— Изумительная ночь, правда? — в проёме возникла фигура Кеану Мортиса.

— А для меня теперь ночь — любимое время суток. Днём я могу находиться на улице, только если пасмурно, а когда светит солнце — мне приходится сидеть дома. А ночь всегда прекрасна, — Дашка посмотрела на знакомого снизу вверх.

— Ты молилась здесь?

— Нет, просто сижу. Тут тихо.

— Понимаю. Иногда так тишины недостаёт. У вас дома ведь очень шумно?

— Когда шумно — тоже нравится. У нас шумно, но весело, а не так, когда все ругаются. Анна, конечно, ворчит, но прекращает быстро. Мне раньше такого не хватало, да и будет не хватать, когда в свою страну вернусь. Но немного тишины мне нужно всегда, такой уж у меня характер.

— А я раньше тишину не выносил, но теперь это — моя мечта. С тех пор, как попал в политику. На должность министра я был обречён, потому что мой родитель занимал ту же должность, что я сейчас. Любимчик короля, как это ни прискорбно. Поэтому меня взяли в министерство сразу после его смерти, не задумываясь. Мне было восемнадцать. Да, маловато, но Мартин души не чаял в моём отце, поэтому не подумал и передал его должность мне, носителю какой-то части его души. С тех пор я покоя не видал.

— Мне будет восемнадцать через четыре месяца. Не представляю, если меня впихнут в политику.

— Я тоже не представлял, — он подошёл к статуе, в этот момент держащей деревце, положил в её протянутые руки свиток, который достал из внутреннего кармана жёлтовато-белой мантии, и стал беззвучно проговаривать молитву.

Её услышали: свиток превратился в стайку фей.

— У вас такая длинная молитва, — протянула Дашка, когда Кеану закончил.

— Мне же ещё о вашем племени заботиться, — устало улыбнулся Мортис.

— А вы раньше, когда только стали заниматься тем, чем сейчас, не так преданно к своему делу относились? — спросила Дашка, глядя на него широко распахнутыми глазами.

— Первые два года работа в тягость была, да. Многие свои обязанности я игнорировал. Мартину такое моё отношение стало нравиться, когда я постепенно начинал осознавать, какое тяжкое у вас, не совсем живых, существование и как я могу на это повлиять.

Вампирша усмехнулась. Сейчас он не такой, Кеану Мортис. Дашка видела не самоуверенного типа, как обычно, а весьма приятного человека. Радоваться бы этому: в этот раз не пришлось антипатию к нему прогонять, которая, уходя, успевала наследить в сердце так, что противно становилось от самой себя. Но почему-то не хочется…

— Ты домой пойдёшь или ещё тут побудешь?

— Пойду, — она поднялась и вышла.

— Может, это тебя развеселит, но меня всегда умиляет, если я вижу, как кто-то ночью возвращается домой и ему кто-нибудь из семьи дверь открывает, — сказал Мортис, когда они медленно направились туда, где заканчивалась Центральная улица. — Сам я дома последний раз был в позапрошлом месяце. Работа…

— Вы не только поэтому меня провожаете.

— Это тебе решать. Ты всё ещё зовёшь меня на «вы», так что моя маленькая слабость — пока единственная причина, заставляющая меня идти рядом с тобой, хотя сегодня мне ночевать в башне старейшины.

— Но вы надеетесь.

— Пока что ты позволяешь мне это.

Разговор прекратился до тех пор, пока они не оказались в парке на холме за домом Винсентов. Видеть это место пустым было очень непривычно.

— Что ты так оглядываешься? — заметил Мортис.

— Грустно этот парк смотрится, когда здесь никого нет. Тут всегда парочки гуляют.

— Со стороны кажется мило и трогательно. Но, как мне кажется, если все влюблённые будут приходить сюда, в этом романтическом уголке будет тесновато и как-то не до романтики. Не задумывалась?

— В какой-то мере так оно и есть. Но можно представить, что, находясь здесь, среди таких же наслаждающихся любовью, ты и твоя половинка принадлежите к особому классу людей… Пожалуй, к высшему. Истинная любовь возвышает… Здесь — особенный мир, и ты — его часть. Это же прекрасно…

— Верно, — Мортис вдруг остановился.

— Что такое? — Дашке пришлось остановиться тоже.

