<p>

День, когда она, улыбаясь, указала на тонкую робкую девушку в лиловом платье, что стояла поодаль от толпы обеспокоенных аристократок, приглашённых на приём, Камилла проклянёт тысячу раз – уставший от суеты Чарльз полюбит её и сделает своей королевой, забывая о прежних чувствах.

А тогда, стоя на одном из балконов в поместье Виндзоров, скрытая тенью от гостей и шалью – от холода, Паркер-Боулз наотмашь укажет на девушку, фото которой видела однажды в толстом альбоме Чарльза, повторяя утонувшее в улыбке недовольное «Её ведь одобрит королевский двор?». Он удивлённо усмехнётся – «Диану Спенсер?», и незаметно для неё кивнёт, прежде чем спуститься вниз, и предложить тогда ещё совсем юной Диане танец – та смущённо согласится, и уже через несколько лет сама будет устраивать приёмы в этом зале.

– Чарльз изменился… – однажды заметила Камилла в разговоре с подругой, и ужаснулась. В его прикосновениях пропала та нежность, изучающий взгляд потух, и тепло рук стало недосягаемым сквозь тонкий слой одежды. Он едва касался её кончиками пальцев, улыбался уголками губ и смотрел в глаза, извиняясь виновато. В нём не осталось той нежности – подруга улыбнулась и ободряюще сказала, что ей лишь кажется. «Какие изменения, принцесса Уэльская?» смеялась та, но женщина уже не могла найти спокойствия, пропуская вечно шутливый титул и всматриваясь в ровную фигуру возлюбленного, залитую солнечным светом. Словно испуганный мотылёк, испытывающий влечение к ночному Солнцу, она стремилась к принцу и сгорала, не находя его смягчающей любви.

– Чарльз влюбился… – рыдала Камилла и не могла найти себе места, сжигая свежие газеты с ненавистной уже Дианой Спенсер. Грязными кусками закоптившейся бумаги они падали в ванную, что примыкала к её спальне, но лицо девушки отказывалось догорать. На фото принц улыбался своей юной спутнице, что трогательно прижимала к груди цветы, и мир вторил ему такой же нежной улыбкой. Всё же, леди Диана была аристократкой, Букингемский дворец принял её горячими объятиями, и королева расцеловала её в обе щеки – Камиллу не приняли невестой в доме Виндзоров, и в чём-то были правы: она никогда не смотрела на людей так поверхностно и надменно, не надевала красивые платья и кружевные перчатки, не танцевала часами на приёмах. Камилла была обычной женщиной, по ошибке принятой знатью, и взобраться выше уже не желала – седло на лошади в королевской конюшне было жестким, люди не понимали её увлечения верховой ездой и сам Чарльз втайне желал хрупкой и элегантной женщины. Такой была Диана, и сама Паркер-Боулз уже не могла достичь этих качеств. От природы не слишком красивая, она могла влюбить интеллектом и грубым очарованием, но полностью проигрывала, забываясь в надеждах, которые всегда были сильнее холодной расчётливости – её главной силы. Втайне всё ещё надеялась, что Том, её милый Томас, окажется сыном Чарльза и на этом её Ад закончится, она делала тест за тестом, и результат всегда показывал одно – Эндрю был стопроцентным отцом мальчика, что ставило на надеждах крест. Чарльз уже был помолвлен с красавицей-аристократкой, его звонки были редкими глотками воздуха после недельного лежания под километровой толщей воды – они говорили семь-восемь минут, после чего принц сухо прощался и просил быть осторожной, а она смотрела на их общие фотографии и не знала, нужна ли ей жизнь вовсе. Он спрашивал о чём-то будничном и неважном, рассказывал о проведённой неделе и тихо извинялся перед прощанием – приглашения на банкеты, приёмы, официальные мероприятия королевского дома она получала письмами – на их с Эндрю имена. Там не было приписок, любовных писем, неловко и нервно вложенных в конверт, а она уже не решалась сама набрать знакомый номер – трубку могла взять Диана, всё больше времени проводящая с будущим супругом, и тогда Камилла сгорела бы свечой. Она этого не хотела – леди Спенсер улыбалась ей на приёмах, спрашивала о детях и её самочувствии, приглашала погостить в их поместье недалеко от какого-то живописного места или прекрасного озера, искренне веря в благие намерения женщины и её чистую дружбу с принцем Уэльским.

– Это так глупо, – однажды сказала она, глотая обжигающее сладкое вино на кухне одной из подруг, – глупо и ненужно – приглашать в свой дом возлюбленную своего супруга! – вот только в чём-то она врала сама себе, потому что подчёркнуто любимой принцем давно не была, и утопала в домашней рутине – Том только недавно пошёл в школу, а малышка Лора гостила у бабушки по отцу. Чарльз звонил ей два раза в месяц, пока Диана всё также настойчиво приглашала её в загородное поместье, а Эндрю утопал в своих же изменах – эти звонки были её воздухом и счастьем, и иногда она мечтала быть обычной, не связанной с королевской семьёй женщиной. Вот только это было невозможно. Она была связана с домом Виндзоров невидимыми нитями, которые уже давно отвергал принц, которые изначально ненавидела королева Елизавета, и которые никогда не замечала Диана – принцесса Диана; счастливая новобрачная в королевской семье, часть длинной разветвлённой династии Виндзор, потомок рода Спенсер и будущая королева этой страны. Паркер-Боулз это убивало так же, как и отсутствие любви Чарльза – медленно, изводящее, болезненно. Она мечтала закрыть глаза – проснуться принцессой Уэльской, а то и королевой, счастливой рядом со своим Чарльзом, влюблённой, любимой. И это, конечно, было невыполнимо.

Камилла, не смотря на свои резкие, яркие обрывы любых слов близких о счастье четы Уэльских, понимала: Диана смогла дать принцу то, что не смогла, не успела она – семью. И это сделало её навечно Её Королевским Высочеством принцессой Уэльской Дианой, навечно оставило её Камиллой Паркер-Боулз.</p>