— Инструкций на счет вопросов не было. — Значит «инструкций». Режимный объект по любому. И как я здесь оказался? Да хрен с ним… КТО Я?

— О, мистер Эм. — Ну да, как называл док. Стоп, док? Я поднял глаза. Точно док. Откуда? Телепортировался что ли…

Док сделал шаг назад, разминаясь с санитаром. Дверь за его спиной отъехала в стену. Теперь понятно отсутствие ручек.

— Привет док.

— Как самочувствие?

— Определенно лучше, чем раньше.

— Прекрасно.

— Я бы так не сказал.

— Почему?

— Эта футболка не подходит к цвету моих глаз.

— Гы… — как не странно, до санитара шутка дошла раньше.

— Вы на удивление целостная личность, мистер Эм. — Видать эмоции отразились на моем лице. Надо бы получше себя контролировать. — Я говорю не о памяти, — продолжил док. — Вы не единственный человек с такой проблемой. Я провожу вас.

Док медленно двинулся по коридору, санитар последовал за ним, а меня так и подмывало развернуться и пойти в противоположную сторону. Но что-то подсказывало, такого юмора тут не поймут, да и тянул он не на шутку, а на тупость. Что-то неправильное было в докторе. Слишком слащавая улыбка, преувеличенная вежливость и спортивное телосложение. Будто он не доктор вовсе, а профессиональный переговорщик; на крайняк — менеджер высшего звена.

— К… к…

— Простите? — остановился док.

— Ничего, это я так, вы продолжайте. — Вот она еще одна странность, «крайняк», подумать могу, а произнести — фиг. Вот «фиг» сказать могу. И ведь знаю, что это сленг, знаю, что значит — «в крайнем случае». Так, не отвлекаться, может док чего полезного толкнет.

— …еще трое — полные овощи. Хотя, нет — звери. Инстинкты у них остались. Минимальный набор для обеспечения главных функций организма. Слабые люди…

— Они больны?

— Да нет же! Просто им память заменяла личность.

— Это как?

— Вы разве не встречали людей без персональных суждений? Этаких идеальных стадных тварей… — Появилась стойкая уверенность в том, что таких людей я знал. Но не помню. На этот раз лицо можно не контролировать, и я скорчил полную скепсиса рожицу. — А, ну да. Извините мистер Эм.

— Память вернется?

— Тут я вам не отвечу, мы сами впервые сталкиваемся с таким феноменом. Потеря памяти под воздействием зета взаимодействующих протеинов известна давно. Потому-то его и перестали использовать в анабиокапсулах…

— Каких капсулах? — Почему это я удивился?

— Что вас удивило? — Спросил док. — Еще их называют капсулами анабиоза. — Нет, нужно учиться держать покерфейс. Еще одно словцо на мою голову. Вернее, где-то из ее недр.

— Я не знаю. Меня многое удивляет. Неправильно здесь все как-то.

— Тем не менее, вы не пугаетесь.

— А другие?

— Пару истерик было. Как не странно, со стороны мужчин.

— Так почему я удивляюсь?

— Хм… Возможно потому, что в вашем времени капсулы существовали на уровне разработки и подсознательно вы это понимаете. — В моем времени? Перемещение отсекаем. Значит, запихнули меня в эту самую камеру, где еще и каким-то заразно взаимодействующим протеином «обвлияли». — До того, как ивари предали нам эту технологию, мы просто варварски замораживали подопытных.

— Ивари? — это слово я знаю, но вот понимание отсутствует.

— Вот он, — док кивнул на санитара — ивари.

Как по мне, так этот ивари от обычного хьюма ничем не отличался. Абсолютно. Разве что мочек на ушах нет, но у хьюмов такое тоже встречается. А почему это «хьюмов», а не людей? Потому, что ивари и хьюмы — люди, человечество.

Откуда эти пресные мысли? Совсем без эмоционального оттенка. Словно не мои.

— Знаете…, — нужно ли это говорить доку?

— Продолжайте, мистер Эм.

— Больше всего, меня удивляют мои знания. Я знаю слова, которые не могу произнести… Вчера — узнал армейский катетер, но почему-то уверен, что видел его впервые.

