Дубовик Сергей Викторович
Карма
Карма – (санскрит – деяние), одно из основных понятий индуистской религии (индуизма, буддизма, джайнизма) и философии, дополняющее понятие сансары. В широком смысле – общая сумма совершённых всяким живым существом поступков и их последствий, определяющая характер его нового рождения, перевоплощения. В узком смысле – влияние совершённых действий на характер последующего существования. ( СЭС 4-ое издание)
В Дорохово, где случилась наша история, жила Прасковья Михайловна Мухина со своим супругом Тихоном Макаровичем. Слыла Прасковья первой колдуньей на всю область. Как хворь какую снять, наговор или сглаз, так всяк знал, что Прасковья от всего отпустит. В иные времена случались на таланты Прасковьи гонения, но жизнь поменялась и стала она теперь уважаемым человеком, что сам председатель колхоза её авторитет стороной избегал.
Творила Прасковья с чужими людьми чудеса несусветные, да только вот с мужем своим совладать никак не могла – пил непутёвый Тихон всю жизнь. И мужик вроде хороший – мухи не обидит, да уж больно падким до водки оказался. Никакой в нём воли остановиться не было. Измучилась она с ним, а снадобья против пьянства так и не отыскала.
Последний же год она сама захворала, да и преставилась по весне, оставив Тихона одного со страшным заклятьем. В самый предсмертный час, исходя уже в жарком бреду, позвала она мужа, да наговорила ему таких небылиц, что тот и припомнить-то потом толком ничего не мог. Одно только уразумел, что заколдован он на остаток дней от водки и лютая кара его ждёт, ежели он пьянство своё не урезонит. Вот таков был её предсмертный завет.
До сорокового дня Тихон Макарович, правду сказать, горевал и не пил совершенно. Председатель колхоза тогда же и предложил на собранье за мужество и самодисциплину доверить Тихону Макаровичу птицеферму и назначить сторожем. Мухин размышлять долго не стал и согласился, а затем немедля ни дня поступил на службу в родной колхоз. И вроде наладилась жизнь, да не тут то было. Зелёный змий не дремал и терзал Мухина изнутри всякий Божий день. Стало Тихону невмоготу – сон пропал, болит всё, а как на работу, так страданиям его на птицеферме не было размера. Однажды он не сдержался и позволил себе рюмочку и… никакая вселенская кара его не постигла. Попробовал Тихон вторую, третью и… провёл следующие два месяца в безобразном пьянстве от которого в полной мере страдали окружавшие его односельчане и охраняемые им куры, жизни которых он постоянно угрожал в пьяном угаре. В отсутствии жены и обещанных ею неприятностей с кармой, чувствовал Мухин себя вне опасности и быть наказанным за своё поведение уже не боялся. Однако Прасковья слово своё сдержала…
Как-то поутру Тихон Макарович решил избавиться от характерной сухости во рту и направился в сени воды напиться. Черпнул кружку, а в зеркале, что над ведром, усопшей гневный образ возник: лицо серое, сухое, глаза впалые, стоит в простой рубахе, да руки костлявые к нему протягивает. Гневается Прасковья, кулаками машет и говорит как в трубу: «Помни о карме и гугенотах, чёрт старый! Пить будешь, беда с тобой смертельная случится». Сказав заветные слова, Прасковья исчезла, а вдовец в немоте с кружкой перед зеркалом стоял без времени как истукан. Очнувшись же, бросился в красный угол к образам, да лбом об пол клялся до гроба не пить.
Хоть и с трудом, но продержался Тихон Макарович ещё целый месяц, спустя который нечистая сила прислал к нему фронтового дружка погостить. Встретились, обнялись, да к столу. Митрофаныч «поллитру» достаёт и годовщину разлуки предлагает отметить. Да не тут-то было, Мухин отказывается и нос воротит. Дружок в панику, как же, мол, за встречу и не того…
- Макарыч, ты чего это? Ты мне тут свои кривляния брось. Я, что, за зря «поллитру» открыл? Зря к тебе приехал? – кипятился гость.
- Да пойми, Митрофаныч, нельзя мне, ну никак нельзя, – положа руку на сердце, оправдывался хозяин.
- Это почему же нельзя? – дивился Митрофаныч словам Мухина.
