Изменить стиль страницы

СТИХ 57

НЮРГУН БООТУР

В отчаянье впали,
От сна пробудясь,
Величайшие колдуны,
Чародеи подземных бездн.
Прародитель абаасы,
Родившийся в облезлой дохе
Прославленный Арсан Дуолай,
Чья нижняя челюсть, как острога,
Клыки, как железные сошники, —
И достойная супруга его
С деревянной колодкою на ногах,
Старуха Ала Буурай —
Даже они
В твердыне своей,
Неприступной ни для кого,
Выносливые исполины тьмы,
Ожесточенные в злобе своей,
Закаленные лютой враждой,
Даже они перенесть не могли
Грузного топота над головой,
Грохота над собой…
Все нутро содрогалось у них,
Их злые, бешеные языки
Укоротились,
Втянулись в гортань,
Дара слова лишились они…
Как глухонемые, мыча,
Не в силах сердцебиенье унять,
Трясением в руках и ногах,
Кружением головы
Равновесия лишены,
Задыхаясь, валялись они
В пропасти под крышкой стальной…
Толща мира
Стонет, дрожит
Под пятами богатырей;
А у старухи и старика —
У прародителей абаасы —
Корчи жестокие начались,
От судорог им все жилы свело.
Взвыли, завопили они…
Топот наверху оглушает их,
В темени отдается, как гром;
От жестокой боли в висках
Глаза их выкатились из орбит,
Кровавая пена бьет изо рта,
Будто смерть заглянула сама
В глубокий их дымоход.
В стране адьараев настала беда,
Падеж напал на скот,
Коровы их и кобылы их
Выкидывали недоношенный плод.
Беременные женщины их
До времени стали рожать,
Выкидыши пошли…
Людей и скотину
Постигла беда,
Завтрашний день
Безнадежным стал.
И вот — прародитель абаасы,
Нижнего мира тойон,
Родившийся в облезлой дохе
Луогайар Луо Хаан,
Владыка трех преисподних бездн,
Исполин Арсан Дуолай
Последние силы собрал;
Судорогой стянутую свою
Широкую пасть
С трудом раскрыл,
Оскалив синие зубы свои,
Чинно, важно, по-стариковски хотел
Величавую речь начать;
Вначале пошевелил, повертел
Торчащим, как кол, языком
В пересохшей глотке своей,
И потом протяжно запел.
То не песнь была,
То был вой и вопль,
Глухой, болезненный стон…

