— И где тебя, мелюзга бестолковая, мавки носят? — бросил он презрительно. — Тебя зачем посылали?
Тишка совсем сник, втянул голову в плечи.
— НУ?!!! — Рявкнул Лихой.
— За пряниками… — чуть слышно прошептал Тишка.
— И ГДЕ?!!!
— Вот…
Мальчуган протянул аппетитно пахнущий куль. Лихой жадно выхватил принесенное лакомство из тщедушных ручонок, его лицо расплылось в довольной ухмылке. Тишка хоть и самый маленький, но руки у него ловкие. Если надо что-нть стянуть — лучше не придумаешь. Только вот одна беда: пристроить эдакую удаль для дела удавалось только путем основательной трепки. Малыш был слишком твердо убежден, что брать чужое — нехорошо.
— Вот ведь, и от тебя, видать, есть толк… — хмыкнул Лихой. — Так, ребята?
Остальные с готовностью закивали.
Атаман-недоросток тут же загреб себе аж три пряника, оставшееся небрежно швырнул одному из мальчишек. Тут же возникла потасовка — при таком-то дележе принесенного явно на всех не хватало.
— Ну, — Лихой покровительственно потрепал Тишку за волосы, — за такой подвиг положена награда? Прав я, аль нет?
Дружные кивки и поддакивания.
Лихой изобразил глубокую задумчивость, потом вдруг просиял, словно придумал что-то из ряда вон выходящее.
— Хочешь на князя поглядеть? — спросил он Тишку.
Мальчуган некоторое время смотрел неверяще, потом поспешно закивал.
— Хочу, страсть как хочу…
— Тогда пойдем. — Лихой крепко ухватил Тишку за руку. — Раз заслужил…
Он повернулся, и потащил мальчугана за собой сквозь толпу. Остальные заспешили следом… потому как все, кроме маленького Тишки заметили озорной блеск в мутных серых глазах Лихого и догадались, что «атаман» затеял какую-то очередную выходку…
Впереди показалась плотная живая стена оцепления. Тишка болтался позади Лихого как куль с мукой. Конюший сын резво проталкивался и протискивался сквозь толпу, не стесняясь топтать ноги честным киевлянам, а все оплеухи доставались, естественно, тому, кого он тащил за собой. Прочая ребятня находила свои лазейки в человеческой массе, ловко ныряя под руки, а то и промеж ног собравшихся.
Протолкавшись к оцеплению, Лихой ловко поднырнул под руку пожилому дружиннику, изобразив на лице наивную улыбку. Воин строго глянул на него сверху вниз, но гнать не стал — да что там, дети, какая в них может быть опасность? Хотят на князя поглядеть, так что, жалко, что ли? В кои веки еще такая оказия представится… Дружинник улыбнулся, и вновь замер с каменным лицом, глядя прямо перед собой.
Лихой протолкнул Тишку вперед, высматривая что-то в щелочку между сдвинутыми щитами. Позади, возбужденно перешептываясь, сгрудилась вся ватага. За оцеплением что-то происходило, но что именно, Тишка не видал в силу малого роста. Он вертелся так и эдак, стукнулся головой о древко копья пропустившего их дружинника, но все равно видел только ноги и затянутые доспешной чешуей спины первого ряда оцепления. Лихой вцепился ему в плечо, застыл, вытянув шею, подозрительно напряженный и собранный.
Вокруг нарастал гул множества голосов, послышался конский топот, приветственные крики… И вдруг окружающее взорвалось оглушительным «Слава!!!». Дружинники первого ряда вскинули копья в приветственном салюте, дружно грохнули древками в щиты, на миг открыв в цепи широкие просветы…
Неожиданно Лихой еще крепче вцепился Тишке в плечо, паренек услышал его хриплое хихиканье… а в следующий миг страшный пинок швырнул его вперед, в просвет между приветственно вскинутыми щитами.