- Понимаешь, здесь колдовство Прасковьено кругом замешано, - шёпотом произнёс Мухин и оглянулся на дверь в сени.
- Это что же за колдовство такое? – тоже шёпотом спросил Митрофаныч.
- Я тут давеча выпивал, так Прасковья мне из зеркала кулаками грозила, -таинственно произнёс Мухин и перекрестился. – Вот те истинный крест.
- Из какого зеркала? – испугался Митрофаныч, оглядывая избу Мухина.
- Вон в сенях, - кивнул головой Мухин.
- А чего она?
- Она мне наколдовала карму испорченную и смерть страшную, от гугенотов. Будь они неладны! Ну, и ещё много чего, - склонив голову, пробормотал Мухин, - я всего и не упомнил.
- Это ещё кто такие? – растерянно спросил Митрофаныч, продолжая пристально осматривать избу. – Я чего-то о таких и не слыхивал. Откуда им взяться то в нашей области? Или это городские?
- Да нет, не городские. Это как бы приведения, только лесные, на кладбищах живут, - соврал Тихон.
- Что за чушь ты несёшь, Макарыч? Что ты мелишь-то? Смотри, не доведёт тебя трезвость до добра.
- Не веришь? А коли не веришь, так сходи к Ерофеевым и спроси где их зятёк теперь. Сходи, поинтересуйся.
- Ну и где же? – растерянно спросил Митрофаныч.
- Где, где! На погосте, неподалёку от Прасковьи лежит. Грамму теперь в рот не берёт. Отгулял своё.
- Да как же так вышло? Он же здоровый мужик был? – удивился Митрофаныч.
- Как же! Да вот так же! Прасковья ему ещё при жизни наколдовала, а он выпил, дурилка и через кладбище лесное в другую деревню отсыпаться пошёл. Зазноба у него там жила. Думал, в другом месте её колдовство не достанет. Ошибся…
- Ну и что дальше? – Митрофаныч внимательно слушал Тихона.
- Теперь уж никто не знает, что дальше. Нашли то его поутру на кладбище - лежит носом в землю. Думали, спит спьяну. Будили, будили, а он уже вечным сном спит. О как!
- Мёртвый? – разинув рот, спросил Митрофаныч.
- Мертвее не бывает, - заключил Тихон Макарович, - так что, друг мой, хошь верь, хошь не верь, а пить я не буду.
- Да, чёрт с тобой я один выпью!
Наутро, проснувшись, Митрофаныч сознался Мухину, что ушёл из дому. Избу дочери с зятем оставил и ему теперь работу нужно и осесть покрепче. Выслушав товарища, Мухин тотчас отвел его к председателю и пристроил его вторым сторожем на птицеферму.
Жить Митрофаныч покамест остался у Мухина. Он долго ещё находился под впечатлением об истории зятя Ерофеевых и не пил в доме Тихона Макаровича. Немного освоившись в колхозе, он познакомился с трактористом Черёмухиным от которого узнал «… что преставился зять Ерофеевых вовсе не от рук гугенотов, а по пьянке живот об ограду пропорол и будто вовсе никаких гугенотов не существует, и брехня это Мухина и жёнушки его покойной».
Истина, открытая Черёмухиным подтолкнула Митрофаныча спасти старого приятеля от трезвости и вернуть, стало быть, человека в нормальную жизнь. Митрофаныч долго думал и решил, что пойти надо было к иной бабке или попу и выбить всю нечисть из приятеля. Клин, как говорится, клином вышибают.
В Дорохово были ещё два очага чёрной магии, где орудовали чародейки не хуже Прасковьи. Митрофаныч наведя справки о каждой из них, выбрал Акулину Евлампиевну, которую ему также посоветовал Черёмухин, знавший «подногтную» обеих целительниц. Местного же батюшку, он решил припрятать на потом, как крайнюю меру.
Деликатность задачи состояла в том, чтобы преподнести Акулине Евлампиевне Мухина как безвинную жертву адских чар, а обхитрить её было непросто. Несмотря на своё нетрадиционное миропонимание, она регулярно смотрела новости, читала газеты и слыла активной пенсионеркой, боровшейся с задержками выплат. Акулине Евлампиевне была чужда бескорыстность и помимо пенсии, она не стыдясь зарабатывала на мистических ритуалах о чём свидетельствовала новая иномарка во дворе её дочери.