СТИХ 58

АРСАН ДУОЛАЙ

Ох, тошно!
Ох, плохо мне!
Ох, как топают они наверху,
Ох, какие тяжелые ноги у них!
Трясется,
Крошится свод надо мной,
Трясется печень во мне,
Сердце стучит,
Затылок болит,
Вылезают глаза из орбит!
В те года,
Когда я моложе был,
Ух, как я донимал
Племена айыы,
Сам на них нападал, налетал,
По ночам выходил,
Похищал, убивал…
Да не ослабевала сила у них,
Не убывала мощь!
Когда был я молод, силен,
Горем не умудрен,
Ох, какие обиды я наносил
Солнцерожденным людям айыы,
Но крепкую их судьбу
Опрокинуть я не сумел,
Славу их не смог растоптать…
И вот, мы —
Нижние абаасы,
Рожденные в облезлой дохе,
С деревянными колодками на ногах,
Обреченные во тьме пребывать,
По девять суток не пить и не есть,
Копотью покрытые сверху —
Сажей — пяди в три толщиной,
Плесенью обросшие снизу —
Гнилью — пядей в семь толщиной,
Влачащие проклятую жизнь,
Спящие на льду,
Сидящие на крови?
Растерзанных нами жертв,
Совсем пропадаем теперь…
Вот какая
Наша судьба,
Вот какой у нас неуют!
Восемь суток подряд я сам
Уговаривал,
Угрожал, умолял
Детище лихое мое,
Сына отчаянного моего,
Рожденного в бранный век,
Чародея о трех тенях,
Разбойника, вора
Эсэх Харбыыра,
Любимого сынка, удальца…
Я стращал его,
Заклинал его
Щербатым солнцем,
Горбатой луной,
Жертвенной скотиной своей,
Чтобы в Средний мир,
К племенам айыы
Из подземелий не смел выходить.
Я тогда ему говорил,
Что небесные богатыри
Ударами по голове
Загонят в пропасть его…
Я тогда еще остерегал его,
Что в сияющей вышине
Верхнего мира
Нам на беду
Появился невиданный исполин,
Стремительный Нюргун Боотур,
Что от рождения он обучен
Чародейству трех великих миров,
Что Одун Хааном самим
От рожденья он одарен
Половиной мощи
Всей средней земли,
Половинной силы
Мира всего!
Ведь я говорил тогда
Чудовищу — сынку своему,
Что этот Нюргун-богатырь
Так велик и тяжел, что под ним
Прогибается толща средней земли,
Что он богатырь
О трех остриях,
Оборотень
О восьми лезвиях…
И вот, спустился он к нам —
Великие беды принес,
Разрушением Нижнему миру грозит…
Взываю к владыкам судьбы,
К повелителям высоких небес!
Пусть они
Трех небесных стражей пошлют,
Чтобы двух дерущихся богатырей
Связать и отправить туда,
Где нежится молодая луна
За серебряной священной горой,
Где играет солнце-дитя
За золотой горой…
Пусть Нюргун Боотур
И упрямый мой сын
Там продолжают бой,
Пусть дерутся, если хотят,
Далеко в стороне от нас!
Одержимые
Непримиримой враждой —
Не разойдутся миром они,
Покамест один из них
Противнику не распорет грудь,
Покамест не победит один,
Другой не будет убит…
Если отсюда их не убрать,
Если лютую драку их не прервать,
Растопчут они
Подземный мир,
Опоры вселенной всей
Сокрушат,
Обрушат каменный свод,
Да так, что за три столетья потом
Каменных опор не поднять,
Сводов обрушенных не сомкнуть.
Истребится наш
Материнский род,
Пропадет наш
Отеческий род…
Ох, тошно,
Ох, больно мне!
Ходуном под их ногами пошел
Каменный купол
Твердыни моей…
Гром от их ударов такой,
Что все трясется вокруг меня…
Содрогается утроба моя,
Ноет в брюхе,
Ломит в висках!..
Неужели срок наступил,
Неужель оторвется и упадет
Железное солнце мое —
Так степенный старик
Стонал и вопил…
Слыша заклятья его,
Шаманы подземных бездн,
Шаманки черные трех пропастей
Подымались из бездонных глубин,
Глядели на битву богатырей.
Острые осколки камней,
Вылетая из-под богатырских ног,
Ударяли прямо в глаза,
Ослепляли шаманов абаасы…
С воплем падали навзничь они,
Страшными голосами они
Выкликали заклятья свои:
— Через год в эту пору
Уйметесь вы,
Лопнут ваши злые глаза,
Будете вы тогда
Глазницами пустыми смотреть,
Словно дырами в столбах городьбы!
Пусть языки отсохнут у вас,
