Изменить стиль страницы

  Внутри меня образовалась пустота, которая, словно черная дыра, поглощала все эмоции, страхи и чувства, и вот теперь эта дыра, наконец, заполнилась до отказа, и скопившееся грозило вылиться наружу, разрывая грудь от тоски, боли, одиночества, крушения надежд и утрату мечты о безбедной жизни, которая бы обеспечивала относительную безопасность. Хоть всегда верила, что надежда умирает последней, так неужели сама смирилась с тем, что я живой труп! Уже умерла. Но ведь даже тогда, лежа с разорванным горлом, истекающая кровью, с ощущением отвратительного вкуса чужой крови во рту, хотела жить и до последнего верила. Даже не знаю во что именно, но главное, верила. А теперь лежу здесь, будто на краю мира, укрывшись ото всех, и боюсь пошевелиться. Кошмар, как я до этого докатилась?

   Смешно вспомнить, что моей красоте многие завидовали, певческому таланту предрекали большое будущее, а уникальными способностями хотели воспользоваться. Кто в благих целях, а кто - в откровенно низменных. Неужели теперь я никому не нужна, даже самой себе. Придя к таким неутешительным выводам и почувствовав сухость в горле, попыталась встать с постели. Пойти напиться что ли? Не судьба...

   Следующую пару суток запомнила смутно. Иногда все-таки приходила в сознание и, кое-как доковыляв до кухни, что-то ела, пытаясь заглушить дикий голод и боль в желудке, а спустя какое-то время снова проваливалась в преисподнюю, где царили только мрак, боль и ужас. Просто рай для мазохиста, а я к ним, к сожалению, не относилась. Ситуацию усугубляло то, что не могла понять причину подобного состояния. Несколько раз придя в более-менее четкое сознание, пыталась ползти к двери, чтобы добраться до машины, с намерением отправиться за помощью, любой помощью. Но каждый раз, отчего-то вспоминая трансформированную рожу моего несостоявшегося убийцы и эффектное появление-исчезновение еще парочки теней, решала, что мне уже никто не поможет. И подопытным объектом, равно как и пациентом психоневрологической клиники, тоже не сильно хотелось оказаться. Поэтому терпела, как могла. Разговор с собой перешел на мысленный, потому что очень скоро мой и так сиплый шепот перешел на хрип, а после очередной волны боли исчез. Дом вместе со мной погряз в тишине и страданиях, от которых молча корчилась в очередных судорогах, скручивающих тело.

   Очнулась на полу в рвотных массах и что там еще подо мной, выяснять желания не было. С трудом приподнявшись на окровавленных и сбитых о деревянные доски руках, попыталась встать. С третьей попытки подняться, наконец, удалось и я, цепляясь за стены и мебель, поплелась на кухню, испытывая нестерпимую жажду и дикий голод. Скорее всего, изначальные животные инстинкты сработали. Поесть, попить, сходить в туалет и больше ни одной светлой разумной мысли. Трясущимися руками открыв банку тушенки, не разжевывая, жадно съела ее содержимое, затем утолила жажду, проглотив пол-литра воды, и уже более уверенно вернулась назад.

   В ужасе оглядела комнату. Все вверх дном, на полу вонючие нечистоты, царапины от моих ногтей, бурые пятна засохшей крови, а в окно светит заходящее солнце, делая картину еще непригляднее. С трудом передвигаясь, словно заведенная, отдраила весь дом, с остервенением убирая все следы и запахи того, что со мной тут творилось, а потом, выйдя на задний двор, с таким же тщанием до скрипа, едва не сдирая кожу, отмывала свое многострадальное тело и грязные всклокоченные волосы в бочке с дождевой водой. Ополоснувшись чистой колодезной водой, наконец, ощутила удовольствие от чистоты и свежести, вместе с которыми пришла твердая уверенность, что боль больше не вернется, самое плохое позади. Я верила, а значит - снова жива. Позитивное настроение придало бодрости и сил. Поеживаясь от вечерней прохлады, вернулась в дом. Приготовив нормальный ужин, решила поужинать при свечах, прилично одевшись. Словно извиняясь перед собой за прошедшие дни, когда вела себя подобно животному.

