Его тут же забросали встречными вопросами:

– А что делал в автобусе неопознанный?

– Пока что не будем касаться неопознанного.

– Почему? Его присутствие в автобусе так же достойно внимания, как и присутствие Стенстрёма. А кроме того, мы не знаем, кто он и куда ехал.

– Наверное, просто ехал автобусом.

– Просто ехал автобусом?

– Да. Много бездомных так делают. За одну крону можно проехать туда и назад. И убить часа два.

– В метро теплее, – сказал Колльберг. – К тому же там можно ездить сколько угодно, если не выходить на станциях наверх, а просто пересаживаться с поезда на поезд. – Да, но…

– Ты забываешь еще одну важную вещь. У неопознанного денег было больше, чем у других пассажиров автобуса.

– Это, кстати, свидетельствует о том, что убийство не преследовало цели ограбления, – сказал Меландер.

– И в той части города, – прибавил Мартин Бек, – как ты сам сказал, полно всяких тайных притонов и подозрительных пансионатов. Может, он жил в одном из них. Нет, вернемся к главному вопросу: что делал Стенстрём в автобусе?

С минуту продолжалось молчание. В комнате рядом звонили телефоны. Время от времени были слышны голоса Гюнвальда Ларссона и Рённа. Наконец, Меландер спросил:

– А что умел делать Стенстрём? Все трое знали ответ на этот вопрос.

– Стенстрём умел выслеживать, – молвил Меландер.

– Да, – сказал Мартин Бек. – Это он умел. Находчиво и неотступно. Мог тенью ходить за кем-нибудь целыми неделями.

Колльберг почесал затылок и сказал:

– Помню, как четыре года назад он довел до сумасшествия убийцу с судна, плавающего по Гёта-каналу.

– Он его просто затравил, – прибавил Мартин Бек. – Он уже тогда умел наблюдать. А потом еще усовершенствовал свой метод.

Колльберг вдруг оживился.

– Кстати, ты спрашивал у Хаммара, что именно делал Стенстрём летом, когда мы все взялись за нераскрытые старые дела?

– Спрашивал, но без толку, – ответил Мартин Бек. – Хаммар предложил ему несколько дел, каких именно, уже не помнит, но они ни на одном не остановились.

Наступила тишина, и ее вновь нарушил Меландер:

– Ну и к чему же мы пришли?

– Я и сам хорошо не знаю, – ответил Мартин Бек.

– Извините, – сказал Меландер и ушел.

Когда он закрыл за собой дверь, Колльберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:

– Кто пойдет к Осе Турелль?

– Ты. Туда надо идти одному, и ты из всех нас наиболее подходишь для этого дела.

Колльберг промолчал.

– Ты не хочешь?

– Не хочу. Но пойду.

– Сегодня вечером?

– Я должен еще уладить одно дело. На Вестберге. Позвони ей и скажи, что я приду где-то в половине восьмого.

Перед одним из домов на Клуббаккен стоял облепленный снегом человек и при скупом свете уличного фонаря пытался разобрать расплывшиеся буквы на мокром клочке бумаги. Затем решительно подошел к двери и позвонил. Ожидая, пока ему откроют, он снял шляпу и стряхнул с нее снег.

Дверь приоткрылась, и оттуда выглянула пожилая женщина в халате и фартуке; руки ее были в муке.

– Полиция, – хрипло сказал мужчина. – Старший следователь Нурдин.

– У вас есть удостоверение? – недоверчиво спросила женщина.

Мужчина переложил шляпу в левую руку и начал расстегивать пальто и пиджак. Наконец вынул бумажник и показал удостоверение.

Женщина с тревогой следила за его движениями, словно боялась, что он вытащит из кармана бомбу или пистолет.

Нурдин держал удостоверение в руке, и женщина читала его сквозь узкую щель приоткрытой двери.

Снег падал Нурдину на голову и таял на лысине. Ему было неудобно стоять с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. Конечно, шляпу можно было надеть на голову, но Нурдин считал это невежливым. «У меня на родине, – подумал он, – любого гостя не держат на пороге, а непременно приглашают на кухню, усаживают около плиты и угощают чашечкой кофе. Хороший обычай! Но, наверное, не для больших городов».

– Это вы звонили в полицию о каком-то мужчине в гараже, не так ли? наконец спросил он.