Пусть шеи свернутся у вас,
Пусть оцепенеет дыханье в груди! —
Так заклинали они
Заклятьями трех пропастей
Дерущихся богатырей,
Прогоняли их
В Верхний мир…
Исполин айыы
Нюргун Боотур
Адьараю могучему, наконец,
Глубокие раны нанес;
На восьмые сутки борьбы —
Открытые раны нанес;
На девятые сутки борьбы —
Сквозные раны нанес;
Словно проруби в толстом льду,
Страшные раны зияли насквозь
В теле адьарая-богатыря.
На десятые сутки,
Казалось, настал
Исход поединка их.
Туго Нюргун Боотур
Туловище адьарая сдавил,
Как железом полосовым, оковал
Тяжеленную тушу врага;
Оторвал чудовище от земли,
Перекинул через бедро
И о камни грянул его.
А оборотень-адьарай,
Превратись в три тени, пропал;
На три стороны разлетелись, как дым,
Три черных тени абаасы,
И с новой силою, невредим,
Налетел Эсэх Харбыыр
На Нюргуна-богатыря…
С утроенным пылом они,
С учетверенной силой они
Сшиблись, как две огромных скалы,
С громом, с треском,
В искрах огня…
Вдруг, схватившихся намертво, их
Сила некая подняла,
По воздуху понесла,
Только ветер завыл в ушах.
И хоть быстро летели они,
Но не прекращали борьбу.
Крепко, поперек поясниц
Дюжими руками схватясь,
Плевали друг другу в лицо…
Долго ли летели они —
Не у кого спросить.
Сила, которая их несла,
Опустила на землю их
На серебряном склоне горы святой,
Где месяц рождается молодой,
На седловине горы золотой,
Откуда солнце встает.
С новой яростью
Ратоборцы взялись
Друг другу хребты ломать,
С десятикратной силой взялись
Друг другу ребра давить,
Так что хрустели мышцы у них,
Так что звенели жилы у них,
Так что трещали суставы их.
Видя, что свирепеет борьба,
Видя, что лютеет вражда —
Смерть пришла,
Бушевать начала…
Расплескались воды
Рек и озер,
Вздулись темные воды
Морских глубин,
Затапливая берега.
Седловину священных гор,
Где рождается солнце-тойон,
Растоптали как творог, богатыри,
Сравняли с темной землей.
Огорчилось солнце-тойон,
Отвратилось от мира совсем
Светлой своей стороной,
Повернулось к миру оно
Черной своей стороной;
И на четверо суток
По всей земле
Беспросветная тьма легла.
А бедняжка луна-хотун,
О серебряной жалея горе,
Светлое скрыла лицо,
Совсем затмилась она…
Девятиярусные небеса
От яростной битвы богатырей
Расплескивались, подобно воде
В круглом деревянном ведре.
Бедственный Нижний мир
Переливаться стал через край,
Как опрокинутая лохань.
Средний, серо-пятнистый мир
Всей огромной толщей своей
Содрогнулся и затрещал…
Налетела, завыла пурга,
Черная буря пыль понесла,
Зашумела, загрохотала гроза;
Беременные женщины на земле
До времени стали рожать,
Недозрелый выкидывать плод;
Кобылицы жеребые на лугах
Недоношенных выкинули жеребят…
Коровы стельные, жалко мыча,
Выкинули телят…
Великий урон настал,
Повсеместное несчастье пришло.
Где б ни горел священный огонь,
Где б ни жила семья,
Всюду громкий слышался плач,
Всюду в дверь стучалась беда…
Было не у кого защиты просить,
Было неоткуда
Помощи ждать…
Обезумев, вопя, голося,
От кровожадности трепеща,
Грозные илбисы неслись.
Лютые духи войны;
Хохотали, визжали
Дочери их;
Чмокая ненасытным ртом,
Губы вытягивали свои,
Крови просили они…
Ужас настал,
Беда без границ.
Верхний мир
Колебался, гремел;
Средний мир,
Шатаясь толщей своей,
Трещинами разрываться пошел…
Нижний бедственный мир,
Рухнуть готовый, дрожал;
А если бы обрушился он,
Распалась бы вселенная вся
Вопли и стенанья неслись
Отовсюду, из трех миров:
— Разрушается мир!
Прекратите бой!
Уберите их,
Отправьте их
Далеко, за предел земли! —
Эти вопли,
Общие эти мольбы
Были услышаны наконец
Дьылга Тойоном самим,
Чынгыс Хааном самим.
И, рассудив, решили они —
Великие владыки судьбы —
И непреложную волю свою
Утвердили
И так изрекли…