Изменить стиль страницы

Андрей ВОРОНИН

КРОВАВЫЕ ЖЕРНОВА

Глава 1

На рассвете 13 мая 1973 года сухогруз «Академик Павлов» тихо вышел из Одесского морского порта.

Провожающих на причале было несколько человек – жена капитана сухогруза, его дочь и внуки, а также семья штурмана. Путь лежал не близкий. Пшеницу, выращенную в Казахстане, предстояло доставить на «остров Свободы» – Кубу. Там нужно было выгрузить зерно, взять новый груз – тростниковый сахар – и отправиться назад, на родину, в Советский Союз.

Для основной команды сухогруза рейс на «остров Свободы» был уже не первый. На борт взошли и новички – моторист Иван Селезнев и механик Илья Ястребов. Выпускники Одесской мореходки попали на борт сухогруза по счастливой случайности и так далеко плыли впервые. Радость их была не поддельной. Если с Селезневым было все ясно – сын капитана, ему и карты в руки, то с Ястребовым дело обстояло совсем иначе. Сирота из детского дома, рос без отца и матери, всю жизнь мечтал стать моряком. Учился он-, хорошо, но, чтобы после училища – в загранку, такой удаче можно было лишь позавидовать.

Хоть и говорят, что в жизни не бывает случайностей, Илья Ястребов верил в свою звезду.

Отец одного из его однокурсников, капитан первого ранга Герой Советского Союза, устроил молодому человеку протекцию. Вместе с ним сходил к своему подчиненному, начальнику порта. Зайдя в просторный кабинет вместе с пареньком, он сказал, глядя в глаза большому начальнику:

– Слушай, Петров, мы вот с тобой достаточно отплавали, отвоевали, заработали свои ордена и медали, мир повидали, себя показали. А вот он – круглая сирота, можно сказать, беспризорник. Помоги ему. За него ведь похлопотать-то некому. Я взял тебя на корабль юнгой. Помнишь сорок первый, не забыл, поди?

– Что ты, – произнес начальник морского порта, – да разве такое забудешь! У меня по сей день осколок в теле.

Илья смотрел на мужчин широко открытыми глазами. То, чего они добились в жизни, казалось ему невозможным. Тогда, стоя в кабинете посреди красного ковра, поглядывая в окна на корабли, стоявшие на рейде, и на те, которые находились под загрузкой, на огромные краны, на суету людей и автомобилей, на развевающиеся флаги на мачтах кораблей, парень сложил в кармане пальцы крестиком на удачу.

– Помогу, – пробасил Петров и пронзительно глянул Илье в глаза. – Как же такому орлу не помочь?

– Не орел он, – поправил капитан первого ранга своего бывшего юнгу.

– А кто, воробей, что ли? – пошутил Петров.

– Ястреб он, – подсказал Герой Советского Союза, – Ястребов фамилия у него.

– Давай-ка запишу, – начальник морпорта чиркнул авторучкой имя и фамилию на листке перекидного календаря. Тут же позвонил в отдел кадров и попросил какого-то Николая Николаевича подыскать место для выпускника мореходки, как для своего родственника.

Тут же начальник отдела кадров сообщил, что место такое есть на сухогрузе «Академик Павлов».

– Это что, у Свиридова?

– Так точно, у него самого, – ответили в трубке.

– Со Свиридовым я поговорю.

Тут же, не откладывая дело в долгий ящик, Петров набрал номер капитана Свиридова. Разговор оказался коротким. Свиридов был фронтовиком, а фронтовик фронтовика понимает сразу.

Да и кому захочется противоречить хозяину порта, тем более что до пенсии совсем ничего, а походить по морю еще хочется.

В тот же день судьба Ильи Ястребова была решена. Парень летел из кабинета как на крыльях.

Герой Советского Союза и начальник порта дождались пяти часов вечера и поехали в ресторан, где за бутылочкой коньяка и при хорошей закуске долго говорили за жизнь. Вспомнили войну, женщин, которых любили и которые любили их, горящую Одессу, Севастополь, боевые походы. На душе потеплело, и они остались довольны друг другом.

Ровно через две недели выпускник мореходки Илья Ястребов вовсю вкалывал на сухогрузе.

