— Что-то не так? — тут же спросил Андрей.

— Нет, все в порядке, — сверкнула я дежурной улыбкой. — С чего вы взяли?

— Нина, — строго сказал он. — Если мне не изменяет память, в прошлый раз вам муж устроил сцену ревности…

— Мне тоже вспомнилось, — с нервным смешком кивнула я. А какой нормальный муж, скажите на милость, не будет нервничать, если его жена катается час в день с посторонним мужиком?!

— Если это проблема, я мог бы поговорить с ним, и заверить в абсолютной невинности наших поездок, — спокойно продолжил Андрей.

— Нет необходимости, Андрей Робертович, — деревянно мотнула я головой. — Не кем объясняться.

— Неожиданно. — Помолчав, ответил Андрей. — Я правильно понял, что вы развелись?

— Совершенно верно, — я сверкнула очередной стеклянной улыбкой.

— Очень неожиданно, — повторил он, и я с накатившим раздражением спросила:

— Да что неожиданного-то?

— Он идиот. Вы не из тех женщин, которых бросают. И от которых уходят просто так. — Ответ меня сразил наповал, и во рту махом пересохло от злости и неловкости.

— Андрей Робертович, — медленно и тяжело начала я. — Во-первых, наше с вами шапочное знакомство не дает вам полного представления о моей личности. Во-вторых, не зная ситуации, вам не стоит составлять какое-то определенное мнение, которое может оказаться ошибочным…

— Нина, Нина, — покачал он головой, и засунул руки в карманы. — Ну, о чем вы говорите! Я не двадцатипятилетний мальчик, который может составлять мнение на основе кукольной внешности и тому подобной чепухи! Не буду вас потчевать линялыми истинами о том, что вы встретите еще своего мужчину, свое счастье, и так далее, но поверьте, уж я-то понимаю, что вы можете осчастливить любого мужчину.

— Андрей Робертович, — мне неожиданно стало смешно. — Вот вы сейчас договоритесь, и я вас так осчастливлю! Век помнить будете!

Он сочно расхохотался, закинув голову назад, и я невольно засмотрелась. Есть на что. От полного конфуза меня спас Вадик:

— С первым снегом! — с таким вот боевым кличем ребенок совершил классический прыжок мартышки на дерево. Я успела подхватить щуплое дитячье тельце и слегка подкинула кверху.

— И тебя! — получив причитающийся мне поцелуй, я отпустила ребенка на землю.

— Здравствуйте, — поздоровалась Машка с Андреем. — Привет, счастье мое, — приветствий хватило и на мою долю.

— Здравствуйте, и всего доброго, — весело ответил Андрей, делая шаг назад, и только сейчас я поняла, как близко ко мне он стоял — практически, вплотную. То-то мне тепло было так, еще немного, и мы б слились в объятиях, чего доброго. — Нина, рад был вас увидеть.

— Взаимно, — проблеяла я, провожая взглядом его широкую спину.

— Тааак, — обвиняющее протянула Машка, цепляя меня под локоть одной рукой, во вторую руку ловя Вадьку. — Я, значит, тут переживаю, как бы Нинок в монастырь не ушла, планы строю, мужиков всех знакомых на вшивость вспоминаю, а она тут с красавцем-мужчиной стоит, улыбается!

— Маша, — простонала я, прижимая ладонь к горящим щекам.

— Что, Маша, что, Маша, — не меняя тона продолжила подруга. — Колись, давай!

— Помнишь, я тебе рассказывала, что мы с Костей ругались из-за того, что меня один мужик в пригород к девчонке возит?

— Ну?

— Вот то самый мужик и есть, — созналась я.

— Во как, — задумчиво хмыкнула Машка. — Есть из-за чего волноваться.

— Точно, — согласилась я. — А самое смешное, знаешь, что? Он мне сцены ревности закатывал, а сам уже вовсю с этой Эльвирой крутил.

— Сука. — Коротко охарактеризовала подруга.

— Кто именно? — уточнила я.

— Оба двое. И Костик, и эта… цыганка Сэра!

— Она цыганка? — поразилась я.

— А я откуда знаю, — поразилась Машка. — У меня просто такой странный ассоциативный ряд! Это ладно, хрен с ними…

— Маш, — перебила я ее.

— М?

— Он мне жутко нравится, — почти шепотом признала очевидное я.

— Слава тебе, Господи, — подняв лицо к небу, с чувством заявила Машка. — Слава!

— Маша, — дернула я ее за локоть. — Прекрати!

