Изменить стиль страницы

— Кошмары. У тебя окошко открывается?

Вскочив, писарь распахнул маленькую раму, и в душную келью ворвался свежий весенний ветер. Юноша почти высунулся наружу. Было новолуние, густо усыпанное звездами небо предвещало назавтра солнечный день.

Услышав за спиной шум, Бенвор оглянулся. Микас торопливо заталкивал что-то в дыру в стене.

— Что это там у тебя? — полюбопытствовал Олквин.

— Ничего, милорд, — неестественно-тонким голосом поспешно отозвался писарь. Бенвор подошел и потянул за тряпку. Микас вцепился и не отпускал.

— Покажи, — велел юноша. — Что ты от меня прячешь?

— Это не от вас! — взмолился старик. — Прошу, не надо!

После короткой борьбы сверток достался капитану. Микас жалобно кряхтел и цеплялся за рукава Бенвора, мешая ему развернуть рукопись. Даже попытался опрокинуть на нее свечу. Олквин поймал пламя рукой, зашипел, обжегшись, и отвесил Микасу легкую затрещину.

— Строчишь доносы ищейкам, старый пень? — разозлился он. — Я же вижу, там повсюду мелькает мое имя!

— Нет, милорд! — вскричал тот, падая на колени. — Я никогда бы не предал вас! Это не доносы!

Бенвор оттолкнул его, зажег новую свечу и принялся разлеплять склеенные воском листы. Микас тихо скулил, съежившись на земляном полу.

— Умоляю вас, милорд, — снова завел он. — Не читайте этого. Мне так стыдно…

— Почему?.. — начал Олквин и, вглядевшись в аккуратный текст, воскликнул: — Тут про Джелайну!

Микас обхватил его сапог и завыл в голос.

— Милорд! Пощадите старика! Вы запретили мне говорить, и я подчинился. Молчал об этом даже на исповеди! Но это же невозможно — держать в себе такое! Я записывал — и облегчал душу. Простите меня!

Бенвор бережно переворачивал исписанные до хруста страницы, поражаясь подробности изложения. У Микаса оказалась удивительно цепкая память и на редкость понятливый ум. Не разбираясь в некоторых вещах, он попросту записывал, как есть. Слова из далекого будущего, выведенные чернилами на желтом пергаменте, в транскрипции с чужого языка смотрелись чудаковато среди цветистого, полного традиционных высокопарных эпитетов повествования об удивительной гостье из «ордена странников средь миров и времен». Вчитываясь, Олквин изумлялся тому, как точно писарю удалось передать то незабываемое ощущение судьбоносности с виду обычного августовского вечера, и при том не упустить ничего важного.

Чувствуя, как его всего трясет, Бенвор бережно пролистал до конца. Здесь было отражено почти все, что произошло за минувшие полтора года. Чернила на последних страницах были совсем свежими. Рукопись обрывалась на сегодняшнем визите Бенвора к настоятелю. Юношу снова охватило недавнее состояние безысходности.

— Микас, — хрипло позвал он. — Друг мой, у тебя настоящий талант. Прости за то, что ударил. Я и предположить не мог, что ты все так хорошо понимаешь.

Старик стоял рядом, виновато опустив голову.

— Милорд, я знаю, что мне не следовало писать об этом. Клянусь, ваш секрет умрет со мной. Никто никогда этого не узнает. Никто не найдет мой тайник. А хотите, я сожгу рукопись, когда закончу? Сегодня же закончу и сожгу!

Бенвор встал, освобождая Микасу место за столом.

— Садись, — велел он. — Дописывай. Но жечь не надо. Меня самого, возможно, завтра уже не станет, так пусть сохранится хотя бы описание последних месяцев моей жизни. Но пока живы все, о ком тут написано, никто не должен этого прочесть. Спрячь как следует, так, чтобы ни огонь, ни тлен — ничто не добралось до твоих трудов. Летописцы еще оставят потомкам множество преданий о великих правителях, о войнах и потрясениях. Ты же написал о вещах непонятных, но не забыл и о простых людях, о наших маленьких бедах и радостях, о любви и ненависти. Возможно, когда-нибудь, когда время или рука человека разрушат эти крепкие стены, для кого-нибудь эта находка окажется ценнее любых исторических хроник.