Он сразу же влился в жизнь небольшой команды. Красил, чистил, мыл, старался изо всех сил, работал не покладая рук.

Капитан с помощником переглядывались:

– Ладного паренька подсеял нам начальник.

– Посмотрим, каким он себя в море покажет.

– Если на берегу хорош, то и в море не оплошает, – говорил седой штурман. – Жаль пацана, ни отца, ни матери у него нет.

– Ребята, – обратился капитан к подчиненным, – вы на новенького не наседайте сильно, а то у него уже холка в мыле, тельняшка от пота соленая. Полегче с ним, побережливее, молод он еще.

Моряки улыбались. На сухогрузе у капитана Свиридова был настоящий порядок. Все у него по часам, строго, но справедливо. К выходу в рейс судно сияло. Все, что должно блестеть, было надраено и сверкало. Палубы вымыты. Все, что должно быть выкрашено, выкрасили самым тщательным образом.

Корабельный кок получил продукты, капитан – необходимую документацию. Сухогруз выходил из порта как на парад – чистенький, словно только сошел со стапелей.

Загружен он был основательно: под казахстанской пшеницей были спрятаны ящики с оружием – автоматы, пулеметы и, самое главное, новые, еще не рассекреченные ракетно-зенитные установки. Главным образом – оружие ждали на Кубе. Но лишь капитану Свиридову было известно, что после того, как сухогруз выйдет в Атлантический океан, его пойдут сопровождать две подводные лодки. Они будут находиться поблизости от сухогруза, контролируя его движение, и в случае чего всплывут, заступятся.

Оружие капитан Свиридов на своем сухогрузе перевозил не впервые. И в Африку плавал не раз, и в Индии бывал, и во Вьетнам приходилось под видом продовольствия доставлять бомбы к самолетам, пушки и автоматы. На Кубу «Академик Павлов» ходил с секретным грузом трижды.

Этот раз был четвертым. Свиридов был уверен: все обойдется. Как-никак, он не один, рядом на глубине океана две огромные темные подлодки, оснащенные самыми наисовременнейшими ракетами, в случае чего… Думать о неприятностях капитану не хотелось.

У него было четкое предписание, график был расписан по дням и часам. Но море есть море, оно как женщина – капризно и непостоянно.

Сегодня тихое, спокойное, а завтра как взбунтуется, вспенится, заштормит, и будет «Академик Павлов» нырять носом в огромную волну, будет его бросать из стороны в сторону, раскачивать как маленькую щепку. Команда станет нервничать, и даже старые морские волки начнут украдкой осенять себя крестным знамением и шептать слова молитвы.

Свиридов вступил в партию в сорок четвертом, был коммунистом, как он считал, настоящим. Но и он, прошедший огонь и воду, штормы, цунами и тайфуны, видя приближающиеся темные тучи, наползающие, как стена, забывал о красной книжке партбилета и, стоя на мостике, всегда шептал слова молитвы. А на дне чемодана он хранил потрепанную, с измятыми уголками маленькую Библию. Когда становилось совсем невмоготу, он читал не Карла Маркса, не Ленина с Энгельсом, не Леонида Ильича, не манифест партии, а потрепанную Библию и тихо произносил в каюте с запертой дверью:

– Господи, спаси меня и мой корабль, защити всех, кто на борту.

При всем при том капитан Свиридов был мужиком рациональным, во всем любил четкий порядок, почти военный.

* * *

Теплыми южными ночами, стоя на палубе или на корме сухогруза, Илья Ястребов наблюдал за южными звездами. Казалось, протяни руку, сожми пальцы, и звезда как тот светлячок окажется в ладони. Илья несколько раз так делал, а затем, когда пальцы разжимались и ладонь оказывалась пустой, молодой мореход лишь улыбался. Он смотрел на море ночью и размышлял: «Правильно, что его назвали Черным. Оно действительно темное-претемное, похожее на густую смолу».

На корме корабля парень ощущал, что он в безопасности, и радовался, что ему ничего не угрожает. Душу заполняло неведомое чувство.

Могучий винт вращался, толкая тяжелый корабль вперед – туда, где за кормой над невидимым горизонтом ярко сияла огромная, как капля, Полярная звезда. Иногда к нему подходил кто-нибудь из команды.