— Катетер не армейский, это новая модель от Ар инкорпорейтед. Побочный эффект влияния ЗВП не только потеря памяти, но еще и повышенная гипнотическая внушаемость. — Оп-па! Покерфейс! Не показывать, что испугался. — Мистер Эм, мы не благотворительная организация, а исследовательское отделение крупной корпорации. Не думаете, же вы, что здесь хоть кто-то ударит палец о палец для вашей реабилитации, если это не сулит прибыли?

— И какую же прибыль вы намерены с меня выбить?

— Выбить — немного грубовато. Но отработать придется.

— Как?

— А вы уже отрабатываете. Во время первичной реабилитации вы находились в гипнокамере, где изучили бейсик. — Нормально… Значит язык я изучил в гипнокамере. С одной стороны, страшновато — чего они еще могут мне в голову напихать, а с другой — это ж какие перспективы открываются! — Но самое главное, у вас ушла на это неделя!

— Я так понимаю, это мало?

— Турианский, например, преподают два года. Полтора, если есть склонности.

— Ну, я бы без вашей капсулы, наверное, учился бы еще дольше.

Док нахмурился. Было видно — думает, но не может сообразить, что я сказал не так. А в том, что задумался он над моими словами — я уверен.

— Почему вы делаете такую разницу меж гипнокамерой и обычным гипноизлучателем?

— Я не делаю. В моем представлении, процесс обучения исключает любые гипно… штуки.

Док даже остановился. Еще немного и глаза с орбит выскочат.

— Да ну нахер! — Тут уже я глаза округлил. Не ожидал от него такого. — А как?

— С учебниками, семинарами и… — Определенно слово должно быть. — Лекциями!

— Такое практикуется, но уже при втором, а то и третьем высшем. И даже тогда без гипнотической коррекции внимания не обходится. Учебный процесс затягивается! Обычное чтение допустимо только при наличии базовых знаний, а это огромный массив информации! — И чего он так взволновался? Сделал шаг влево, два вправо. Мы с санитаром переглянулись. Ему, похоже, было пофиг. Я проблемы тоже не видел. Ну, придется не одну книжку прочитать, а десяток.

— Док, а когда изобрели гипноизлучатель? — О, остановился.

— Не помню.

— А как, по-вашему, учились до него?

— Как же вы только жили тогда?!!

— Понятия не имею, я это «тогда» не помню. Вернемся к нашим баранам, док. Я так понимаю, вы хотите ускорить процесс обучения? — Док кивнул. — А я — результат этого самого обучения.

— Нет-нет. Язык — это так, средство работы. Нам нужно увидеть, как выбудете обучаться после реабилитации.

Глава 6

Перед тем как приступить к обучению, нужно было пройти парочку тестов, как оказалось, не только умственных. Сначала беговая дорожка, до состояния, когда хочется выплюнуть легкие, потом пазлы с горшком на голове. Горшок гордо именовался нейросканером, и был снабжен несколькими застежками, дабы не слететь с подопытного. Благо, хоть легкий был. После этого санитар обстрелял меня пинг-понговскими шариками из шутовской пушки, проверяя реакцию. Горшок при этом не снимали. После чего были силовые тренажеры без горшка, и куча головоломок с горшком. Последним, и самым трудным тестом оказалось ничегонеделанье.

Посадили меня в двухметровый куб с белыми, светящимися стенками и приказали ничего не делать, ни о чем не думать. Спать тоже воспрещалось. — Док, долго мне еще здесь мариноваться? — спросил я примерно через минут двадцать. С ума сойти, сколько мыслей в голове роилось. И это у человека без памяти! А что будет, когда меня нашпигуют знаниями по самую макушку? Ответа, как и ожидалось, не последовало, а выть хотелось…

Можно было конечно плюнуть на все, да лечь дрыхнуть, но в том, что это будет глупостью, я не сомневался. Док, конечно, нагородил там огород умными словами, только веры ему на грош. Если он работает на крупную корпорацию, то и отношение ко мне будет… как к активу. Кроме того, санитар сказал «воля не подавлена». Не вяжется это с историей доктора. Что если волю мне оставили? В исследовательских целях. А значит, могут отобрать, подавить, или что другое в этом роде. Что ж ребята, я самый терпеливый, самый послушный человек на всем белом свете. До поры, до времени.