– Со мной все в порядке! – запротестовала я.

– Пожалуйста, Гризли! Езжай домой и разберись в том, в чем запуталась.

Я послушалась свою верную подругу и поблагодарила ее за то, что она не стала мучить меня многочисленными расспросами. Подъезжая к дому, у меня возникли сомнения: "А хочу ли я домой? Хочу ли оставаться наедине со своими мыслями?". Когда я все-таки уже оказалась около входной двери, уходить куда-либо было бесполезно. Да и ноги меня будто привели. Открывая дверь, внизу я увидела маленький, но плотный конверт. Внутри что-то защипало. Там было написано : «Гризли от Хайдена». По телу пробежался целый поток мурашек. И я открыла письмо.

"Привет, Гризл. Я знаю, писать письма порядком устарело, но ты должна узнать правду о твоем, как ты считаешь, лучшем друге – Хайдене Бартлете. Предполагаю заранее, что многое тебя застанет врасплох. Письмо будет длинным и очень откровенным.

Все тайное когда-то становится явным. И тут не поспоришь.

Ну… я начну.

Моя жизнь в 16 лет складывалась не самым хорошим образом. Мама бросила меня, когда я был еще ребенком, я потерял родного человека – свою бабушку, видел страдания своего отца, переехал в другой город, где мне абсолютно не хотелось жить. Я, в прямом смысле, ненавидел свою жизнь. Да еще прибавить к этому – новая школа. Мне не хотелось расстраивать отца по поводу того, что я не хочу учиться в престижной школе (меня вполне устраивала и обычная), что я абасолютно равнодушен к учебе, а это могло бы повлечь к прогулам, но я понимал, что папа, единственный в моей жизни, пытался  все сделать как можно лучше для меня. Я за это ему остаюсь благодарен по сей день.

Первое сентября. Хмурое утро. Я шел в школу с самым что ни на есть отвратительным настроением. Мне хотелось убежать на край света, но только не заходить в это «крутое, престижное» здание. Дети богатых родителей, разговоры ни о чем, высокомерие, учителя, выбирающие себе любимчиков… Картина предстоящей жизни в моей голове.

Я шел и думал о том, что моя жизнь не сложилась с самого начала. Голова как всегда опущена вниз, ноги шаркают по асфальту… И вдруг откуда-то, прорываясь, выскочил маленький лучик солнца, который осветил дорогу. Я поднял голову и увидел тебя. Ты ехала на велосипеде. Твое лицо… оно было такое потерянное, грустное. Я сам не почувствовал, как остановился. Внутри что-то так сильно щелкнуло, что я и не понял. Очнулся, когда ты уже завернула за угол. В мыслях у меня не было и предположения, что ты направляешься в ту же школу, что и я.

Я зашел в учебное здание и опять увидел тебя. И внутри снова что-то щелкнуло с еще большей силой. Я засмотрелся на тебя и заметил, что ты ненавидишь эту школу и задаешься вопросом: «Господи, но почему я именно здесь? Кто все эти ужасные люди?» И тогда я почувствовал в тебе некую… родственную душу. Понял, что у тебя есть проблемы… Причем такие серьезные, что ты не можешь жить так, как хочешь.

Опоздал я на урок не потому, что действительно опоздал, как вы все подумали. Я пришел позже потому, что долго смотрел на тебя, а потом никак не мог решиться зайти в класс.

Когда мне мистер Твинкс сказал куда садиться, я увидел тебя в первом ряду, сидящую одну. В мыслях: «Нет, я не смогу с ней сесть!» Я заметил, что он указал только на вторые и третьи ряды, и понял, что ты тут славишься  сама знаешь, как. Мне хотелось пойти к третьему ряду, где я могу спокойно сидеть один, но… нет. Мои ноги против воли  направились именно к твоей парте. И тогда я понял, что влип по полной. Я иногда прокручиваю в голове. «А что… если бы тогда я не сел с тобой?»

Знаю, что, по сути, первым все-таки должен был поздороваться я, как истинный, по твоим словам, джентльмен, но… я боялся. Так же, как и ты, я боялся сделать первый шаг. Я думал, что ты захочешь быстрее от меня отсесть, но Гризли Браун продержалась с таким сухарем, как я, целых два дня! А вообще… я дал себе слово в первый день: если ты поздороваешься, то я обязательно буду с тобой разговаривать и помогать. Еще стану для тебя близким человеком.