Микас обмакнул перо и принялся дописывать последние строки. Олквин через его голову смотрел, как старик каллиграфическим почерком аккуратно выводит: «Кончаю свое сочинение ныне, в марте месяце года низложения принца Майрона и восшествия на престол короля Альберонта, в ночь накануне весеннего равноденствия…»

Бенвор вцепился в его плечо.

— Завтра равноденствие?! — потрясенно выдавил он. Микас поспешно закивал. Запинаясь, капитан рассказал писарю о событиях годичной давности. Ошарашенный старик схватил перо и начал новую страницу.

— Они приходили из-за твоей рукописи, Микас, — пробормотал Бенвор. — Именно ты вызвал сюда Патруль Времени.

— Что вы, милорд?! — ужаснулся тот. — Зачем?

Олквин коснулся шрама на груди.

— Для меня, — пояснил он. — Я и есть Чарльз Уокер.

Микас замер с разинутым ртом, переводя ошалелый взгляд с капитана на пергаменты и обратно, будто пытаясь уложить в голове то, что до сих пор казалось лишь чередой совпадений.

— Пиши дальше от моего имени, — загорелся Бенвор. — Я обращаюсь к Патрулю… да-да, так и пиши. Теперь я не сомневаюсь, что рукопись попадет в нужные руки. Обращаюсь с просьбой засвидетельствовать, что все изложенное доказывает несомненное существование межмировой петли. Прошу сделать исключение из главного запрета и позволить мне замкнуть ее, как положено. Жду завтра в полдень на поляне камней близ обители Кампа.

Поставив точку, Микас взволнованно спросил:

— Да возьмут ли они вас?

— Возьмут, — уверенно заявил Олквин. — Ради этого они и начали прыжки на каменной поляне. Подтвержденный событиями цикл — это серьезно.

— А потом? Вы найдете ее мир и… перейдете в него? Насколько я помню, это очень опасно.

— Один шанс из четырех, — пожал плечами Бенвор. — Не так уж и мало, если подумать. Раз в том мире существует Чарльз Уокер, значит, у меня должно получиться.

Опасливо покачав головой, писарь нахмурился.

— Я правильно вас понял: они придут завтра потому, что сегодня я положу это в тайник? А если я не положу или вытащу?

— Тогда никто не сможет предсказать, где я окажусь в следующую минуту, — хмыкнул Бенвор. — И буду ли вообще жив. И не изменится ли от этого ход нашей истории. А в другом мире предстоит еще в точности проделать все, о чем рассказывала Джелайна, и не дай Бог хоть раз ошибиться. Иначе я там просто исчезну.

Микас растерянно глядел на него снизу вверх.

— И вы собственными руками отправите ее сюда, возможно, на смерть?

— А разве у меня теперь есть выбор? — вздохнул юноша. — Я даже предупредить ее не имею права.

— Жутко-то как, милорд. Слишком многое зависит от случая. Вам не страшно?

Отвернувшись к окну, Олквин вытащил из-за пазухи подвешенное на шнурке кольцо. Теплый камень мерцал крошечными зелеными искорками.

— Нет, — тихо произнес капитан. — Мне не страшно, хотя впереди — полная неизвестность. Я смотрю в грядущее с огромной надеждой.

Зажав кольцо в руке, он поднял голову. До рассвета оставалось совсем немного. Млечный Путь пересекал небо сверкающей полосой, словно бесконечная дорога в неведомое. Бенвор мечтательно улыбнулся.

— Я иду к тебе, моя далекая звезда, — прошептал он. — Моя единственная роза.