Ким Сатарин

Вторая радуга

Ручейный

С утра Ермолай глянул на календарь: зиме осталось два дня. Сразу вспомнилось странно застывшее, производящее тревожно щемящее впечатление лицо Ольги Аникутиной. Эвенки, на зиму отсылавшие детей и некоторых женщин в Ручейный, вот-вот должны были возвращаться в свои лесные чумы. У них учебный год кончался в конце марта, тогда как юноша, как и полагалось в русских школах, должен был сидеть за партой до конца мая. А там ещё и экзамены…

Мимолетно позавидовав Ольге, он поскорее проглотил завтрак и выскочил из избы. Идти в школу вместе с отцом — учителем — он не хотел и сейчас в очередной раз изобрел какой-то предлог, чтобы уйти пораньше. Впрочем, он давно подозревал, что отец с матерью догадывались об истинной причине его раннего выхода в школу и оттого с готовностью выслушивали любые отговорки. Из соседней избы, как по команде, одновременно вышла Инка, как бы случайно замешкавшись на крыльце. Калитку она открыла аккурат в тот момент, когда он проходил мимо.

— Привет, — небрежно поздоровался юноша и слегка умерил шаги.

Неудобно, в самом деле, встретив одноклассницу по дороге в школу, продолжать путь одному. На это Гришина и рассчитывала, раз за разом подстерегая у окошка своего дома выход одноклассника на улицу. Впрочем, явно Инна ему своего общества не навязывала, а он постоянно делал вид, что верит в случайность их одновременного выхода из дома. Внимание соседки юноше, который ещё ни с одной девушкой не гулял, было одновременно и приятно, и в то же время раздражало.

— Ты про экономические теории до расщепа реферат писать будешь? — спросила Инка, как будто этот вопрос её действительно волновал.

— Я писал краткий обзор, — ответил юноша. — Мне его уже зачли. Семнадцать баллов.

— Так тебе по экономике ещё два обзора писать придется. Я уж лучше один полноценный реферат сделаю, чем три обзора. Подобрала себе двадцатый век, середину. До монетаризма. Веселые были времена. Я до сих пор не понимаю, как это все они могли всерьёз полагать, что богатеть можно бесконечно.

— Так они же не в расщепе жили, а в полноценном мире, — изрек невероятную банальность Ермолай и даже слегка устыдился сказанного.

Инка, впрочем, сочла сказанное справедливым, в очередной раз поразив юношу женским умением в сотый раз с энтузиазмом выслушивать прописные истины. Зато Харламов разом почувствовал себя не в своей тарелке. Так с ним обычно и случалось, стоило ему поговорить с девушкой несколько минут. Он или замолкал, не в силах отыскать тему для разговора, или же начинал изрекать глупости, отчего стыдился, краснел и пытался найти повод удалиться. Соседка же, ничего не замечая, весело щебетала:

— Тебе хорошо обзоры писать, отец всегда поможет.

— Поможет, — не стал возражать одноклассник, — только от его помощи быстрее не получается. Он мне не подсказывает, только проверяет и на ошибки указывает. Писать и ошибки исправлять самому приходится.

— Все равно помощь, — не согласилась девушка, и зачем-то остановилась.

Не сразу Харламов заметил бредущего навстречу Бордусея. Шаман, в вывернутой неотделанной шкуре поверх засаленной телогрейки, старых валенках и остроконечной овчиной шапке, внимательно глянул на Инну, зачем-то перевязывающую платок, нахмурился, и направился к ним.

— Ты, юноша, не сын ли Николая Владимировича будешь? А ты, девица, внучка деда Афанасия, кажись?

Одноклассники молча кивнули, затем поздоровались с шаманом:

— Здравы будьте, дядька Бордусей…

— И вам того же, — пробормотал шаман и ухмыльнулся. — Дядька… Не ошиблись, однако.

Затем глаза его остановились на Ермолае и он спросил:

— Аня, сестра твоя, вроде с моей Ольгой подруги, так?

Юноша замешкался, но постарался ответить честно:

— Ну, они иногда гуляют вместе…

Инна при этих словах отвернулась в сторону, с интересом разглядывая проезжающего по улице на стареньком снегоходе мужика в ярком китайском пуховике. Шаман, несомненно, уловил неуверенность в голосе молодого человека, но ответ его вполне удовлетворил и он заявил, что молодежи пора идти в школу.