Тишка нелепо взмахнул руками, вынужденный, чтобы не упасть, быстро-быстро перебирать ногами. Запнулся о некстати подвернувшийся камень, с трудом удержался на ногах и вынужден был сделать еще несколько быстрых шагов…
Над ним вдруг нависла огромная серая тень, ноздри уловили крепкий запах лошади, послышалось истошное ржание, и Тишка отчаянным усилием все же сумел остановится, едва не угодив под копыта могучего серого жеребца. Мальчуган отшатнулся назад, но каким-то животным чувством понял, что и там тяжелые копыта, суровые всадники, острое железо…
Приветственный крик толпы в один миг сменился единым ошарашенным вздохом, когда на дорогу прямо перед самим Светлым Князем буквально вылетел, смешно взмахивая руками, тщедушный светловолосый парнишка лет десяти. Казалось, еще миг — и угодит прямо под копыта могучих боевых коней, превратится в бесформенное кровавое месиво…
Каким-то чудом мальчишка все же сумел остановится… всего-то в полушаге от огромного мышастого жеребца командира «кречетов»…
На мгновение всеобщий гвалт, казалось, сменился мертвой тишиной, а время вдруг потекло густым киселем. Потому что в один единый миг произошло слишком много…
Конь воеводы «кречетов» замер, как вкопанный, каким-то неуловимо-естественным поворотом заслонив собою Великого Князя. Двое воинов в черном в одно мгновение оказались за спиной парнишки. Дружинники оцепления инстинктивно подались вперед, перехватывая копья для удара. Откуда-то громко и отчетливо донесся скрежет покидающего ножны меча…
В этот долгий, размазанный по вечности миг все внимание тех, кто мог видеть происходящие сосредоточилось на щуплой фигурке, казавшейся еще более маленькой и жалкой в окружении огромных витязей на бешено храпящих конях. Все видели, как воевода «кречетов» в какую-то долю мгновения одной рукою вскинул самострел, и страшная машина убийства замерла, нацелившись хищным рылом между широко распахнутых в испуге серых детских глазенок. Все видели, как ярче солнца сверкнуло смертоносное жало тяжелого наконечника, как вдруг побелели пальцы стрелка, выдавливая спусковую скобу…
Окружающее перестало существовать для Тишки. Он не слышал единого ошарашенного вздоха толпы и лязга стали, не видел изумленных лиц дружинников, даже яркий свет солнечного утра вдруг померк, сделался серым и мутным. Воздух превратился в вязкий кисель, дыхание замерло, сердце вздрогнуло и замерло…
Тишка не видел ни направленного прямо в лицо самострела, ни смертоносного блеска булатного наконечника… Во всем мире для него сейчас существовали только бездонные черные глаза темноволосого воина с изрезанным шрамами лицом. Холодные, безразличные глаза ядовитой змеи. Тяжелый, бесстрастный взгляд заморозил кровь, разум застыл, словно река, скованная лютым зимним морозом.
Из глубины черных омутов холодных глаз на Тишку смотрела сама Смерть…
Вдруг что-то произошло. Мальчуган не сразу понял, что случилось, потом вдруг краем глаза уловил какое-то движение…
На плечо черноглазого воина опустилась широкая ладонь, унизанные перстнями пальцы сжались, останавливая готовую сорваться с тетивы булатную смерть, и Тишка услышал тихий, но твердый голос, промолвивший только одно слово:
— Отставить.
Воин в черном опустил самострел, обернулся.
— Слушаюсь, княже…
И отвернулся, будто Тишка вовсе перестал для него существовать.
Время вновь стронулось, понеслось резвым галопом, словно стараясь наверстать упущенное…
Сильные руки ухватили Тишку за плечи, оттащили… Послышался звон сбруи и лошадиное ржание — княжья процессия двинулась дальше.
Тишка, не видя ничего перед собой сделал два нетвердых шага, и без сил опустился в дорожную пыль. Он не замечал сочувствующих взглядов дружинников из оцепления, не слышал возмущенного гомона в толпе — вслед командиру «кречетов» неслись уже неприкрытые проклятия. Ужас, охвативший его, когда он заглянул в глаза своей смерти не отпускал, стискивал сердце ледяными клещами.
«Человек не может смотреть ТАК… — пронеслась в голове отчаянная мысль. — Не может… За что? ЗА ЧТО?!!!!!»
Щупленькое тельце сотрясали рыдания, но Тишка не чувствовал горячих слез, в три ручья хлещущих по чумазым щекам, на которых оседала пыль, поднятая копытами и сапогами проходившей мимо рати. Он все еще чувствовал на себе смертоносный, безразличный взгляд воина с изуродованным лицом…