Вера Александровна Чеканова была глубоко верующим человекам. Когда мы уходили, она всегда напутствовала: "Все будет хорошо. Ступайте с Богом". Я, проработав в медицине уже без малого сорок лет, могу сказать, что очень редко мои коллеги, с которыми я работала, и врачи, к которым я обращалась как пациент, по своему отношению к больному и его семье были похожи на доктора моего детства. Вера Александровна была, по сути, семейным духовником. Она знала о нас все, потому что лечила не только мое больное тело, но и давала моим молодым родителям житейские советы. А они в них нуждались, в Костроме у них родных не было.
В этот город их забросила война. Сами они были из Ржева. Маме было восемнадцать, а папе двадцать, когда они поженились. Было это 25 мая 1938 года. Они прожили вместе полвека. Папа умер 15 апреля 1988 года в день Пасхи, а мама - спустя десять лет, 4 апреля 1998 года. Они похоронены на нашем сельском кладбище в сосновом бору. Сначала папа был похоронен на Домодедовском кладбище, которое находится за городом, в часе езды на машине. Конечно, мертвым все равно, где лежать. Но кладбище, как ни странно это звучит, предназначено для живых, для тех, кто посещает могилы. А Домодедовское занимало громадное открытое пространство на заболоченном месте без единого деревца и было заполнено квадратиками два на два. Во время дождей многие могилы покрывались водой.
Я подозреваю, что проектировщики таких кладбищ в своих биокомпьютерах, на подсознательном уровне, имеют особую информацию из прошлых жизней. Наверное, в одной из них их тела сбрасывали просто в общую яму. В ненастную погоду, посещая такое кладбище, можно было серьезно заболеть. Холодный ветер и душевная боль от потери близкого человека серьезное испытание для здоровья. После захоронения мамы на сельском кладбище мы перезахоронили и папу, - так через десять лет после смерти мама вновь позвала его за собой.
Я теперь знаю, что это не только совместное земное существование, отпущенное им, длиной в полвека. В первый раз вот что произошло. Во время войны, когда немцы подошли ко Ржеву, оборонный завод, на котором мама работала заведующей инструментальным цехом, начали эвакуировать. Брали только самых нужных специалистов. В вагонах не хватало мест. В день отправления завода в Кострому папа вернулся с фронта из госпиталя. Он сразу с Финской попал на Великую Отечественную.
Дома была только бабушка, Анастасия Алексеевна, с пятью детьми, старшей из которых было десять лет. Две старшие дочери ушли на фронт. Бабушка, увидев моего отца, успела только сказать: "Беги на вокзал, Мария уезжает". Отец с забинтованной головой и с вещмешком бросился на перрон. Он метался от вагона к вагону, но мамы не было. Она в вагоне занималась проверкой списка инструментов. Почему она выглянула из окна? Как потом она рассказывала, что-то екнуло в душе. Мама уговорила начальство разрешить папе поехать с заводом. До призыва в армию папа работал на этом же заводе и был классным токарем. На другой день во Ржев вошли немцы.
Хочу несколько слов сказать о моих школах. Первые четыре класса я училась в "мышеловке" - так прозвали школу № 4, которая находилась на соседней улице, за очень маленькое здание, которое она занимала, и крошечный дворик при ней. Она была, видимо, перестроена из какого-то частного дома. Первой моей учительницей была Анна Александровна Преснякова. Ей было за шестьдесят. Классы-закутки были малочисленными. Мы - дети войны. У Анны Александровны на столе всегда лежала длинная линейка. Не вставая с места, она доставала ею до голов учеников и била, когда кто-то что-то не отвечал. Поведение в классе было безукоризненным. Когда кто-то из учеников своими "знаниями" очень "радовал" учительницу, она ставила его в угол на колени. По моей голове линейка ни разу не прошлась, да и угол я миновала, потому что училась очень хорошо. На праздники учительницу всегда поздравляли и дарили подарки. Когда смотришь в это прошлое из дня сегодняшнего, то видишь, насколько эти подарки были незамысловатыми, однако для послевоенного времени очень дорогими. Помню, как я гордилась, когда на 8 марта поставила на стол учительницы небольшой флакончик духов "Серебристый ландыш", в то время дефицит. После "мышеловки", которую я закончила с множеством похвальных грамот, до седьмого класса я училась в средней школе № 17.
