Черток С.

Зарубежный экран. Интервью

Издательство «Искусство»

Москва

1973

Зарубежный экран. Интервью _0.jpg

Встреча с друзьями

Художник узнается по тому, что он создал, по своим книгам, полотнам, фильмам.

По ним нетрудно понять, каков их автор — злой он или добрый, мужественный или трусливый, честный или лживый, талантливый или бездарный, живущий искусством или же около искусства обретающийся (не перевелись еще, к сожалению, и такие «творцы»). Но для того чтобы лучше понять произведения художника, интересно и полезно узнать как можно больше о нем самом, о его судьбе, взглядах на искусство, о том главном, что волнует и тревожит его в нашем современном неуспокоенном мире, в чем видит он смысл своего творчества.

Такую возможность познакомиться, побеседовать со многими из зарубежных художников кино открывает эта книга.

Я был рад встретиться на ее страницах со многими из своих старых друзей и знакомых — с замечательным художником Америки Стэнли Креймером, которому на одном из московских кинофестивалей л вручил за его прекрасные фильмы свой приз — горсть земли, которую мне преподнесли в Хиросиме; с великим режиссером современности Акира Куросава, с другими честными и мужественными мастерами японского кино — Кането Синдо и Тадаси Имаи, старыми друзьями нашей страны; со своим учеником — сенегальцем Сембеном Усманом, ныне одним из интереснейших режиссеров Африки, с Кингом Видором, Жаком Полем Ле Шануа, Витторио Де Сикой, Джузеппе Де Сантисом и многими другими мастерами, представляющими киноискусство всех континентов: и старейшие кинематографии Европы и Америки и молодые развивающиеся кинематографии Азии и Африки. Можно пожалеть о том, что за пределами книги осталось немало прекрасных имен, но их, конечно, слишком много, чтобы уместить в одном сборнике.

И вот, вновь встретившись со старыми друзьями, я с удовольствием вспомнил наши прежние разговоры, споры, а заодно и узнал об их новых работах, замыслах, планах. А кроме того, книга дала мне возможность лучше познакомиться и еще с одним кинематографистом — я имею в виду автора книги Семена Чертока, который записал и собрал все эти интервью.

Манера его изложения говорит не только о мастерстве и добросовестности профессионального журналиста, посвятившего свое творчество киноискусству, но также и о его глубоком интересе к людям, к личности и творчеству каждого, с кем он беседует. И конечно, надо отдать должное его журналистской энергии — ведь зарубежные кинематографисты, как правило, приезжали к нам на считанные дни, приезжали на фестивали, на отдых, на гастроли и съемки, поэтому не так-то просто было встретиться с каждым из них (а встречи эти происходили в самых разных местах — в фестивальных гостиницах, на съемочных площадках, за кулисами театров) и поговорить — поговорить внимательно и серьезно, так, чтобы и художники, у которых брал интервью журналист, почувствовали в нем не репортера светских новостей, а серьезного, знающего искусство, заинтересованного собеседника.

Сейчас все большее внимание в серьезных киножурналах и книгах по киноискусству как в нашей стране, так и за рубежом привлекает жанр интервью. Я думаю, это закономерно и правильно. Сама форма интервью дает возможность выйти на прямой контакт с художником, от него самого узнать о том, что тебя интересует. Журналист здесь — посредник между художником и читателем, от него зависит очень многое — от его ума, такта, знаний, от его личности: от умения чувствовать юмор и говорить серьезно о серьезном, от умения спорить, умения вызвать на разговор не о занимательных случаях, не о сенсационных подробностях интимной жизни, которыми так интересуются журналисты в буржуазных странах, а о главном — о том, чем дышит художник, ради чего он работает.

Мне приятно было встретиться на страницах этой книги (как и прежде в жизни) именно с таким доброжелательным и интересным собеседником. Думаю, и читатели отнесутся к нему как к своему другу.

Я выскажу не очень оригинальную мысль, если еще раз напомню, что кино — искусство массовое. В одной только нашей стране за год в кино бывает около пяти миллиардов человек, и это еще не считая тех, кто смотрит фильмы по телевизору. И все это не «человеко-еднницы» (есть такой термин у прокатчиков), а «человеко-сердца», сотни миллионов человеко-сердец.