— Мне понравились твои слова. Когда-нибудь я повторю их.

— Я рада. Идём дальше? — вампирша ощутила напряжение.

— Нет, — он положил руку ей на плечо.

Захотелось спросить: «Почему?», — но ответ был слишком очевиден, чтобы вопрос не показался ядовитым.

Внутренний голос цинично заявил, что продолжать ломаться дальше — это уже по-хамски. Всё-таки этот человек жизнь ей спас, и надо его хоть как-то отблагодарить…

Поэтому она не стала сопротивляться, когда он принялся её целовать сначала в губы, потом — в шею, начал расстёгивать пуговицы на её блузке… Ни отвращения, ни раздражения Дашка не чувствовала — только полнейшее безразличие. Потом ситуация стала казаться забавной: Дашка не подыгрывала Кеану ни единым движением и, скорее всего, напоминала сейчас безжизненную куклу (сходство должно было быть ещё сильнее, потому что у неё, как у всех вампиров, не билось сердце и не было дыхания), а он никак не замечал этого. Было бы всё понятно, если бы он сейчас думал исключительно о себе, но Кеану явно стремился доставить удовольствие ей.

Мужчина продолжал целовать её всё ниже и ниже, когда он приспустил на ней брюки — Дашка еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос. Она упорно прожигала его таким насмешливым взглядом, всё внутри у него давно должно было заледенеть, а сам Кеану — поспешно ретироваться. Да, жестоко так говорить, но страсть, слепая на оба глаза и глухая на оба уха, смешна. Только над Сашей тогда смеяться не хотелось, а над Кеану — очень даже. Когда Мортис резко поднялся на ноги, ей на полсекунды показалось, что он очнулся. Но только на полсекунды. Кеану освободился от мешающейся мантии и протянул руки вниз, чтобы избавиться, наконец, от предмета одежды, мешающего ещё больше и уже стеснявшего плоть, одновременно наклонившись, чтобы снова поцеловать Дашку в губы. Она успела увидеть его глаза: полубезумный взгляд фанатика. Тяжёлый случай…

Впрочем, в этот раз ей было гораздо приятнее. Не зря он старался. За это Дашка, когда Мортис проводил её до двери, обхватила его шею одной рукой, приподнялась на носки и подарила ему ещё пять минут блаженства. По правде, и самой себе тоже.

— Ай! — Саша потёр висок, только что ушибленное место.

— Алекс, ну соберитесь же! — воскликнул Патрик Тейлор. — У вас же отлично получалось!

Маг с полудня учил парня простому, но действенному заклинанию магии Земли: камнепаду. Заключалось оно в том, что колдующий обрушивал на жертву град немаленьких булыжников, размер которых мог быть и больше, в зависимости от силы мага. На Тейлоре, выпившем бутылку зелья неуязвимости, Саша и оттачивал своё умение. Когда парень достаточно хорошо освоил заклинание, Тейлор усложнил ему задачу, применяя чары, перенаправляющие магию противника на него самого. Ученик успешно справлялся и с этим, пока не стал отвлекаться, а последние несколько попыток, закончились для него совсем плачевно: один камень (а они уже получались у начинающего мага весьма увесистыми) отбросило так мощно, что он попал прямо в Сашу.

— Я стараюсь!

— Знаете что? Давайте мы закончим на сегодня. Вас надо отдохнуть, Алекс.

— Я плохой ученик, да? — пробормотал Саша.

— Что вы! — возмутился Тейлор. — У вас не просто способности — у вас магический талант. Видите, как Тимберт его чует?

Тимбертом он прозвал своего информера. Мерзкий зверёк всякий раз, когда Саша произносил слова заклинания, довольно урчал.

— Похоже, моя магия ему нравится. Можно, я ещё потренируюсь, пока снова не добьюсь приличного результата — и на этом на сегодня всё.

— Вряд ли сегодня ты удачно повторишь. Ты разволновался что-то. Поэтому — до завтра. Успокаивайся и набирайся сил, — Тейлор подобрал свою валяющуюся в стороне сумку (ту самую, бездонную), отряхнул её, запустил туда руку и выудил оттуда бутыль литра на три с серебристо-зелёной жидкостью, в которой плавали изумрудные огоньки. — Это тебе. Заслужил.