— Нин, — Машка глянула на меня неожиданно серьезно. — Ты знаешь, у меня после развода еще два года на мужиков не стояло. И до сих пор как-то не очень… Так что, то, что тебе хотя бы просто кто-то понравился, это уже очень хорошо.

— По-моему, это странно, — без особой уверенности сказала я. Машка повела плечом презрительно. — Как-то я же должна…

— Мудака этого любить?! — взвилась Машка ракетой.

— Маша, Маша, спокойнее, — забормотала я. — Щас твой сына от тебя же нахватается слов…

— Я их и так знаю, — меланхолично ответил ребенок, а я охнула, потому что пребывала в полной уверенности, что ребенок целиком поглощен машинкой на веревочке.

— Вот, видишь! — обвиняющее зашипела я. — Мы сейчас с тобой тут наговоримся, а Вадька потом…

— Вадька чужих секретов не разбалтывает. — Отрезала любящая мать. — Ладно, давай уже развлекаться!

— Давай, — согласились мы с Вадькой. — А как?

— А как-нибудь, — пожала плечами Машка. — Вон, дойдем до пиццерии, да посидим там…

— А кто мне угрожал, что будет таскать по городу до посинения? — ехидно подколола я. — Не ты ли?

— Я тогда была сытая и отдохнувшая, — покаялась подруга. — А сейчас я с работы и не жрамши, и осознала всю глубину своих заблуждений.

— То-то же, — довольно проворчала я. — А то грозилась тут… Гулять давай! Снег первый в этом году!

— Ну Нин, — жалобно проныла Машка, — давай вон до следующей догуляем, и все, а? И Вадька, по-моему, скоро мерзнуть будет!

Я радостно зафыркала.

— Вадь, тебе холодно?

— Мне не холодно, но я хочу коктейль! И пиццу!

— Эх, вы, — ласково протянула я, притягивая их обоих к себе. — Ладно уж, пошли!

В пиццерии оказалось тепло, просторно, и пахло замечательно, и Машка с Вадькой тут же оживились, закрылись папкой меню и тут же заспорили. Спор был о том, можно ли Вадьке колу, или нельзя. Вадька напирал на то, что он уже большой и ему много чего можно и даже нужно, а любящая мать сообщала, что раз уж он такой взрослый, то и пусть для начала начнет спать в отдельной комнате на отдельной от матери кровати.

— Ужас просто, — Машка вытерла лоб и стянула шарф с шеи. — Мы укладываемся, как нормальные люди, поем колыбельную, почти засыпаем, а потом нам хочется обниматься.

— И вы обнимаетесь, — предположила я, зная Машку. Подруга энергично покивала.

— В итоге, засыпаем в обнимку.

— Я, конечно, не знаток, — я повела носом и стала выглядывать нашу официантку, — но, по — моему, это как раз и нормально. Засыпать в обнимку.

— По — моему, тоже, — Машка сопнула носом и повесила куртки на спинку стула. — Но нам тесно.

Я зафыркала и тоже пристроила свое пальто на стул.

— Нина, ты бы халат сняла, — хмыкнув, предложила Машка. — А то, что о нас люди подумают!

— Тьфу ты, — я стала сдирать с себя халат. — Забыла напрочь!

— Девушка, а вы врач, да? — с соседнего столика ко мне обращался подвыпивший мужичок.

— Я? Я врач, да, — не стала спорить я. — Только вам ко мне рано еще, мужчина!

— Чегой-то? — не сразу въехал мужичок.

— Я патологоанатом, — мило улыбнулась я, под Машкино хихиканье. Мужской интерес ко мне увял, не успев трансформироваться в головную боль, и Машка, финально хрюкнув, спросила:

— Морочим людям голову, да?

— А ты прикинь, что бы началось, если бы я ему честно ответила, что я массажист, — предложила я, слегка раздражаясь.

— Ну да, — согласилась подруга. — В следующий раз говори, что ты проктолог. Тоже интересно сразу отпадет.

— Не факт, — усмехнулась я. — А вдруг у человека проблема по профилю?

— Риск есть, — признала Машка, оживляясь. Оживление относилось к пицце, замаячившей на горизонте. Некоторое время мы сосредоточенно ее уничтожали, а Машка учила Вадьку вести себя в общественном месте. Ребенок из вредности шумел и порывался побегать по залу, Машка эти попытки безжалостно пресекала, я за всем этим наблюдала и тихо маялась от нехороших предчувствий.