   Следующая ночь принесла долгожданное чувство покоя и уверенности в завтрашнем дне, щедро подарив хороший отдых. Повалявшись подольше, наслаждаясь теплом и комфортом, наконец, резво вскочила и, прибрав постель и одевшись, пошла завтракать. За раскрытым окном пели птицы, трещали кузнечики и ярко светило солнце, наполняя тело чудесной легкостью, от которой хотелось петь и танцевать. Немного погрустив от того, что петь теперь не могу, включила плеер и, поправив бретельки на легком синем трикотажном платье, пританцовывая под музыку, готовила манную кашу на сухом молоке. Очень полезная пища для моего многострадального горла. Надо жить позитивно и с улыбкой смотреть в завтрашний день, иначе не миновать мне психушки. Хотя после всего улыбаться было трудновато, но ведь жизнь продолжается, как правильно недавно заметил Этьен. И вообще, с удивлением поняла, что побывав на краю бездны, по-другому начала относиться к жизни, решив более легко и ярко проживать каждую отведенную мне богом минуту. Ведь она в любой момент может оказаться последней.

   Глава 5

   Сидя на ступеньках крыльца и жмурясь от удовольствия, пила сладкий кофе с молоком, смотрела на окружающий мир и радовалась. Просто радовалась тому, что светит солнце и теплыми лучиками ласкает бледную кожу на щеках. Радовалась, глядя на то, как забредшие ко мне во двор соседские куры деловито сновали в поисках еды, а между ними прыгали воробьи. Радовалась запаху полыни и пижмы, растущих возле забора, зеленой траве, покрытой маленькими блестящими капельками росы. Красоты природы, чистый воздух и тишина вокруг наполняли душу покоем и умиротворением. Сейчас не хотелось никуда возвращаться, лишь сидеть тут на крылечке и наслаждаться покоем. Надо учиться жить одной и не страдать от мысли, что навсегда останусь одна, не смогу выйти замуж, нарожать детей и, вообще, иметь семью. И если сначала препятствием был мой дар-проклятие, то теперь к нему добавилось опасение: я не знаю, что из себя представляю, и какой заразой меня наградил нелюдь-мучитель. Рисковать и передавать по наследству непонятно что не стану однозначно. И тут душа заныла от осознания, что никогда не почувствую тепла, любви, нежности и ласки, не смогу поделиться этим с близкими и родными, не почувствую этого сама.

   Вытерев слезу, ползущую по щеке, сначала услышала шум моторов, а потом увидела два подъезжающих автомобиля. Оба притормозили возле моих ворот, из каждого вышли по двое мужчин. Странно, однако, что за нежданные гости пожаловали. И гости ли? На репортеров не похожи, и я, почувствовав неладное, встала и напряглась, пристально их разглядывая. Время остановилось, я в каком-то трансе наблюдала за приближением прибывших 'гостей'.

   Первые двое - высокие брюнеты с густыми гривами волос, с выбритыми правыми висками и темными глазами, одетые в обычные летние костюмы. Но увидев их, создалось стойкое ощущение, что передо мной две породистые собаки, преследующие добычу, настолько цепкие и все подмечающие взгляды у них. Совсем непохожие друг на друга внешне, и в тоже время настолько одинаковые в своем поведении. Двое других - голубоглазый блондин с выбритыми висками и шатен среднего роста в легких белых рубашках до середины бедра и темных льняных брюках. Эти двое поразили холодными и отстраненными взглядами, словно смотрели сквозь меня или глубоко внутрь себя. Когда все четверо подошли поближе, и я подробнее разглядела блестящие тату на выбритых висках, захотелось завизжать от страха, потому что стало очевидно - это нелюди, похожие на того убийцу.

   Чашка выпала из рук и покатилась по ступенькам, расплескивая горячий кофе, а я, прижав руки к горлу, в панике металась взглядом по бесстрастным лицам мужчин, пришедших явно по мою душу - их пристальные взгляды сомнений, что пришли именно за мной, не оставляли. "Хорошо, что не завела собачку!" - пришла в голову исключительно своевременная мысль.

  Я влетела в дом и захлопнула дверь, заперев на щеколду. Оглядев окна, кинулась к ним, с громким стуком запирая каждое. Выскочив из спальни, увидела, что все четверо стоят посреди комнаты на фоне открытой двери и, не мигая, наблюдают за моими действиями. А я, замерев словно жалкий бандерлог перед Каа, была не в силах оторвать от них взгляд. Снова заболели горло и голова, но я не смела даже шелохнуться, боясь лишним движением спровоцировать этих животных.