— А Ольга на него совсем не похожа, — без всякой связи с предыдущим разговором сказала соседка.

Что-то в её голосе подсказало юноше, что сейчас не время изрекать банальности.

— Её настоящий отец утонул, когда она была ещё младенцем. Бордусей женился на её матери сразу после смерти отца. Так по их обычаям полагается — жениться на вдове погибшего брата.

— Так он ей дядей приходится… — ошеломленно протянула Инка и пристально посмотрела на юношу.

Тот опустил голову, размышляя над странной фразой шамана насчет дядьки. Это они с Инной не ошиблись, назвав его дядькой, или же шаман имел в виду, что он Аникутиной дядей приходится? Но почему дядей? И по обычаям эвенков, и по русским, он Ольгу удочерил — и был ей отцом. А вот кто был отцом круглолицей и слегка раскосой соседки, в поселке не очень-то знали. Её мать вышла замуж повторно и вместе с мужем работала в Заполярье, на рудниках Норильска, приезжая в Ручейный только раз в году. Инна жила у деда, родители считали, что суровый климат севера дочери на пользу не пойдет. Первого же её мужа и отца девушки в поселке помнили плохо. Он то появлялся, то уезжал, пока не пропал окончательно.

Но говорить с соседкой об этом Ермолай не решился, Инка же быстро перевела разговор на другую тему, избавив его — или себя — от возможной неловкости. А там они дошли до школы и разговор с шаманом сам собой забылся.

Спортивное развитие неожиданно заменили физикой, причем за урок быстро прошли сразу три темы. Школьники даже взвыли в прямом смысле слова — тихонечко, не разжимая губ, задние ряды издавали протяжные стоны, стоило физичке объявить последнюю тему.

— Попрошу тишины, — постучала по столу указкой физичка. — Вы знаете, что к концу недели некоторые ученики нас оставят, в связи с отъездом к постоянному месту жительства. Надо поспешить, чтобы до их отъезда класс прошел основную часть программы…

Ермолай, как и Громяк, Аникутина и ещё пара учеников восприняли известие спокойно. По физике у них всегда были высшие оценки, а юноша ещё в начале года прочитал весь учебник, и мог без подготовки сносно ответить по любой теме. Остальные заметно опечалились. На экономике предстояла имитационная игра, Харламов сел рядом с другом, Костей. Раскладывая карточки, имитирующие пакеты акций и просматривая правила игры, приятель шептал на ухо последние школьные сплетни. Заинтересовало юношу лишь известие о свидании Наденьки с Агафоновым, мастером с лесопилки.

— Витька узнает, морду Агафону набьёт.

— Кто кому набьёт, Агафон старше на два года, и мышцы у него накачаны — дай бог каждому, — усомнился Костя.

— Богомолов, Харламов, вы готовы? Ваши заявки?

— Акции угледобывающих шахт, на сорок тысяч, — твердо произнес Ермолай, пододвигая стопку бумажек на центр стола.

Костя сделал вложение в самый большой банк — ход беспроигрышный, но никак его позиции не улучшающий. Витька Громяк глянул на него угрюмо, а друг уже шептал на ухо:

— Твоя Анька вчера с Ольгой Аникутиной в шаманском обряде участвовала. Она тебе ничего не говорила?

Ермолай ошарашенно покачал головой и тихо ответил:

— Мне сестра про Ольгу никогда ничего не рассказывает.

Пожалуй, только сейчас он задумался, почему так. Анька на год его старше, немного пытается братом командовать, но отношения между ними вполне доверительные. Но об Ольге, с которой она, похоже, дружит, сестра никогда не рассказывает. Ему не рассказывает. А Маринке, младшей сестренке, рассказывает. И матери тоже. При мысли о том, что он начнет расспрашивать про девушку мать или сестренку юноша, похоже, покраснел. Уши вдруг стали горячими, он воровато огляделся, и взор его на мгновение задержался на дочери шамана. Девушка смотрела в пространство, шевеля губами, а затем опустила глаза и отделила от стопки своих бумаг небольшую кучку. Он отвел глаза в сторону и успел заметить вопросительный взгляд Инки.