– Мне очень неприятно, что я вас побеспокоила…

– Отчего же, мы благодарны вам.

Женщина обернулась и посмотрела в глубь коридора. Наверное, беспокоилась о печенье в духовке. Затем чуть шире приоткрыла дверь и указала рукой куда-то за спину Нурдину.

– Гараж вон там.

Нурдин посмотрел туда, куда показывала женщина, и сказал:

– Я ничего не вижу.

– Его видно со второго этажа.

– А тот мужчина?

– Он был какой-то чудной. А теперь уже недели две его нет. Такой небольшой, чернявый.

– Вы все время смотрите, что делается в гараже?

– Да… из окна спальни… – Женщина вдруг покраснела. – Гараж держит какой-то иностранец. Там слоняется много подозрительных людей. Поэтому интересно знать…

– А что было чудного в том невысоком чернявом мужчине?

– Ну… Он смеялся.

– Смеялся?

– Да. Очень громко.

– Вы не знаете, есть ли кто сейчас в гараже?

– Недавно там горел свет. Когда я была наверху и выглядывала в окно.

Нурдин вздохнул и надел шляпу.

– Ну я пойду туда и расспрошу, – сказал он. – Благодарю вас.

Женщина еще немного приоткрыла дверь, пристально посмотрела на Нурдина и с жадностью спросила:

– А будет ли мне какое-то вознаграждение?

– За что? Ну…

– До свидания.

Нурдин побрел по снегу в указанном направлении. Женщина сразу заперла дверь и, вероятно, мгновенно бросилась наверх, к окну.

Гараж был небольшим строением из асбестовых плит, покрытых гофрированным железом. В него могли вместиться самое большее две машины.

Нурдин открыл одну половинку дверей и зашел внутрь.

Там стояла зеленая «шкода» выпуска 1959 года. Под машиной неподвижно лежал на спине какой-то мужчина. Видны были только его ноги в синих брюках.

«Мертвый», – подумал Нурдин и похолодел. Он подошел к машине и толкнул мужчину ногой.

Тот вздрогнул, словно от электрического тока, вылез из-под машины и поднялся.

– Полиция, – сказал Нурдин.

– Мои документы в порядке.

Мужчине было лет тридцать. Он был стройный, кареглазый, кудрявый, с холеными бакенбардами.

– Ты итальянец? – спросил Нурдин, который не различал никаких иностранных акцентов, кроме финского.

– Нет, швейцарец.

– Ты хорошо говоришь по-шведски.

– Я живу здесь шесть лет. Какое у вас дело?

– Мы хотим связаться с одним твоим товарищем.

– С которым?

– Мы не знаем его имени. – Нурдин присмотрелся к швейцарцу и прибавил: – Он ниже тебя, но немного полнее. У него темные длинные волосы, карие глаза. Ему лет тридцать пять.

Мужчина покачал головой.

– У меня нет такого товарища. Я не имею порядочно знакомых.

– Много знакомых, – дружелюбно поправил его Нурдин.

– Да, не имею много знакомых.

– Однако я слыхал, что здесь бывает много людей.

– Приезжают ребята с машинами, если что-то сломается. – Он немного подумал и пояснил: – Я механик. Работаю в мастерской на Рингвеген. Все немцы и австрийцы в Стокгольме знают, что я имею здесь гараж. Поэтому по вечерам и приезжают, чтобы чинил их машины даром. Некоторых я впервые вижу. Правда, последние дня два никого не было. Знают, что сейчас вожусь вот с нею. – Он показал замасленным пальцем на машину и прибавил: – Хочу закончить до праздников, чтобы поехать домой, к родителям.

– Как тебя зовут?

– Хорст. Хорст Дике.

– А меня Ульф. Ульф Нурдин.

Швейцарец усмехнулся, показав белые крепкие зубы. Он производил впечатление симпатичного, порядочного парня.

– Следовательно, Хорст, ты не знаешь, кого мы ищем?

– К сожалению, не знаю.

Но швейцарец явно хотел помочь ему.

– А вам больше ничего не известно о том парне? – спросил он.

– Он смеялся. Громко.

Лицо швейцарца сразу засияло:

– О, кажется, я уже знаю, кого вы ищете. Он смеялся вот как.

Дике раскрыл рот и крикнул как-то резко и пронзительно, подобно бекасу.