Когда прошел уже второй день в новой школе вместе с тобой на каждом уроке…я потерял всякую надежду, что ты сможешь действовать. Только я приготовился третьего сентября, чтобы сделать первый шаг, как заметил, что ты повернулась в мою сторону. Я улыбался, но ты точно этого не видела. Краем глаза заметил, как ты зажимала глаза от неудобства. И тогда – облегченно вздохнул. А ты сказала «привет» . И вот именно с этого момента моя жизнь кардинально поменялась. Я каждый день думал о тебе, разбирался в твоих проблемах… Я пытался понять тебя. Раскрыть, как говорится, все карты твоей жизни.

Я узнавал тебя. Точнее старался этим заниматься. Изо дня в день мои чувства к тебе превращались не просто в дружеские, а в совершенно другие. В более глубокие. Я никогда не знал, что такое испытывать любовь к человеку. Но, благодаря тебе, мне стало все предельно ясно. Рядом с тобой у меня внутри как будто что-то расцветает, оживает и ради этого…хочется делать всё – жить, например. Признаться честно, я думал практически каждую секунду об этом. В какой-то степени злился на самого себя. Не понимал толком ничего, но все равно был счастлив.

В тот роковой день, 3 октября 1997 года, я наконец-то решился признаться тебе в своих чувствах (к этому дню я даже перепел одну песню специально для тебя!), но ты меня опередила и сказала, что хочешь быть друзьями. Как я мог что-то изменить? Я понял, что ты совершенно не готова к такой правде. Если бы я признался тогда, что влюблен в тебя до мозга костей, то ты скорее всего бы испугалась, и мы бы уже не смогли выстроить те отношения, которые в итоге у нас с тобой сложились. Тогда, я, пересиливая себя, дал себе слово, что, не смотря ни на что, сделаю тебя счастливой, пусть даже если и буду являться всего лишь другом. Ради любви, я готов на всё.

Твои проблемы стали мне понятны. Ты жила без внимания родителей, и поэтому для тебя находиться в обществе было самой настоящей пыткой. Как только я заметил, как ты раскрылась на уроке литературы после всего лишь нескольких слов: «Я тебя слушаю», я понял, что ты никогда раньше не ощущала поддержки, какого-то соучастия… но остро в них нуждалась.

Как-то в декабре, это точно было зимой, ты заболела, и я примчался к тебе домой. Тогда ты встретила меня в своей пижаме, с распущенными волосами… Такая естественная, испуганная, соблазнительная, такая настоящая! Ты не можешь предположить, что на тот момент творилось в моей душе. Я очень старался себя не выдавать, я пытался всячески отводить взгляд. Боже мой, с тобой я стал чемпионом по навыку «скрывать свои чувства»! 

В тот же месяц отец сообщил мне, что ему предложили работу на севере. Я хотел тебе сказать, но не смог, потому что ты снова меня опередила. Ты сказала, что Дилан тоже уедет, и я понял, что сообщить мою страшную новость будет настоящим ударом для тебя.

Я знал, что надо сказать тебе, я знал, что нельзя затягивать, но боялся причинить тебе боль. Чтобы хоть как-то искупить свою вину, я начал думать о том, что ты будешь делать, если я уеду? Я прекрасно видел, как ты чувствуешь поддержку рядом со мной и становишься совершенно другой. А если я исчезну, ты снова пойдешь по той же дороге, по которой шла всю свою жизнь. Я не мог этого допустить. И тогда ко мне в голову пришла мысль о письмах. Я подумал, что,… «а неплохо бы сделать некую инструкцию, где ты будешь следовать моим желаниям». Сказать по правде, я очень долго шел к этому, потому что понимал, что это очень эгоистично с моей стороны. Но это единственный хороший выход из ситуации, где ты сможешь изменить свою жизнь в правильное направление. Я стал вспоминать все события, каждую деталь в твоей жизни, чтобы записать в письме. Наши с тобой танцы на катке и в последний день… Наверное, ты тогда действительно не совсем понимала или понимала по-своему, зачем я буквально заставляю тебя делать это. На самом деле я старался тебя подготовить к тому, что было в письме, ведь там в одном указывалось провести зарядку в школе.Я хотел, чтобы ты научилась чувствовать именно момент, сконцентрироваться на себе, а не на том, что публика подумает. Не знаю, помог тебе я этим или нет, но в любом случае наши танцы – одна часть из прекрасных воспоминаний того года.