— Можно рассказать об опасностях, которых я не мог одолеть в прежней жизни; о друзьях, которых не мог спасти; о целях, которых не мог достичь. Но я скажу о другом. Когда-то в юности я долго размышлял и пытался понять, в чем же величие человека? Может быть, его нет, и человек никогда не выйдет из предопределенного круга? Я тогда не ответил на свой вопрос…

Олег на миг поднял голову, и по его лицу нельзя было догадаться, хочет ли он услышать ответ, который нашел человек, став сигомом.

— Ты догадался, Олег? Все же это сумел лишь человек. Прыгнул выше себя. И остался самим собой. Совместил несовместимое. Оказывается, это все-таки возможно, дружище.

Рассеянный взгляд Олега скользнул по каюте, по приборам, по кнопкам пульта…

— Ты останешься с Мироновым в каюте, а я полечу искать остальных людей. И твоего брата… — сказал Ант и подумал: «Если не поздно…»

ФИЛЬМ О ТИГОРДЕ

1

Среди многих тысяч кадров, отснятых мной, есть и такие: тигр, готовый к прыжку на открытой поляне, и олень, делающий шаг навстречу ему. Это не комбинированные съемки, не фокус кинооператора. Я сам наблюдал этот необычный эпизод в уссурийских падях, в двадцати километрах от поселка Липовцы. Олень, еще не загнанный, еще сохранивший силы для бега, вдруг повернулся и сделал шаг навстречу своему преследователю — последний шаг в своей жизни. Почему он так поступил? Загадка долго мучила меня. Ответа я не находил. Это было вдвойне обидно, так как когда-то я окончил биологический факультет Киевского университета и несколько лет работал в НИИ имени Менделя под руководством профессора Евгения Петровича Чусина. Об его работах писали совсем недавно в научно-популярных журналах, чуть ли не половину номера посвятил ему журнал «Генная инженерия».

Естественно, когда в центральных газетах появились сообщения о тигорде и кинохроника искала оператора, выбор пал на меня. Мог ли я предполагать, уезжая в тайгу, что именно там найду ответ на мучившую меня загадку…

До Уссурийска я летел на аэробусе вместе с шумной компанией студентов-геологов. Всю дорогу они развлекали меня песнями и спорами об алмазных трубках и урановых залежах, которые им предстоит открыть, о политике африканских стран, об удивительном звере, которого вывели геноинженеры якобы для охраны стад и который умеет не только лазать по деревьям подобно тигру, но и способен нырять, оставаясь под водой до пятнадцати минут. Только кое-что из удивительных сведений, почерпнутых ими из прессы и дополненных воображением, было недалеко от истины, но и этого оказалось достаточно, чтобы вызвать вокруг проблемы тигорда дискуссию среди трехсот пассажиров аэробуса. Одни утверждали, что тигорд является просто экспериментальной моделью подобно знаменитой дрозофиле. Другие рассказывали легенды о том, как тигорды спасали попавших в беду геологов. Особенно насмешила меня одна крикливая, не в меру экзальтированная дама, собственница болонки. Она пыталась узнать, где можно взять тигорденка для выращивания в домашних условиях.

В Уссурийске я пересел на вертолет. Мощная механическая стрекоза взвилась над зелено-бурой тайгой, размахнувшейся до горизонта. Ее рассекала блестящая лента реки. Вертолет сделал плавный вираж и полетел над рекой. Хорошо просматривались высокие обрывистые берега, окаймленные прибоем разбивающихся волн. Затем потянулись светлые, острые, как бритвы, косы. На них, будто кальмары, лежали вывороченные с корнями деревья, принесенные откуда-то половодьем. Грелись на солнце стада сопок. Легкие облака быстро плыли куда-то, словно серебристые рыбы, выпрыгнувшие из реки прямо в небо и гонимые теперь «махалками» нашего вертолета.

Меньше чем через час полета вертолет начал снижаться. Внизу, посредине большой площадки показались домики института. Я загадывал, придется ли мне сразу встретиться с Евгением Петровичем, и уже репетировал, что скажу ему. Он очень часто вспоминался мне — высокий, сухощавый, с широкими плечами, малоразговорчивый, сдержанный, с крепко сомкнутым большим ртом. Красила его лицо постоянная улыбка, значение которой все время менялось. Она могла выражать радость или несогласие, снисходительность или протест.