Шел 1953 год. Очень хорошо помню день смерти Сталина. Я гуляла на улице около нашего дома. На деревянном фонарном столбе висел репродуктор. Играла музыка. И вдруг раздался торжественно-скорбный голос легендарного диктора Левитана: "...после продолжительной болезни на 73-м году..." Прохожие подбегали к столбу. Я подняла голову к репродуктору и замерла. Слезы навернулись на глаза. И вдруг рыдания наполнили всю улицу. Во мне поднялось неосознанное чувство катастрофы. Что с нами будет? Скорбное чувство усиливала печальная музыка, которая лилась из репродуктора.
Сегодняшнему поколению имя Сталина мало о чем говорит, как нам в свое время события 1812 года. Но тогда его портреты висели в каждом классе, и со дня победы над нацистской Германией прошло не так уж много времени. Я жила тогда теми же чувствами, что и мои родители, соседи. Я ощущала жизнь так, как может её ощущать девятилетний ребенок послевоенного времени, и я никогда не отрекусь от себя, девятилетней. Конечно, где-то была другая жизнь, репрессии. Но мы о них не знали. Гораздо позже, когда все распевали песенку "Берия, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков", дядя Костя - милиционер, сосед по дому - рассказывал, как его вызывал к себе начальник и говорил: "Не вижу работы". А работа заключалась в выискивании врагов народа. Но моя жизнь тогда протекала в рамках проблем нашей семьи. Мы жили очень бедно. Средств на жизнь не хватало. И чтобы облегчить жизнь родителям, я устроилась в школу-интернат. Я была очень рослой и очень самостоятельной. Для меня не было преград в общении с людьми. Родители узнали обо всем только после того, как я уже была принята.
Директор интерната был молодым, энергичным, с зычным голосом. Ученики и преподавательский состав его уважительно побаивались. Он организовал подсобное хозяйство при школе, где мы трудились после уроков, ухаживая за курами, свиньями. Выращивали картофель, свеклу, морковь. Уборщиц в школе не было. На кухне работал один повар. Поэтому мы без конца дежурили то по кухне - мыли большие котлы и посуду, накрывали на столы, чистили картошку, то мыли полы во всех помещениях, убирали туалеты и территорию школы. Школа обеспечивала себя мясом и овощами. В школе давали одежду.
Летом лучших в учебе и в труде отправляли отдыхать на пароходе по Волге. Я успевала по всем предметам только на "отлично", любой работы не боялась, брезгливостью не страдала, поэтому путешествовала по Волге неоднократно. Наши места были всегда в трюме, в третьем классе, но мы носились по всему пароходу. В одной такой поездке я познакомилась с академиком Чечулиным, он с женой ехал в каюте люкс. Потом я получала от них посылки с книгами из их домашней библиотеки. Я как-то подсчитала, сколько раз я плавала на пароходе по Волге. Получилось 19 раз. Первая поездка случилась ещё в детстве, когда меня папа вез в туберкулезный санаторий в Чернопение. Ехали мы тогда на "Люсе Кособокой". Так прозвали пароход, который ходил, накренившись на один бок. Левитановский Плес и Трифоновичи, где когда-то была дача Шаляпина с громадным самоваром, я исходила вдоль и поперек.
Иногда нас из школы-интерната отправляли на лето в пионерские лагеря. Когда мне было 13 лет, я упросила начальницу лагеря вместо отдыха взять меня на работу. Хотелось помочь родителям. Начальник лагеря, переговорив с директором интерната, согласился. Я стала убирать туалеты, столовую и мыть посуду, помогала поварихе печь булочки. Но однажды приехал врач с санэпидстанции и запретил мне работать на кухне, потому что я убирала туалеты. Воду для уборки я брала из ручья. Вода в нем и летом была ледяная. В начале третьей смены я заболела. У меня опухли суставы и поднялась температура до 40о. Я металась в жару. Меня привезли в сельскую больницу. Вся больница шептала: "Привезли цыганку". Я была очень худой и высокой и сильно загорела. Температуру сбили. И выписали меня через неделю. В лагерь я не вернулась, а поехала с отцом на пароходе по Волге. Ему дали две путевки от военкомата.