фамилию ее вы помните?

Терехина сморщилась.

– Нет, – сказала она после минутного раздумья. – Фамилию не помню. Да и сменила она фамилию после замужества!

Я разочарованно откинулась на спинку стула.

– В общем, через три месяца Люба вышла замуж, и они с мужем переехали в другой город. Он был не местный, командировочный.

– Его фамилию тоже не помните? – поинтересовалась я без всякой надежды.

– Конечно, нет! Я же не знала...

Терехина икнула.

– Про ребенка, – договорила она через некоторое время.

– А как узнали?

Она пожала плечами, постучала по столу рукоятью серебряного ножа.

– Слухи, слухи! Подруги у Любы остались... Ну, и написала им что-то...

– Что?

– Понятия не имею! Я эти письма не читала!

Терехина сделала паузу и добавила:

– Но слухи поползли. Что ребенок от Тольки.

– Мальчик? Девочка? – спросила я жадно.

Наталья Александровна недовольно пожевала губами.

– Не знаю, – ответила она наконец. – Правда, не знаю. Я на Любку тогда так разозлилась!..

Она сжала руки в кулаки и потрясла ими.

– Просто придушила бы ее, если б увидела! Какого черта она сбежала? Если ребенок был от Толика, почему не пришла ко мне? Почему ничего не сказала? Неужели я бы ее бросила? Господи, да я сама через это прошла!..