Вертолет развернулся и, едва не срубывая лопастями ветки, вошел в просеку между деревьями. По ней, как по каналу, он подобрался к посадочной площадке. Задребезжал на растяжках какой-то прибор, «махалки» замедлили вращение и выделились из сплошного круга.

Низко согнувшись, я первым вылез из чрева механик ческой стрекозы и зажмурился от яркого солнца. А когда открыл глаза, прямо перед собой на просеке увидел светло-зеленую «Ниву», а рядом с ней — бывшего своего научного руководителя, встречи с которым так ждал и боялся. Не упрекнет ли он меня за то, что я ушел из науки? Разрешит ли мне, отступнику, киноохоту на тигорда?

2

Полосатое тело мелькнуло в зеленой гуще. Я повел биноклем. Увидел совсем близко оскаленную морду зверя. Пожалуй, она показалась бы не такой страшной, как я ожидал, если бы не мощные клыки. Они были не менее десяти сантиметров в длину и по остроте — я читал об этом в газете — не уступали хирургическим скальпелям. Восемь скальпелей, способных одним махом вспороть кожу буйвола и перекусить кости. Грозно топорщились пучки усов, вздрагивали крупные чуткие ноздри.

Зверь гнал кого-то. Вскоре я увидел и его жертву — косулю. Она мчалась метрах в семидесяти впереди него. Если ей удастся проскочить поляну и добраться до скал у высохшего русла реки, шансы на спасение возрастут.

Я нацелил кинокамеру, нажал на спуск. Приходилось все время менять угол съемки. Обзор здесь был затруднен. Стволы кедров и грабов стояли, как колонны, подпирающие небо. Пространство между ними заросло лианами и папоротниками.

Внезапно косуля повернула в сторону моего укрытия. Она неслась большими прыжками, ее бока ходили ходуном, и я представлял, как бешено колотится сердечко животного.

Она мчалась прямо на меня!

Я проклинал свою неосмотрительность, а рука тянулась к пистолету, заряженному парализующими ампулами. Но в то же время я вспомнил, что тигорды, в отличие от тигров, способны часами преследовать свои жертвы, что они умеют нырять. Возможно, и физиологически они настолько отличаются от иных животных, что содержащийся в ампулах наркотик не свалит зверя или же подействует слишком поздно.

Я шевельнулся, под ногой хрустнула ветка. Косуля на мгновение остановилась, глядя в мою сторону. Ее передние ноги дрожали от невыносимого напряжения, удлиненные глаза, наполненные ужасом, казались такими же черными, как пятно на лбу.

Она прянула в сторону, заваливаясь на бок. Все же не упала, а понеслась дальше, раздирая кожу колючими кустами. Я увидел ее уже на скале. Упираясь копытцами в малейшие, невидимые мне расщелины и неровности, она взбиралась выше и выше. Я вздохнул бы с облегчением за ее участь, если бы теперь сам не опасался стать добычей тигорда.

Он вымахнул из гущи папоротников и прыгнул к скале через кусты, распластавшись в воздухе. Его прыжок был настолько похож на полет, что мне показалось, будто передние лапы зверя стали крыльями. Я даже головой помотал, чтобы стряхнуть наваждение. Еще секунда — и тигорд, как змея, пополз по скале. Сходство со змеей было полнейшим, словно мышцы и кости зверя изменились. Даже голова как бы расплюснулась, уподобившись голове гадюки. Меня не поразило бы, если бы из пасти высунулся длинный раздвоенный язык.

Я снова посмотрел в бинокль — и мне стало не по себе. Сознание никак не могло зафиксировать облик тигорда. Он струился и менялся неуловимо. Мне чудилась голова антилопы с маленькими рожками, прижатые к бокам крылья, гребень на спине…

Еще несколько минут назад косуля чувствовала себя в относительной безопасности на утесе. Теперь же она металась по узкой площадке, ставшей ловушкой. Загнанное животное с ужасом смотрело на неотвратимого преследователя, ползущего по отвесной скале. У меня заныло сердце: неужели все усилия косули были напрасны?