Интеллектуальный уровень современного человека в нашей стране удивителен — его интересует все: и политика, и экономика, и достижения ученых, и творчество художников. Без искусства и в особенности без киноискусства невозможно представить сегодня эстетику нашего быта. В кино находят отражение все те проблемы, которыми живет современное человечество. Эга книга познакомит читателей с теми, кто делает искусство, а через них и с проблемами. которыми искусство живет, — с борьбой против человеконенавистничества и лжи буржуазного общества, против войны и колониального рабства, против деградации человека и его прекрасных воспитанных тысячелетиями чувств — любви, уважения к женщине, материнства — в переживающем кризис идей обществе, которое давно уже не может дать своим гражданам никаких идеалов, кроме идеалов накопления и потребления. Книга познакомит и с творческими, профессиональными проблемами зарубежных художников, режиссеров и актеров, с условиями их жизни и работы, с историей кино (ведь в числе тех, с кем беседовал автор, есть и старейшие, трудившиеся еще во времена юности «великого немого» мастера — Лилиан Гиш и Кинг Видор), с новыми веяниями и течениями в киноискусстве, с замыслами кинематографистов и их планами на будущее.

По-моему, все это очень важно и нужно.

Марк Донской, кинорежиссер,

народный артист СССР,

Герой Социалистического Труда

Италия

Анна Маньяни

Первое впечатление было неожиданным. Оно возникло сразу же, как только поезд остановился у платформы Белорусского вокзала и в окне вагона «Рим—Москва» я увидел Анну Маньяни. Усталое лицо, отсутствующий взгляд, замедленные движения. Такой она была и по дороге в гостиницу. И в вестибюле, где началась беседа, и на следующий день в номере, где она продолжалась. Та ли это Маньяни, которую мы знаем по экрану, с ее бешеным потоком красноречия, пылкостью, с ее взрывным темпераментом, покорившим мир? И только иногда, когда разговор касался особенно близких актрисе вещей, она начинала преображаться. И в манере говорить, смотреть, жестикулировать я узнавал черты той самой актрисы, имя которой стало магическим для миллионов зрителей. Потом она опять потухала и продолжала отвечать на вопросы спокойно и неторопливо.

Я спросил у Анны Маньяни, чем объяснить, что в разных иностранных книгах и журналах по-разному рассказывается ее биография. Актриса ответила:

— Если верить их авторам, я родилась по меньшей мере в двадцати городах. Даже такое издание, как итальянский «Словарь деятелей киноискусства», утверждает, что я родом из Александрии и что мой отец египтянин. Все это неправда. Мой отец из Калабрии, а мать — римлянка. Я тоже родилась в Риме, на той стороне Тибра, где нет дворцов. Родители рано отдали меня на воспитание бабушке. До тринадцати лет я училась в школе, потом год — во французском коллеже. В шестнадцать решила стать актрисой и пошла учиться в Академию драматического искусства имени Элеоноры Дузе. Занималась там год, и с этого времени уже сама зарабатывала себе на хлеб, выступая с песенками в варьете и в маленьких ролях в театрах. Жила плохо. Чувство голода не оставляло меня почти никогда.

Вы спрашиваете, почему я решила стать актрисой и кто были моими учителями? У меня с детских лет были сильно развиты воображение, фантазия. Мне хотелось преобразиться во всех, кого я встречала, — в матерей, жен, детей, продавщиц, домашних хозяек, служанок, барынь. Жить только одной своей собственной жизнью мне было мало. Учителя? Нет, у меня их не было. Мои учителя — улица, окружающие люди, жизнь. Вероятно, все могут быть актерами, играть роли. Но большим актером может стать только тот, кто забудет, что он актер. Я люблю людей, хочу создавать их образы, поэтому я люблю искусство. Фальшь, неискренность я чувствую на расстоянии. Честность и искренность радуют и вдохновляют меня. Подлинности чувства, непосредственности переживания научить нельзя. Поэтому я не признаю учителей, школ и систем. Роль должна войти в меня, я должна зажить ею. Если этого не случилось, не поможет ничто.